Не говори Пустоте Да - Небоходов Алексей - Страница 20

– Знаешь, что самое странное? – прошептала Вера, и глаза были совершенно серьёзными. – Мне иногда кажется, что он до сих пор приходит сюда. По ночам. Я просыпаюсь от ощущения, что кто-то смотрит. И в комнате холодно, хотя окна закрыты. А потом я чувствую его запах – одеколон "Дипломат" и ещё что-то… сладковатое. Как тухлое мясо, но не совсем. Более… пряное.

Алевтина вздрогнула, узнавая в этом описании слова, которыми отец характеризовал запах в подвалах завода.

– Ты просто пьёшь слишком много, – сказала москвичка, высвобождая руку из цепкой хватки Веры. – И у тебя богатое воображение.

– Возможно, – Вера улыбнулась, но в глазах сохранялась тревога. – В любом случае, будь осторожна, Алька. Традиции его семьи… они не просто так существуют столько веков.

Алевтина кивнула и вышла из квартиры, чувствуя облегчение, когда дверь закрылась за спиной. Она быстро спустилась по лестнице, жадно вдыхая затхлый воздух подъезда, который казался чище после тяжёлого аромата дорогих духов в квартире Веры.

На улице женщина остановилась, глядя на праздничные приготовления по всему городу. Рабочие уже почти закончили арку, украшая её белыми и красными цветами. Мимо прошла группа музыкантов с инструментами – видимо, местный оркестр, нанятый для свадебной церемонии. Все кивали Алевтине, некоторые даже улыбались, словно она была обычной счастливой невестой.

"Я не верю в мистику," – повторила про себя фразу, сказанную Вере. Но где-то глубоко внутри шевельнулся страх – иррациональный, первобытный, от которого не спасал ни московский лоск, ни рациональный ум. Что, если в словах Веры, в рассказах отца, в предупреждении Георгия была доля правды? Что, если традиции семьи Длиннопёровых оказались чем-то большим, чем просто суеверия?

Алевтина тряхнула головой, отгоняя эти мысли. Пятьсот миллионов долларов. Особняк на холме. Завод. Дом в Лондоне. Шато во Франции. Вот что имело значение. Вот за чем она приехала. А всё остальное – просто провинциальные сказки, призванные напугать московскую выскочку, осмелившуюся претендовать на состояние местного "хозяина".

С этой мыслью невеста направилась обратно к дому родителей, чувствуя, как взгляды горожан следуют по пятам, словно тени, от которых невозможно скрыться в маленьком городке, где все знают всё и обо всех.

Вечерняя тишина в доме Каглицких нарушалась только монотонным тиканьем старых часов на кухонной стене и негромким шорохом фотографий, которые Лидия бесцельно перебирала, сидя за столом. Свет единственной лампы под выцветшим абажуром создавал вокруг островок желтоватого света, за пределами которого кухня тонула в сумраке. Пальцы Лидии, с коротко остриженными ногтями и огрубевшей от домашней работы кожей, методично двигались от одного снимка к другому – лица родственников, семейные праздники, детские дни рождения – всё то, от чего Алевтина старательно отгораживалась все эти годы.

Варя появилась в дверном проёме бесшумно, как тень. Младшая сестра остановилась на пороге кухни, наблюдая за Лидией, которая, казалось, не заметила присутствия. В этот момент старшая сестра выглядела старше своих двадцати трёх – глубокая морщинка между бровей, плотно сжатые губы, напряжённая линия плеч. Свет лампы подчёркивал эту напряжённость, превращая обычную домашнюю сцену в нечто тревожное, почти зловещее.

– Опять старые фотки смотришь? – негромко спросила Варя, делая шаг в кухню.

Лидия вздрогнула и подняла голову. На мгновение в глазах мелькнуло что-то похожее на страх, но она тут же овладела собой.

– Искала кое-что, – ответила девушка, собирая фотографии в стопку. – Не спится?

Варя подошла к столу и опустилась на стул напротив сестры. В движениях сохранялась подростковая угловатость, неловкость тела, ещё не до конца осознавшего свои пределы.

– Не могу заснуть, – призналась младшая, потянувшись к чашке с недопитым чаем перед Лидией. – Слишком много всего происходит.

Варя отпила глоток уже остывшего чая и поморщилась. В наступившей тишине отчётливо слышалось, как где-то на втором этаже скрипнула половица – Алевтина ходила по своей комнате, словно запертый зверь по клетке.

– Лида, – Варя поставила чашку и наклонилась ближе, понизив голос, хотя их никто не мог услышать, – зачем ты всё это затеяла? Эту… свадьбу? Втянула Алю, нас всех?

Лидия вздрогнула, как от удара, и взяла со стола чайную ложку. Пальцы сжались вокруг серебряной ручки так, что костяшки побелели.

– Не понимаю, о чём ты, – сказала старшая сестра, старательно глядя мимо Вари.

– Брось, – Варя подалась вперёд. – Я же видела, как ты звонила ей в Москву. Слышала твой разговор с Тучковым на прошлой неделе. Это ты предложила Алю в качестве… невесты.

Лидия начала постукивать ложкой по краю стола – размеренно, с одинаковыми интервалами между ударами. Звук получался приглушённый, но отчётливый, словно отсчитывающий время.

– Иначе нельзя, Варюша, – наконец произнесла Лидия, и в голосе смешались напряжение и какая-то обречённая уверенность. – Это долг, традиция. Ты не понимаешь, какая сила у рода Длиннопёровых.

Тук-тук-тук – ложка выстукивала ритм, неумолимо, как метроном.

– Какая ещё сила? – Варя нахмурилась. – Лида, это же средневековье какое-то! Выдавать замуж за мертвеца? Что будет, если Аля откажется? Град побьёт урожай? