Дорога к фронту (СИ) - Ливадный Андрей Львович - Страница 34

— А мы что тупее их?

— Историю нельзя перекраивать! — отрезал Игнат. — Ничего путного из этого не выйдет!

— Но как же быть?

— Их надо ликвидировать, пока они не развернулись под прикрытием абвера! — Панфилов зол и собран. — Только сначала мы должны отправить сообщение.

— Ты же сказал, что связи нет! — напомнил я.

— Есть один заранее оговоренный экстренный способ. Здесь недалеко. Километров двадцать. Сообщение надо обязательно оставить, — повторил он. — На тот случай, если сами не справимся.

— Ладно. Но пешком по немецким тылам, — быстро не обернемся, а эти двое могут куда-нибудь свалить.

— Значит нам потребуется немецкая форма и транспорт.

— Согласен. С твоим знанием языка, может и проскочим. Где будем брать?

— На дороге. Ножом умеешь работать?

— Раньше не приходилось.

— Тогда я сам. Подстрахуешь, — он взглянул на компас, развернул карту, сделал на ней какие-то пометки и скупо подытожил: — Пошли, Андрюха, нечего тут время терять. В сумерках как раз к грунтовке выйдем.

Удивляюсь его внезапной выдержке. Лично я на нервах. Происходящее никак не укладывается в голове.

«Ну, допустим, ликвидируем мы двух зарвавшихся европейских „бизнесменов“, а что это даст? Червоточина-то не исчезнет. Да и их „партнеры“ в далеком будущем тоже никуда не денутся. Будут и дальше продвигать проект всеми доступными способами».

Честно говоря, такие мысли спокойствия не добавляют. Решимость есть, но на душе все равно тревожно.

К дороге мы добрались уже в темноте.

Немецкие колонны движутся на восток. Между деревьями то и дело мелькает свет фар.

Залегли, наблюдаем. Судя по карте, поблизости есть развилка. От грунтовки отходит несколько проселков. Один из них по словам Панфилова нам и нужен.

Игнат коснулся моего плеча, указал на отсветы костерков:

— Туда. Ползком.

Ночной лес по обе стороны от дороги метров на сто в глубину превратился в становище врага. Фашисты чувствуют себя в полной безопасности. О партизанах они пока даже не слышали, ночных налетов авиации не боятся, а на окруженцев им плевать. Быдлом нас считают.

Повсюду слышится чужая речь. Изредка кто-то хохочет, видимо в ответ на какую-то шутку.

Мы подползли ближе. Далеко не все части на марше. Многие встали на ночлег.

Удивительно, но вразрез со сложившимися стереотипами, у фашистов очень много гужевого транспорта. Лошади и подводы попадаются часто, а вот мотоциклы или бронетранспортеры — намного реже.

Где-то около часа мы потратили на выбор цели. Группы, сравнимые с отделением, нам не подходят. Абсолютно бесшумно вряд ли сработаем.

Наконец нам попалось искомое. Трое немцев, судя по всему — связисты. Фельдфебель и двое рядовых. Остановились, съехав в лес. Развели костерок. Командир спит, двое его подчиненных лениво переговариваются, сидя у огня. В котелке (в сечении он напоминает боб), что-то булькает. Мотоцикл с коляской стоит поблизости. Пулемета на нем нет. На запасном колесе закреплено несколько катушек с проводом и пара ящиков.

— Берем этих, — прошептал Игнат. — Тебе левый, мне правый. Бьешь рукояткой пистолета в висок.

— А фельдфебель?

— Я с ним разберусь.

Мы поползли еще ближе. Дождавшись очередного взрыва хохота, донесшегося от соседнего бивуака, мы с Игнатом, пригибаясь, рванулись к костру.

«Мой» немец что-то почувствовал или услышал, — он начал привставать, одновременно оборачиваясь. Из-за этого удар оказался неточным. Вместо виска я попал сбоку по зубам. Бил, как говорится, «со всей дури». Похоже сломал ему нижнюю челюсть. Фашист замычал. Удивительно сколько эмоций способно отразиться в чертах и во взгляде буквально за долю секунды. Боль, удивление, испуг, ненависть и что-то глубинное, практически звериное. Я ударил еще раз, — рукояткой «ТТ» в лицо. Щедро брызнула кровь. Немец «поплыл», а я внезапно растерялся, совершенно не понимая, что же делать дальше⁈ Стрелять нельзя. Ножа у меня нет. Если он вдруг сейчас заорет, то все пропало!

