Развод. Цена ошибки (СИ) - Королева Дарина - Страница 22

— Из Липовки, — я улыбнулась, разминая затёкшую шею. — Село такое, триста километров отсюда.

— А родители?

— Отец — механизатор, мама — библиотекарь. Они с отцом держат хозяйство, огород. Простые люди, — я на мгновение задумалась, вспоминая их морщинистые от работы руки. — Пожилые уже. Но в них столько любви и мудрости... Когда я на бюджет поступила, они так радовались. Папа даже прослезился, хотя никогда его плачущим не видела.

"Учись, — говорит, — доченька. Мы-то не смогли, а ты должна.”

И я всё рассказала. Про родителей, про общагу и подработки. Про мечту создавать пространства, которые будут менять жизни людей к лучшему.

А потом он рассказал про себя. Немного, отрывисто. Про фирму на грани банкротства. Про маленького сына, которого видит реже, чем хотелось бы. И я поняла — мы оба знаем, как это, когда жизнь загоняет в угол. Но иногда именно в такие моменты она делает неожиданный поворот…

Только о ней — о той, что оставила его с ребёнком на руках и долгами — он не говорил ничего. Лицо каменело, взгляд уходил куда-то внутрь, в глубину непережитой боли.

"Не будем об этом, " — всё, что он сказал тогда. И я поняла: некоторые раны лучше не трогать, пока они не затянутся сами.

Он долго молчал, глядя на готовый проект, потом тихо произнёс:

— Я возьму тебя на работу. Нормальная зарплата, полный день. Диплом сможешь писать прямо здесь.

Наш проект социально-культурного центра для детей стал настоящей сенсацией.

На презентации я чувствовала себя как на взлётной полосе — каждое слово, каждый чертёж работали как точно наведенная ракета. Инвесторы буквально проглатывали презентацию — их восхищала не только эстетика, но и продуманность каждой детали.

— Уникальное решение, — говорил один из членов комиссии. — Мы не просто получаем здание. Мы получаем пространство, которое живёт и дышит вместе с городом.

Вадим смотрел на меня с такой гордостью, будто я была не просто сотрудницей, а чем-то большим. После презентации посыпались предложения.

Девелоперская фирма "Вавилон" вдруг стала восходящей звездой архитектурного рынка — и во многом благодаря мне.

Мои дни превратились в непрерывный калейдоскоп встреч, согласований, расчётов. Интерьеры детского центра — это был мой персональный вызов профессионализму. Каждый материал, каждый элемент декора — под моим пристальным контролем.

Я консультировалась с инженерами, спорила со строителями, корректировала чертежи по ночам. Даже согласовывала решения с психологами, реабилитологами. Неврологи помогали продумывать сенсорные маршруты. Вадим удивлялся моей дотошности, но никогда не останавливал.

"Ты — гений", — однажды сказал он, когда мы поздно вечером рассматривали макет центра.

Вадим наблюдал за мной с каждым днём всё более внимательно. Сначала были профессиональные комплименты. Потом появились подарки — книги по архитектуре, редкие журналы, которые я могла только мечтать увидеть.

Вадим менялся буквально на глазах. От замкнутого, напряжённого мужчины — в уверенного в себе делового босса. История с бывшей женой, которую он категорически не хотел обсуждать, постепенно переставала быть болезненной занозой.

Однажды он привёл Марка в офис. Крошечный мальчик с огромными глазами, который на тот момент едва научился ходить. Годик — самый удивительный возраст, когда каждое движение — это открытие.

— Познакомься, это Рита, — сказал Вадим. — Она делает наш мир красивым.

Марк посмотрел на меня, и что-то внутри дрогнуло. Он не заплакал, не отвернулся — просто доверчиво протянул мне деревянную машинку. Нянечка, которая была с ним постоянно, удивлённо развела руками:

— Он обычно чужих боится.

Вадим усмехнулся:

— Видишь? Он тоже чувствует, что ты особенная.

