Белый генерал. Частная война (СИ) - "Greko" - Страница 48

Когда поезд свернул в сторону Козары, я совсем успокоился — даже если не доедем, успеем уйти в горы.

Но мы доехали прямо до Рамичей, откуда сразу же отправили разведку. Дукмасова, двух гайдуков и Стану. Девушка настояла на своем участии, объяснив, что в городе проживает очень много герцеговинцев, занятых торговлей, и что она подозрений не вызовет. Казака, благо он черной масти, переодели в боснийское, гайдуки с ворчанием оставили свои пояса-арсеналы и от мирных обывателей отличались разве что револьверами Гассера, спрятанными в складках одежды.

Из городка к нам сразу набежало под сотню местных, выразивших желание примкнуть — их сильно озлобила австрийская фуражировка, сопряженная с грабительством. Оружия у нас пока хватало, а лишняя полурота в деле не помешает. Что не обучены — невелика беда, поставим в заслон. Зато Баня-Луку знают и все окрестности.

Уже ополночь добрались конные, а разведка все еще не вернулась. Я ложился, ворочался, вставал, ходил по комнате хана, снова ложился и все больше приходил к мысли, что их схватили. Черт его знает, как у австрийцев с умельцами по допросной части, но в Стане и Дукмасове я уверен — на крайний случай мы договорились, что они объявят себя гайдуками из-под Кнежева. А дальше… могут и к стенке поставить сгоряча. А могут и чего похуже, от немцев хорошего не жди. Издал же Филиппович приказ расстреливать на месте повстанцев, захваченных с оружием в руках.

В конце концов я бросил попытки заснуть и молился до рассвета под ироничное молчание мистера Икса. Уж не знаю, помогло мое бдение или нет, но Дукмасов вернулся — один.

— Раньше выскочить не мог, разъезды мешали. Стана и гайдуки остались у банялукских герцеговинцев. Если мы начнем, они поддержат.

— Дай Бог. Рассказывай, что там да как.

— Город вытянут вдоль дороги и Врбаса, местами шириной в одну улицу, — начал рисовать Дукмасов. — Войск немного, большая часть на караулах у складов, в двух казармах постоянно человек по сто-двести, не больше. В стари граде крепость с каменными бастионами…

Не удержавшись, чертыхнулся — вот штурмовать стены нам никак невозможно.

— Штаб корпуса в крепости?

— Нет, она полузаброшена, штаб в северной, христианской части города, в двухэтажном хане. Крепость двести на сто саженей, в ней одна казарма и дом каймакама. Если быстро наскочим, то сотни солдат на все стены никак не хватит.

— Да как же мы быстро наскочим, если до крепости нам весь город насквозь пройти надо?

— А сбоку, — хитро улыбнулся хорунжий, — в паре мест поля прямо до главной улицы доходят.

Через два часа в Баня-Луку со стороны Рамичей неторопливые волы потянули обоз из шести скрипучих телег с сеном, которые вели «новобранцы» из Рамичей. Дукмасов с конными ушел в обход, а я с остальными с шиком доехал прямо до станции Баня-Лука.

И все бы хорошо, да нет — один из наших пленных, которых я не рискнул бросить в Рамичах, заголосил «Алярм! Алярм!» Его тут же заколол кинжалом гайдук, отбив у остальных охоту издавать любые звуки, но от караула при железнодорожных складах уже бежал к нам патруль.

— Огонь, ребята!

Стрельба началась прямо из вагонов. Повстанцы выпрыгивали на обе стороны и разом атаковали саму станцию и пакгаузы. И патруль, и караулы мы снесли одним ударом. Всех, кого нашли вокруг, не разбираясь, затолкали в подвал здания вокзала, чтобы не мешались.

С юга, от крепости, донеслась едва слышная заполошная стрельба, впрочем, вскоре стихшая. Ну вот и славно, осталось добраться до штаба корпуса и взять его.

— Вперед! — взмахнул я саблей. — Быстрее, быстрее! Бегом!

И повел отряд бегом по главной улице. Мимо проносились халупы и мазанки, кукурузные поля, мечети с минаретами. Шедшие на базар босняки шарахались к стенам домов, едва заслышав дробный топот сотни ног.

Минут через пять мы добрались до нашей цели, двухэтажного дома в окружении персикового сада. Разумеется, нас уже ждали — нелепо считать противника глупее себя, но, согласно докладу Дукмасова, при штабе нес караул всего один взвод.

Немедля разгорелась перестрелка, но в хане засели еще человек тридцать офицеров с револьверами — не будь их, я бы не колеблясь приказал штурм, а так больших потерь не избежать.

