Тени зимы (СИ) - Волков Тим - Страница 1

Земский докторъ. Том 6. Тени зимы

Глава 1

— К терапии внутренних болезней относится следующее… — аккуратно вывела Аглая. Снова опустила в чернильницу перо и вдруг почувствовала, как ребеночек в животе начал толкаться…

Женщина охнула, улыбнулась… и посадила в тетрадь жирную кляксу!

— Тьфу ты!

— Ты что там, Аглаюшка? — из-за тонкой стенки послышался приглушенный голос матушки.

— Толкается!

— Так это и славно, доча! Богатырь будет… Ты бы ложилась уже.

— Да времени-то еще девяти нету! К тому ж, и Глафира обещала зайти.

— Как придет — чаю с пирогами попейте!

— Только с брусникой оставьте чуток, — это уже подала голос младшая сестрица. Другая — еще чуток помладше — тихонько засмеялась… Братец же давно уже спал.

— А ну цыц, девки! — прикрикнула матушка. — Спите уже. Завтра вставать раненько — будем квашню затворять.

Аглая улыбнулась. Работа есть работа, а дом — есть дом. Все же, как хорошо в избе! Тепло, печка протоплена…

— Аглаюшка! Трубу не забудь закрыть, — напомнила матушка.

— Да уж не забуду.

Встав, Аглая прибавила в керосинке огня и подошла к висевшему на стене зеркалу. Погладила живот, сама на себя посмотрела. Если б не живот, так и не сказать, чтоб беременная. Румяное, круглое, с высокими скулами лицо, покрытое лёгким загаром и россыпью веснушек, карие лучистые глаза, домашняя телогреечка, накинутая поверх ночной рубашки…

Интересно, кто родится? По всем приметам — мальчик. Да, если и дочка — тоже ничего, времена теперь новые, теперь и девочки — не в обузу. Как назвать вот… Если мальчик, так, может, Колей? В честь отца супруга… Алексея Николаевича Гробовского. Эх, Алексей, Алексей… как ты, где ты? Жив ли?..

Аглая погнала эти страшные мысли прочь.

Последнее письмо от супруга пришло больше месяца назад — он тогда был где-то под Ригой, писал, что получил новый чин — штабс-капитана. Немцы, взяв Ригу еще в сентябре, продолжали наступление, и фронт едва держался. Но, это было тогда, при прежнем правительстве, нынче же Советская власть заключило с Германией перемирие и приступило к переговорам — кость в горло бывшим союзничкам, Антанте. Теперь те — враги. Да и немцы — друзья, что ли? Да и еще на фронте многие генералы против новой власти. Тот же Николай Николаевич Юденич, атаман Краснов, Бермондт-Авалов… Правда, в газетах пишут, что они и сами-то промеж собой враждуют, хуже некуда. Юденич — знающий и толковый генерал, взявший турецкий Эрзерум — за Антанту, Краснов — за немцев, Бермондт-Авалов вообще сам по себе. И это только на Северном фронте!

Именно этим фронтом Аглая и интересовалась — ведь где-то там воевал муж, Алексей Николаевич Гробовский, бывший сыскной агент… и бывший сотрудник народной милиции…

Как он лежал тогда в больничной палате, раненый, после операции, блестяще проведенной Иван Павловичем… Как попробовал картофельные калитки:

— Вкусные у вас пирожки!

А потом вдруг начал ухаживать… Интеллигентный городской человек — за простой сельской девчонкой…

— Аглаюшка, я ведь тоже не из графьев!

И вот — свадьба. И сразу со свадьбы — на фронт…

Эх, был бы жив! А то…

Доктор, Иван Палыч, сгинул, утонул во время схватки с матерым бандитом… Господи, как же жаль! Ну, что он туда полез, разве милиции нету? Ох, Иван Палыч… до всего ему было дело, до всего! И вот, теперь даже ни тела, ни могилки… Где-то на дне реки! Бедная, бедная Анна Львовна! Они уж и свадьбу решили в декабре… И вот… Анна Львовна нынче только работой и спасалась. Пыталась забыться, устраивая судьбу школы, здесь, в Зарном — и уже как-то обмолвилась, что нашла учителей…

Вздохнув, Аглая уселась за небольшой письменный стол с выдвижными ящичками. Стул, комод, узкая койка…

В деревенских избах почти никогда не устраивали отдельных комнат — не проходило бы тепло, не протопить было б. Максимум, отгораживали занавесками угол. Так, собственно и здесь был точно такой же «угол», но теплый, за печкою, потому можно было и фанерой отделить, и даже устроить дверь. Появилась комната. Вот ее-то и снимал Иван Павлович Петров, молодой земский врач, снимал аж с царских времен и до самого последнего времени. Именно он сделал для Аглаи так много, что ее даже назначили заведующей земской больницей! В двадцать один год! А все Иван Палыч… Грамоте обучиться заставил, учебники по медицине читать. Ну и, конечно, практика. Практика для врача — важнейшее дело!