Постепенно я стала частью их мира. Помогала укладывать Марка спать, когда у Вадима были срочные встречи. Читала ему книжки, собирала пазлы, учила первым словам. И с каждым днём граница между профессиональными отношениями становилась всё призрачнее.

Офис превратился в мой второй дом. Ночные смены, бесконечные чертежи, кофе в стаканчиках. Вадим часто задерживался со мной, помогал, подбадривал. А потом как-то незаметно начал подвозить до дома, присылать за мной машину.

— Тебе не удобно в общаге, — говорил он. — Давай переберёшься ко мне? Отдельная комната, нормальные условия для работы.

Я колебалась недолго. Влюбилась я в него ещё тогда, в ту ночь, когда мы вместе делали проект.

— Хорошо, — ответила я.

Марк обнял меня в тот вечер, когда я переезжала.

" Мама ", — впервые сказал он. И мой мир перевернулся.

... Белый потолок палаты. Запах медикаментов. Воспоминания отступают, но я знаю — они вернутся снова. Потому что именно в тот вечер началась история, которая привела меня сюда. И я ещё не знаю, чем она закончится.

________

ГЛАВА 29

ГЛАВА 29

Рита

Больничный коридор остался позади — серый, холодный. Врачи улыбались, успокаивали, а я чувствовала себя выжатой до последней капли — как старая тряпка, которую забыли развесить сушиться.

Такси везёт меня домой. Дочка спит на руках, её дыхание — единственное, что удерживает меня в реальности.

Марк...

Телефон в руках — он весь в его фотографиях.

Вот он в синем комбинезоне — лужи, брызги, восторг трёхлетнего мальчугана. Вот — первый поход в цирк, огромные глаза, игрушечный слон в руках. А вот мы вместе — его щёчка прижата к моей, оба смеёмся.

Пальцем глажу его вихрастую макушку на экране. Слёзы капают прямо на смартфон — солёные, горькие. Где ты, мой мальчик? Что с тобой? Скучаешь ли? Спрашиваешь ли обо мне?

Да, я не его родная мать. Но я стала родной. С первого дня, когда Вадим привёл его, моё сердце ёкнуло — непослушный, напуганный комочек, которой захотелось сразу прижать и не отпускать.

"Мой сынок", — шепчу. И сердце разрывается на части.

Я воспитала его, после того, как его оставила родная мать. Он проводил первый год своей жизни с чужим людьми — нянями, конвейер чужой заботы, мелькающие лица, отсутствие стабильности.

Я — его настоящая мама. Не по крови — по душе.

Всегда говорила "мой сыночек", "наши дети", "наш Марк". Чтобы он не чувствовал себя чужим, урезанным, неполноценным. Чтобы знал — он любим. Целиком и полностью.

Помню каким он был — сплошной комок нервов. Истерики, крики, панические атаки — подарок от бывшей жены Вадима, которая бросила сына ради голливудской мечты. Психолог говорила: "Посттравматический синдром брошенности".

Виолетта... Её имя — как яд. Актриса, которой важнее премьеры, чем собственный ребёнок.

Но ещё тогда я не знала имя настоящей матери Марка — Вадим сказал, что не хочет обсуждать свою бывшую. Какая разница кто она? Как её имя? Хочу забыть и начать с чистого листа.

А я... Я растила его. Каждый день — битва за его психику. За его улыбку. За его спокойствие. И мы победили. Марк научился доверять. Смеяться. Любить.

А что теперь? Опять брошен. Только на этот раз — мной?..

Больше недели мы не виделись. Никаких звонков. Никаких новостей. Он даже в садик не ходит. Что с ним происходит? Как переживает это расставание?

Нелюди. Бездушные существа...

Такси останавливается. Серые стены, знакомые окна — двор проступает сквозь стекло, как старая фотография.

Дочка посапывает на руках — она ещё не понимает, какой шторм творится вокруг. Повезло ей. Маленький кораблик в огромном море родительских конфликтов.

Ариша заёрзала — чувствует моё напряжение. Крошка только-только победила болезнь, а мне ещё предстоит разбираться с разводом, с жильём, с адвокатами.