Белый генерал. Частная война (СИ) - "Greko" - Страница 54

Я же написал в Лондон генералу Горлову, нашему военному агенту. Лучше его никто не умеет собирать военно-технические секреты. Но все это детские мечты. Где взять такую прорву денег, чтоб замахнуться на этот ваш военпром?

— О, денег я тебе найду столько, что старик Ротшильд удавится от зависти.

А вот на этом месте подробностей!

Мне кровь из носа был нужен мир. Причина банальна и проста — в разоренной дотла долгой войной Боснии и Герцеговине нечем кормить такую прорву пленников, коих мы захватили. Кундухов с севера поставлял их буквально в промышленных масштабах — вцепился в отходивших за Саву австрияков и колошматил их почем зря. Особенно доставалось гонведу, скоро вся местность от Мостара до Метковичей, где военнопленные строили дорогу через горы, заговорит по-венгерски. Я по ней проехал — хорошее шоссе получалось, обозы с великолепным герцеговинским табаком, столь востребованном в Царьграде, хлынут широким потоком. А если мы замиримся с австрияками, на родину вернутся тысячи мадьяров, словаков и чехов, которым основательно прочистили мозги специально назначенные Алексеевым люди. Очень злыми на Вену они вернутся.

Мир… Предложение о переговорах в Дубровнике-Рагузе с Дьюлой Андраши-младшим пришлось как никогда кстати. 18-летний сынок самого влиятельного человека Дуалистической монархии попросил через посредников о встрече, и я с готовностью согласился. Предчувствовал, что мне принесут оливковую ветвь. А чего иного ожидать? Вена кровью умылась, мировая пресса трубила о грядущем конгрессе в Константинополе относительно судьбы западных Балкан. Полыхало не только у нас, в соседних албанских провинциях разгорелось нешуточное восстание. Пламенело и на австрийской Военной границе — Лондон с Петербургом били тревогу и настаивали на немедленной реакции большого концерта. Вене срочно требовалось определиться с позицией, понять, с чем выходить на общеевропейские переговоры.

Правда, выбор переговорщика с австрийской стороны вызвал у меня удивление, но оно сразу же развеялось, едва мы встретились в гостинице, выбранной для приватной беседы. Молодой Андраши мне напоминал героя романа графа Толстого — как князь Болконский боготворил Наполеона, так и Дьюла Габор пожирал меня глазами. Но и о своей миссии не забыл.

— Скрывать не стану, генерал, европейский концерт скандализирован случившимся в Боснии. Нам нужно приемлемое решение, — с ходу выложил он карты на стол.

В его глазах мелькала непонятная мне тревога, близкая к панике. Я не понимал ее источника — желания и возможностей раздавить австрийскую гадину у меня не было. Еще время не пришло.

— Говорите прямо, мой юный друг: Вена загнана в угол и ищет выход, чтобы сохранить лицо.

— Мы готовы признать новое боснийское государство при условии возврата Далмации, — сразу обозначил позицию Андраши.

— Без портов Боснийское королевство уподобится Сербии, виконт. Рагуза и Котор! Это не обсуждается.

Дьюла радостно сверкнул глазами. Неужели в Вене думают, что я готов дойти до аллей Шенбруннского дворца?

— Я рад, господин Скобелев, встретить в вашем лице реалиста. Твердая почва для переговоров — залог успеха.

Прыткий юноша. Хотите вернуть Сплит без малейшего выстрела? А что ты скажешь на такое?

— Скажите мне откровенно, ваш ответ не покинет стены этой комнаты. Вы в первую очередь мадьяр или подданный императора?

Андраши затаил дыхание, обдумывая, что ответить, и осторожно заговорил лишь через минуту:

— Конечно же, я венгр. Если вы намекаете на Компромисс, детище моего отца, то признаюсь честно: я считаю его предательством национальной идеи.

— О, вы не знаете, насколько правы, — с грустью в голосе сказал я. — Постоянно следовать в немецком фарватере — это обернется для вашей родины неисчислимыми бедами.

Я загрузил голову сына главного русофоба Австро-Венгрии пророчествами, которыми со мной поделился Дядя Вася. Как Венгрия потеряет не только Словакию, Закарпатье и Хорватию, но и населенные этническими мадьярами земли Воеводины и Трансильвании.

— Ваш отец, виконт, надеется спасти нацию с помощью союза с австрийцами, но вместо этого обречет ее на неисчислимые страдания. Война России с Германией столь же неизбежна, как солнце, встающее на востоке. Пока у мадьяров есть время и шанс избежать в ней участия.

Правильно говорили древние: не сотвори себе кумира. Дьюла был настолько ошарашен моим заявлением-пророчеством, что у него перехватило дыхание, и он принялся судорожно хватать ртом воздух. Я налил стакан воды и протянул его молодому венгру — ему, бедняге, еще работать и работать над собой, учиться держать лицо в сложных ситуациях. Явный пробел в воспитании, папаша Андраши-старший, слишком занятый своими интригами, упустил этот момент.

— В боснийском вопросе, — продолжал я его добивать, — мы найдем компромисс. Но что касается остального — прежде всего Хорватии и Военной границы, — вам придется выпутываться самим.

Дьюла осушил стакан и понемногу взял себя в руки:

— Мы договоримся с хорватами, если нам не будут мешать из Вены.

— И не забудьте потребовать передачи Далмации короне Святого Стефана.

— Вена никогда не согласится!

— Как знать, мой юный друг, как знать. Во всяком случае, у Будапешта появится серьезный козырь, который можно разменять на свободу рук в Хорватии и Военной Краине.

Глаза его заблестели, он поставил стакан на поднос, несколько раз звякнув стеклом о стекло.

— Дальнейшие переговоры насчет Боснии вам нужно будет вести с генералом Кундуховым, именно его скупщина в Мостаре избрала временным диктатором. Я же возвращаюсь в Болгарию, меня там ждут друзья. И матушка.

— Генерал, — вздрогнул Дьюла, — я думал, что вы в курсе случившегося. Простите, что мне придется взять на себя роль вестника горя. Заверяю вас: никто ни в Вене, ни в Будапеште к этому непричастен. Мы провели строжайшее расследование, опросили даже родственников расстрелянных вами офицеров в Баня-Луке…

— О чем вы, черт побери⁈

— Откровенность за откровенность, генерал. Ваша мать, Ольга Николаевна, убита неделю назад в Болгарии. Известие об этом всеми тщательно скрывается. Но я не мог промолчать…

— Кто⁈ — еле выдавил я из себя, чувствуя, что сейчас потеряю сознание.

Конец первой книги

Москва, 2025