Не говори Пустоте Да - Небоходов Алексей - Страница 3

Дверь открылась, и в зал вошли подчинённые – руководители отделов, аналитики, юристы. Каждый занимал своё место, не нарушая негласной иерархии: ближе к начальству – более важные фигуры, дальше – те, чей статус был пониже. Двигались осторожно, тихо переговариваясь, боясь нарушить атмосферу этого места голосами.

Гул кондиционера создавал ровный звуковой фон, на котором отчётливо выделялись другие звуки: шуршание бумаг, негромкие покашливания, мягкий скрип кожаных кресел. Алевтина любила эту симфонию офисных звуков – напоминание, что всё под контролем, всё работает как положено.

Ровно в девять женщина подняла взгляд от документов. В зале мгновенно установилась тишина.

– Доброе утро, коллеги, – голос звучал ровно, без эмоций. – Начнём с квартальных отчётов. Отдел мониторинга, пожалуйста.

Сидевший справа мужчина с аккуратной стрижкой и в безупречном костюме чуть подался вперёд.

– Благодарю, Алевтина Брониславовна. За прошедший квартал отдел мониторинга выявил семнадцать тысяч триста сорок два случая нарушения норм общественной морали в медиапространстве. Это на двенадцать процентов больше, чем в предыдущем квартале, и на восемь процентов больше, чем за аналогичный период прошлого года.

Щелчок ручки – и мужчина замолчал, уловив невербальный сигнал. В офисе "Росморали" все учились читать эти сигналы. От этого порой зависела карьера.

– Что именно привело к такому росту? – спросила Алевтина, глядя в отчёт.

– Мы связываем это с усилением активности определённых групп в социальных сетях и с общим снижением уровня саморегуляции в медиасфере, – ответил мужчина, и в голосе появилась едва заметная неуверенность.

Алевтина подняла взгляд.

– То есть, вы хотите сказать, что ситуация ухудшается, несмотря на все наши усилия?

– Не совсем так, – поспешил исправиться подчинённый. – Скорее, мы стали эффективнее выявлять нарушения. Наша новая система мониторинга позволяет обнаруживать даже самые незначительные отклонения от норм.

Начальница сделала пометку в ежедневнике. Тонкая линия, проведённая идеально ровно, перечеркнула фамилию начальника отдела мониторинга. Никто не заметил этого жеста, но воздух в помещении стал плотнее.

– Хорошо, продолжайте, – кивнула директор, и щелчок ручки снова разрезал тишину.

Совещание шло своим чередом. Каждый отдел отчитывался о проделанной работе, представлял планы, озвучивал проблемы. Алевтина внимательно слушала, время от времени делая пометки в ежедневнике и задавая вопросы, от которых подчинённые внутренне сжимались.

Гул кондиционера иногда усиливался, подчёркивая напряжённые моменты обсуждения. Алевтина прислушивалась к этим изменениям звукового фона – помогали чувствовать ритм совещания, управлять им, как дирижёр оркестром.

Наступил черёд юридического отдела. Женщина средних лет, начальница отдела, передала Алевтине папку с документами.

– Здесь все материалы по текущим судебным процессам и административным делам. За квартал мы выиграли двадцать шесть дел из двадцати восьми. Два находятся в стадии апелляции, но перспективы положительные.

Алевтина открыла папку и начала просматривать документы. Взгляд скользил по строчкам, выхватывая ключевые цифры, имена, даты. И вдруг остановился. Строчка в одном из отчётов содержала ошибку – дата указана неверно, что меняло смысл всего абзаца.

Директор почувствовала, как внутри поднимается холодный гнев. Не эмоциональный всплеск, а именно холодная, расчётливая ярость – единственный вид гнева, который позволяла себе. Ошибки были неприемлемы. Особенно в документах, которые могли попасть к вышестоящему руководству.

Алевтина медленно подняла взгляд на начальницу юридического отдела. Та сразу почувствовала неладное – лицо застыло в выражении настороженного внимания.

– Кто готовил этот отчёт? – спросила руководитель, и в голосе не было ни намёка на раздражение. Именно эта холодная спокойность и пугала подчинённых больше всего.