Выручил Панфилов. Он уже разобрался с двоими и пришел мне на помощь, резким, четко поставленным движением свернув связисту шею. Тоже самое он только что проделал со спящим фельдфебелем, судя по неестественному повороту головы последнего.

Я подхватил обмякшее тело. Ничего даже не брякнуло.

— Быстро переодеваемся, — приказал Игнат. — Ты рядовой. Возьми форму вот у этого, — он указал на труп второго связиста. — У твоего все кровью забрызгано.

Я с трудом отдышался. В висках снова стучит. Сказываются последствия контузии и предельная мобилизация сил во время рывка.

Прислушиваюсь. Вроде бы ничего не изменилось в окружающей обстановке. Все так же доносится немецкая речь, изредка перемежающаяся хохотом. Весело им. Небось обсуждают обещанные наделы русской земли…

Гоню прочь лишние мысли. Адреналина и без того хватает, а нам надо выглядеть спокойными, даже немного сонными и недовольными, что приходится ехать куда-то ночью.

Из трофеев нам достались три карабина. У фельдфебеля Панфилов забрал кобуру со стареньким «люггером».

Трупы мы укрыли плащ-палаткой. А то слишком вызывающе сереют в ночи нательным бельем.

— Держи, — Игнат протянул мне мотоциклетные очки. — Морду топором и все время молчишь. Что бы ни случилось. Договорились?

Я кивнул, усаживаясь в коляску. В ногах внезапно обнаружилась зачехленная радиостанция. Справа от меня приторочена седельная сумка. Еще две такие же расположены за водителем по обе стороны от заднего колеса. Хоть бы в них оказалась еда…

Трофейный карабин держу на коленях.

Панфилов тем временем затушил костерок, завел двигатель мотоцикла, включил фару и уверенно выехал на грунтовку.

Мы сразу пристроились к колонне грузовиков. На нас никто не обращает внимания, по крайней мере пока.

Примерно через километр показалась первая из развилок. Движение здесь никто не регулирует, свернуть в лес — не проблема, но нам нужно проехать дальше, до следующего проселка.

Еще через пару километров показался съезд. Тоже неохраняемый, и Игнат резко свернул на него, отделившись от общей колонны.

Никто нас не окликнул, не заорал и не выстрелил вслед. Через некоторое время, отъехав на приличное расстояние, мы остановились. Панфилов вновь сверился с картой, и сухо произнес:

— Надо поторопиться. Когда будем возвращаться, поневоле привлечем больше внимания. Лучше проскочить в глухой предрассветный час.

— А куда мы едем, Игнат?

— Тут недалеко. Теперь уже километров десять осталось. Хутор.

— Там связной?

— Нет, все намного проще, — Панфилов не стал вдаваться в подробности, — На месте сам все увидишь.

Остаток пути ехали молча. Оба устали, но когда нам удастся поспать и удастся ли вообще, неизвестно.

Проселок вскоре принял вид заросшей лесной тропки, которой этим летом явно никто не пользовался, а еще примерно через полчаса мы выехали на обширную прогалину. Судя по ее размерам и форме, — это старая вырубка, позже выкорчеванная и распаханная. Поле заросло бурьяном. Бревенчатые строения, притаившиеся на краю леса, носят явные следы пожара. Крыши провалились, лишь кое-где видны обугленные стропила.

Игнат подрулил к стоящему на отшибе сараю и заглушил мотор. Я вылез из коляски, осматриваясь и разминая ноги.

— Ну, так какой у нас способ связи?

— Археологический, как ты и предположил, — ответил Панфилов, отсчитывая шаги от угла покосившегося дощатого строения. — Посмотри у немцев где-то должна быть саперная лопатка.

— Есть, — я быстро отыскал инструмент.

— Вот тут, где я стою, копай. На глубину в полметра, — он снял с шеи шестигранный бакелитовый посмертный медальон[2], свинтил с него крышечку, вынул бланк со своими данными и на обратной стороне написал:

«Романову». Дальше последовал бессмысленный для меня набор цифр, разделенный точками.

— Он поймет?

— Когда в раскопе обнаружат мой медальон? Конечно поймет. Цифры — это условный код, означающий попытку вмешательства в линию времени со стороны немцев.