Долгие северные ночи - Ольховская Влада - Страница 18

Возможно, так продолжалось бы и дальше, но Давид, как это часть бывает с людьми, в которых наглость побеждает разум, поверил, что он великолепен и неуязвим. Ему захотелось чего-то большего, чем роль посредника у больших боссов. Остатки его совести понимали, что он всего лишь преступник, да еще и подставляющий других. Но такая роль его не устраивала, он достиг возраста, когда внутренние кризисы – не редкость, и ему захотелось доказать свою значимость.

Поэтому он выбрал для себя романтичный образ: борец с системой. Собственно, против системы он идейно ничего не имел, он в ней всю жизнь прожил сыто и комфортно. Но быть борцом – совсем не то же самое, что быть торгашом. Правда, рисковать лично собой Давид даже не собирался, он просто начал переводить деньги запрещенным на его родине организациям. Он выбирал их по частоте появления в массмедиа, ему казалось: чем скандальнее – тем солиднее. Порой он даже не разбирался, чем именно занимаются те, кому он отсыпал щедрые донаты.

Сперва опасная игра завораживала его, потом приелась. Давида начало не устраивать то, что о его подвигах только он и знает. Ему хотелось, чтобы им восхищались, а быть пойманным не хотелось, так что он вынужденно молчал – и это все больше его раздражало.

Никита Маршалов просто оказался не в том месте не в то время. Они с Давидом были на одной вечеринке, Давид уже едва держался на ногах, а Никита вдруг поддержал ту самую систему, которую его агент теперь подгрызал. И Давид решил убить двух зайцев одним выстрелом: похвастаться, что он меняет судьбы мира, и поиздеваться над Никитой, показать тому, что от его имени давно уже получают деньги люди, которых он презирает.

Так Никита и узнал про офшорные компании и незаконные переводы. Он, в отличие от Давида, был трезв и пришел в ужас. Именно тогда он начал разыскивать юриста, который помог бы ему выбраться из этой ямы. Никита понимал: где большие деньги – там большие проблемы, которые не ограничиваются одним лишь Давидом. Маршалов даже подумывал пойти в полицию, но так и не решился как раз из-за переводов: он боялся, что его обвинят в том, на что он был не в состоянии повлиять. Паника нарастала, он не мог избавиться от ощущения, что попал в безвыходную ситуацию. Поэтому он и снимал те странные ролики для фанатов, простодушно полагая, что это способно стать хоть какой-то подстраховкой для него.

Между тем Давид протрезвел и в полной мере осознал, что натворил. Тогда, под влиянием момента, он сам себе казался неуязвимым. Теперь же он понимал: не только он может погубить Никиту, противоположная ситуация тоже возможна.

Для начала он попытался поговорить с подопечным, но тот изо всех сил избегал его. Они пересекались разве что в студиях и на съемочной площадке, однако там Давид не рискнул бы откровенничать. Он попытался настоять на разговоре, и Никита вроде как не отказывался – и не соглашался. Ситуация все стремительней катилась непонятно куда.

Именно тогда Давид и прибег к помощи Вадима – того самого артиста, который тоже был в квартире в ночь смерти Никиты. Выбор был не случайным: агент прекрасно знал своих подопечных и привлек того, кого уже не раз забирал из «обезьянника» после очередной пьяной драки.

– Я так понимаю, он тоже узнал, что у него там офшорная империя самообразовалась, как плесень в душевой? – сухо уточнил Гарик.

– Ну да… Но ему я сразу пообещал часть прибыли, он даже счастлив был!

– Его счастье меня не интересует, мне важнее другое: вовлекая в дело этого упыря, ты сразу знал, что будет кровь.

Чувствовалось, что Давиду по привычке хочется возразить, но он и сам понимал, насколько это глупо сейчас. Пришлось признаваться:

– Да… Я догадывался. Но что еще мне оставалось?! Никита не хотел говорить, понятно, что с ним цивилизованные методы не сработали бы!

В этот момент Гарик внимательно наблюдал за собеседником, пытаясь определить: понимает ли Давид всю чудовищность того, что несет? Нет, не похоже. Он привык считать себя единственным положительным персонажем той истории, в которую он превратил свою жизнь. Следовательно, он всегда прав, а те, кто ему мешает, заслуживают любой участи, которую он для них выберет.