— Прекратить огонь! Прекратить!

Пока доорался до старших, прошло время. В хане тоже, видимо, просчитали варианты и зазря не палили. Ну что же, надо рисковать.

— Дайте-ка мне белую тряпку!

Водрузив ее на первую попавшуюся палку, я помахал ей над каменным забором, служившим нам укрытием, а затем медленно поднялся и пошел к хану. Мне навстречу с такой же белой тряпицей двинулся офицер.

— Добрый день, я генерал-лейтенант Скобелев. В отставке.

И без того длинное лицо австрийского полковника вытянулось еще больше:

— Оберст фрайхер фон Клюгендорф…

— Господин полковник, вы окружены. Станция захвачена, крепость тоже. С минуты на минуту я ожидаю подкреплений из Кнежево и Приедора. Предлагаю сдаться во избежание излишнего кровопролития.

— Я не могу принять такое решение, но доложу командованию.

Он откозырял, исполнил поворот кругом и, позвякивая шпорами, удалился. Ну и зачем тебя присылали? Я чуть не плюнул и тоже пошел обратно. Когда до забора оставалось один или два шага, выскочил Николенька и страшно закричал:

— Ложись! Ложись!

Следом со стороны хана бахнул выстрел, и гимназист, взвизгнув, скрылся из виду. Я демонстративно прошествовал спокойным шагом к калитке, выпрямив спину, — пулям никогда не кланялся, и они всегда меня обходили. Так вышло и сейчас: стрельба из «отеля» усилилась, свинцовые послания от швабской сволочи засвистели над головой, наши ответили, и я нырнул в белый пороховой дым, как в утренний туман над лугом, целым и невредимым.

— Позер! — отругал меня мистер Икс.

Николенька сидел с бледным лицом, прижимая руку к уху, сквозь пальцы сочилась кровь… То есть австрийцы стреляли в парламентера?

— Никогда не доверял немцам.

Да, я, пожалуй, тоже не буду доверять:

— А ну, ребята, перебьем эту сволочь!

Винтовки загрохотали с удвоенной силой, а потом пролезшие через сад гайдуки ворвались в хан.

Пяток офицеров и дюжина военных чиновников и писарей — вот и все, кто уцелел. И еще десятка полтора обер-офицеров пригнали «новобранцы», наловившие их у импровизированной заставы из телег, заткнувшей выезд из города. Командующий корпуса отсутствовал, где его искать?

Следом прискакал посыльный от Дукмасова — крепость взята, караульные сдались.

— На склады!

Стоило произнести заветное слово, как во множестве появились местные герцеговинцы, многие с повозками или ручными тележками. Вот так всегда — когда нужны герои, они по домам прячутся, а когда склады грабить — все тут как тут!

— Стана с вами?

— Не, нема.

Я завертел головой. Рассветная Баня-Лука светилась от множества огней, девушке давно пора бы появиться. И беспокоило отсутствие среди пленных генеральских чинов.

— Где ваши командиры⁈ — рявкнул на дрожащего, связанного фон Клюгендорфа.

— В офицерском собрании. Рядом с вокзалом, — ответил он заикаясь.

Недолгие расспросы прояснили картину. Оказалось, мы в запарке проскочили мимо самого важного объекта в доме бывшего австрийского консула. Нужда в его работе исчезла, и его хоромы превратили в офицерский клуб. Туда мы и отправились.

— Николенька! Разыщи Стану, — попросил на ходу я парнишку, ускоряясь.

Не то чтобы мне очень сильно хотелось сцапать очередного звездного пришельца из-за Савы — возись с ним потом! — нет, меня влекло иное: я предчувствовал встречу с шампанским. Не бывает офицерского собрания без шипучки.

Предчувствие меня не обмануло — шампанское в офицерском клубе нашлось. Вместе с генералом — воротник его мундира украшала серебряная звезда, вышитая поверх золотого галуна.

Сопротивления не было. Пьяные офицеры, заслышав стрельбу у вокзала, а потом в городе, забились в углы, как мышки, и понадеялись, что все рассосется само собой и о них забудут. Даже огни погасили в доме. А тут явление ангела мщения в моем лице. Когда зажгли свечи, моим глазам предстало знакомое зрелище — на столе карты, ассигнации, канделябры, полупустые бокалы, запах одеколона и сгоревшего воска. И толпа офицеров в расстегнутых мундирах, а то и без оных, в одних белых рубашках — с такими лицами, будто только что просадили в безик всю корпусную казну. Лишь один генерал-майор выглядел прилично — застегнутый на все пуговицы, при оружии, вытянувшийся как на императорском смотре, он терпеливо ждал, когда я обращу на него внимание.