– Ваганова из моего отдела, – ответила начальница, и голос дрогнул.

Алевтина кивнула и нажала кнопку на столе.

– Марина, пригласите ко мне Ваганову из юридического отдела. Немедленно.

Короткое "Да" из динамика, и снова тишина. В зале никто не шевелился. Все понимали, что происходит, и никто не хотел оказаться на месте Вагановой.

Через минуту дверь открылась, и в зал вошла молодая женщина – высокая, с аккуратно собранными в пучок тёмными волосами, в строгом костюме. Лицо было бледным, но держалась прямо, стараясь выглядеть уверенной.

– Вы меня вызывали, Алевтина Брониславовна? – спросила она, и голос звучал почти естественно.

Директор указала на ошибку в отчёте.

– Это ваша работа?

Ваганова быстро просмотрела документ и едва заметно побледнела ещё больше.

– Да, это я готовила. Я… прошу прощения за ошибку.

– Это третья ошибка за месяц, – произнесла Алевтина ровным голосом. – Агентство не может позволить себе такую небрежность.

Ваганова начала что-то говорить, оправдываться, объяснять про большой объём работы и сжатые сроки, но начальница подняла руку, останавливая этот поток слов.

– Вы уволены, – сказала так же ровно. – Отдел кадров подготовит документы к концу дня. Сдайте пропуск и ключи от кабинета секретарю.

В зале стало так тихо, что даже гул кондиционера казался оглушительным. Ваганова стояла неподвижно, и только губы едва заметно дрожали. Сглотнула, кивнула и, развернувшись, направилась к двери. Спина была прямой, плечи расправлены – пыталась сохранить достоинство до последнего.

Когда дверь закрылась, в зале ещё несколько секунд сохранялась мёртвая тишина. Затем Алевтина перевернула страницу отчёта и сказала:

– Продолжим. Финансовый отдел, ваш доклад.

Сидевшая у дальнего конца стола женщина в строгом сером костюме подалась вперёд и начала говорить, стараясь, чтобы голос звучал ровно и профессионально. Но руководитель заметила, как дрожат пальцы докладчицы, перелистывающей страницы.

После увольнения Вагановой атмосфера в зале заметно изменилась. Подчинённые стали ещё более внимательными, доклады – ещё более детальными и аккуратными. Никто не хотел повторить судьбу уволенной сотрудницы.

Затвор шкафа негромко щёлкнул, когда Алевтина достала папку с документами для министерства. Этот звук, казалось, заставил всех присутствующих вздрогнуть. Теперь любой звук воспринимался как потенциальная угроза.

– Как вы знаете, – сказала директор, раскладывая документы перед собой, – завтра я встречаюсь с министром для обсуждения нашей новой инициативы по усилению контроля за интернет-контентом. Мне нужны все аналитические материалы на эту тему, подготовленные максимально тщательно.

Начальник отдела – худощавый мужчина с залысинами и в очках с тонкой оправой – поспешно кивнул.

– Всё будет готово к вечеру сегодня, Алевтина Брониславовна. Мы уже подготовили предварительные материалы, осталось лишь внести последние корректировки.

– Проследите, чтобы каждая цифра была проверена трижды, – начальница посмотрела ему прямо в глаза. – Я не потерплю даже малейшей неточности в документах, которые лягут на стол министру.

– Конечно, – он снова кивнул, и по лбу скатилась капля пота. – Я лично проверю каждый документ.

Алевтина подписывала документы один за другим, и щелчки ручки отдавались в тишине зала, словно миниатюрные выстрелы. Каждый из этих звуков был актом власти – решением судьбы проектов, бюджетов, а иногда и людей, стоящих за ними.

После подписания документов начался следующий этап совещания – обсуждение текущих проектов и планов на следующий квартал. Здесь подчинённые должны были проявить инициативу, предложить новые идеи, обозначить перспективные направления работы.

Но сегодня все были особенно осторожны. Предложения звучали негромко и безопасно. Никто не хотел рисковать, выдвигая слишком смелые или спорные идеи. История с Вагановой ещё раз напомнила всем, насколько хрупким было положение каждого.