При этом он действительно не планировал убивать Никиту, но не из жалости, а из трусости. Он понимал, какой скандал последует за убийством, какой риск это принесет. Нет, ему куда выгоднее было заставить Маршалова замолчать, а впредь действовать осторожней.

Именно поэтому он уверенно втянул в дело Ташу. Она не знала и половины того, что происходит на самом деле. Да она и не рвалась, она просто не хотела ссориться с Давидом. Она свое дело сделала: заманила Никиту в ловушку, а потом с радостью ускакала из квартиры. Ей казалось: если она не увидит того, что произойдет, наказывать ее не за что.

Да так бы и было, если бы все прошло строго по плану Давида, однако ситуация очень быстро вышла из-под контроля. Вадим начал драку, только вот Никита не смирился с избиением, он сопротивлялся – и слабым он не был. На него пришлось наброситься и Давиду, который до последнего надеялся отсидеться в стороне.

– Но сильнее бил Вадим! – тут же подчеркнул продюсер. – Я скорее держал… Да и то чуть-чуть… Там была такая суматоха, Никита угрожал мне, я опасался за свою жизнь!

– Так, это пока законсервируй, адвокату своему передашь, – велел Гарик. – Мне не интересно. Ты мне вот что скажи… Когда вы поняли, что должны его убить?

– Да мы как-то не подумали… Все получилось само собой…

– Сам собой убился?

– Это не смешно!

– Хорошо, что ты начинаешь это понимать.

Никита не просто сопротивлялся, ему удалось нанести пару удачных ударов, он почти добрался до двери. Это окончательно взбесило и без того несдержанного Вадима, он подхватил с полки какую-то каменную статуэтку, бил уже ей… Давид сейчас клялся, что умолял подельника остановиться, но Гарик предполагал: на самом деле этот трус просто ждал в стороне, чем же дело кончится.

А дело кончилось множественными травмами, среди которых были сломанная челюсть и выбитый правый глаз. Стало ясно, что к прежней жизни Никита уже не вернется никогда, и молчать он вряд ли будет. Тогда Вадим – конечно же, единолично! – решил выкинуть его из окна так, чтобы Никита упал на каменную конструкцию, способную окончательно изуродовать его тело и скрыть следы драки.

– Почему он был пьян? – спросил Гарик.

– Вадим заставил его выпить… Ну, что нашел в баре, то и заставил, влил в него просто…

Нужно было сдержаться, остаться профессионалом, не реагировать эмоционально – и не поддаваться растущему желанию придушить этого трясущегося слизня своими руками. Может, Матвей и справился бы… Гарик тоже справился, но частично: он сжал горло продюсера, припер к стенке, заглянул в глаза так, что Давид просто не мог отвернуться.

– Ты понимаешь, что он чувствовал, когда вы ему в сломанную челюсть это пойло вливали?

– Это не я! Это Ва…

– Ты! Без тебя этого не было бы, и твой друг Вадим оставался бы обычным барным быдлом. Но в итоге вы человека убили, который, в отличие от вас, уродов, жил честно.

– Это все ошибка! Ты обещал меня не трогать!

– Я обещал тебя не убивать. Это немного другое.

Гарик все-таки не сдержался, он чуть отодвинул Давида от стены, только чтобы ударить об нее головой. Этого хватило, чтобы глаза заплаканного вершителя судеб закатились, и он снова осел на пол. Правда, удар получился слабоват, и Гарик допускал, что причина обморока скорее в нервном срыве… Но какая уже разница?

Он стянул перчатки, прошел в соседнюю комнату, чтобы даже не смотреть на Давида, и только там набрал номер Форсова.

– Босс, это я… Я тут завершил расследование… Ну, вы как бы не поручали – но я как бы все равно расследовал… Короче, то, что начиналось «на отвяжись», в итоге вышло на международный уровень. Я молодец и всех разоблачил, но методами, которые обеспечат мне лет пять, если сюда приедут неправильные полицейские. Так что вы, пожалуйста, сделайте как-нибудь так, чтобы приехали правильные и победителей действительно не судили.