Гридень и Ратная школа 2 (СИ) - Гримм Александр - Страница 56

— Обнаружена угроза, — механическим голосом ответил мальчишка. — Уровень угрозы: Жёлтый.

В ту же секунду Молчан будто испарился. Я до последнего не отводил от него взгляда, но так и не сумел улучить момент его исчезновения.

Отвод глаз! — сразу же смекнул я.

Благо с чем-то подобным я уже не так давно сталкивался. Причём не единожды.

Чертыхнувшись, я собрался было накрыть волной пламени то место, где ещё секунду назад стоял пацан, но быстро передумал. Мне до последнего не хотелось вредить мальцу. Уж не знаю, что там волхвы наворотили с его мозгами, но парня было откровенно жаль. Да и сжигать «дедову» мастерскую тоже не хотелось. Мало ли чего ещё тут можно было отыскать.

Вот только в отличие от меня Молчан не собирался рассусоливать. Уже через пару секунд после его исчезновения раздался первый выстрел и в моём воздушном щите, где-то на уровне лба зависла пуля от Спиночёса.

В этот-то момент я и понял, теперь либо я — либо меня.

Огненные струи тут же ударили в то место, откуда предположительно вёлся огонь. Жадные языки пламени принялись безудержно лизать порог около входа. Именно оттуда по моим прикидкам и был совершён выстрел.

Пожара при этом я не боялся. Рядом со входом попросту нечему было гореть. Да и холодный ветерок из-под потолка как бы намекал, что пожар здесь не заладится.

И только я об этом подумал, как откуда-то сверху забили струи воды. Похоже, сработала система противопожарной безопасности. Разве что тревожного звонка не хватило для полноты картины.

На секунду, от удивления я даже сбавил мощность огнемётов.

Это-то меня и спасло.

Стоило пламени чуть поутихнуть, как под струями искусственного дождя я заметил едва различимый силуэт. Он находился почти вплотную ко мне и его руки явно передёргивали затвор невидимого ружья. При этом целился он отнюдь не в меня, а в ту самую пулю, что всё это время висела в воздушном щите, будто в густом киселе.

Его задумку я понял сразу. И в который уже раз убедился, что это не тот Молчан, которого я когда-то знал. Тот наивный малец никогда бы не догадался использовать принцип соударения, чтобы преодолеть мою защиту. Да я и сам бы до такого не додумался, тем более в пылу сражения.

Судорожно дёрнув горном, я сместил огнемётную установку вправо. С лёгким шлепком один из стволов столкнулся с телом Молчана и отправил того в недолгий полёт.

Правда, и здесь малец не сплоховал. Даже после чудовищного удара он таки успел произвести выстрел. К счастью для меня, неудачно. Вторая пуля зависла по соседству с первой, буквально в каких-то миллиметрах от своей более удачной товарки.

Наверняка промедли я ещё мгновение, и в моей голове образовалось бы непредусмотренное природой дополнительное отверстие.

Но даже не это меня сейчас беспокоило, а никак не желающий угомониться Молчан. Несмотря на полученный урон, юный погонщик всё ещё каким-то чудом удерживал отвод глаз и даже потихоньку поднимался с пола.

Благодаря водной взвеси, я различал практически каждое его движение. Это была победа, окончательная и безоговорочная… А затем раздался выстрел и нечто тёплое коснулось виска.

Я ощутил, что падаю. Словно в замедленной съёмке я наблюдал за тем, как пол мастерской несётся мне навстречу.

Столкновение.

Боли от удара не почувствовал. Зато ощутил нечто иное. Мой единственный горн начал затухать.

Сквозь струи искусственного дождя, лёжа на полу, я наблюдал за тем, как растворяется эфемерный силуэт Молчана.

Обманка — запоздало понял я.

Отвод глаз, наконец, спал и я увидел настоящего погонщика. Он лежал всего в паре метрах от того места, где была обманка. Весь скукоженный, в обнимку с верным Спиночёсом. Его левая рука была вывернута под неестественным углом, а ладонь правой судорожно цеплялась за приклад ружья. Щека мальца покоилась на гребне приклада.

Третий выстрел оказался на диво удачным.

И в то же время последним. Взгляд Молчана медленно, но верно затухал.

— Угроза устранена. Перехожу в…

В Правь, — закончил я за него. Никакой злобы у меня не было, только опустошение.

Да и смысл гневаться, когда и самому осталось недолго. У головы уже натекла порядочная лужа. И была в ней отнюдь не только вода.

Взгляд начал затуманиваться.

Такое со мной уже бывало. Всё прямо как в тот день, когда схлопотал нож в бочину.

Надеюсь, в следующий раз мне удастся получить непыльную работёнку.

Внезапно тело Молчана едва заметно дёрнулось. Затем ещё раз и ещё. С каждой секундой толчки все усиливались.

Неужто выжил? — как-то мимоходом подумал я.

От очередного толчка тело юного погонщика завалилось на спину и я, наконец, увидел истинную причину его телодвижений. Из-под расстёгнутого кителя потихоньку выкарабкивалась бесхозная рука.

Неуклюже перебирая пальцами, она сползла с бездыханной груди юного славийца. Немного «постояла» на мокром полу. А затем, за каким-то лядом посеменила в мою сторону.

Из последних сил я попытался сказать ей «Не подходи!». Но вместо слов из моего рта вырвался предсмертный хрип.

Краски окружающего мира начали стремительно угасать. Я понял, что умираю.

— Боян, ты закончил? — задал я вопрос своему верному соратнику.

Много у меня их было за последние годы, но этому волхву я доверял почти как себе. Оттого и в планы свои посвятил только его и ещё пару приближённых.

— Да Искусник, сделал все как вы велели. Только ваши «старые» воспоминания и оставил, а все новые стёр подчистую. Он теперь как белый лист.

— Добро. А шрам?

— Так не будет никакого шрама, он же грудничок. Ручеёк на темечки у него ещё не зарос, так что даже кость сверлить не пришлось. Так, только махонькую дырочку проколупать.

Мы, не сговариваясь, поглядели на новорождённого младенца. Он и впрямь был целёхонек. Лежал себе на белой простынке да тихо — мирно посапывал. Весь такой розовый и беззащитный. А рядом по правую руку от него покоилась хирургическая пила. Она опасно поблёскивала под светом софитов и как бы намекала, что вскоре быть беде.

— Хотите, я это сделаю? — спросил меня верный Боян.

— Нет, тут уж я и без тебя управлюсь. Ты главное о задании своём не забудь и Алатырь камень Людоты нигде не пролюби.

— Не беспокойтесь, всё будет по-вашему. Как придёт срок, камень Коваля к нему перейдёт, — кивнул он на младенца.