Аглая снова уселась за стол…

Кто-то тихонько поскребся в окно. Женщина встала.

— Глафира, ты? Заходи. Только — тсс! Мои спят уже.

На крыльце послышались легкие шаги, и вот уже в дверях показалась Глафира, худенькая деревенская красотка с румяным курносым лицом. Валенки с галошами, приталенный собачий полушубок — модница! Из-под вышитого шерстяного платка — толстая светлая коса с синею лентой. Оформленная в больнице санитаркой, Глафира быстро обучилась всему и сейчас исполняла роль опытной медицинской сестры. И, кажется, была неравнодушна к новому молодому доктору — Леониду Сергеевичу Лебедеву, с месяц назад приехавшему в село из Петрограда вместе с Иваном Палычем. Приехал, да так в Зарном и остался. Правда, вот, надолго ли?

— Садись, Глафира, посейчас чай принесу! Тут ныне почаевничаем… Спят все! Ты толченку будешь?

— Ммм…

— С молоко-ом!

— Ну, давай, — сняв полушубок, легко согласилась гостья. — Не объем хоть вас?

— Да не объешь, хватает пока еды-то!

Ращупкины — семейство Аглаи — считались по деревенским меркам зажиточными, правда, не шибко — этакие середнячки. Держали корову, коз, куриц и даже овец. Сестры да братец уже, слава Богу, подросли — помогали матери управляться. Да и у самой Аглаи было неплохое жалованье… когда деньги еще чего-то стоили. А нынче платили пайком! Недавно выдали рис да макароны — продукты в деревне невиданные! Ну… и то — подспорье.

Эх, вернулся бы еще батюшка с войны! Или — супруг…

— Глафира, пошли… Чай принести поможешь…

Принесли и заваренный из кипрея «чай», и миску картофельной «толченки» с поджаристой корочкой, и ржаные калитки с просом, и даже «белый» овсяный кисель, посоленный и политый постным маслом. Масло тоже, кстати, дали в пайке.

Расставили все, расположились…

— Что читаешь? — гостья с любопытством схватила книжку. — Адольф Шру… Штру… Штрюмпель… Господи, ну и имечко! «Учебник частной патологии и терапии внутренних болезней». Ого!

— Хорошая книга. Полезная, — улыбнулась Аглая. — Анна Львовна специально для меня в городской библиотеке взяла! Вот, выписываю… Отдавать ведь скоро! Ты, кушай, кушай, Глаша.

— Да уж, благодарствую! Аглая… ты бы это, всем-то подряд дверь-то не открывала. И в окна бы не сильно выглядывала.

— Что, опять шайка завелась?

— Тю! Завелась? — гостья неожиданно рассмеялась. — Да шайки-то у нас и не переводились! Уезд-то большой, лесов да урочищ много. Налетят на конях, пограбят — и в лес, спрятались! Говорят, и в город набеги делают, и по деревням. По деревням, правда, не особисто.

— Это чего ж это — не особисто?

— Потому как в деревнях-то вместях все — обчеством! — веско пояснила Глафира. — А в город — каждый сам по себе! Никто друг друга не знает. Грабь — не хочу, никто и не затупиться.

— Ой, и в деревнях таких полно! Вон хоть тетка Феклистова, трактирщица, — Аглая махнула рукой. — Андрюшка про нее такого понарассказывал… Ла-адно, зря сплетни сводить не будем! Ох… хорошо хоть, Леонид Сергеевич у нас остался. Бедный Иван Палыч! Вот ведь, надо же так сгинуть, пропасть…

— Да уж, — согласно покивала Глаша. — Даже и могилки нет. Искали-искали мужики… Так и не нашли тело. Да уж наешь там! Река-то… течение! Да еще и дожди шли… Ладно, пойду я, Агаюшка. Поздновато уже, да тебе покой нужен.

Проводив подругу, Аглая вновь уселась за стол. Девушка она была принципиальная, строгая, и, коль уж поставила себе задачу — вечером законспектировать две главы — так уж, кровь из носу…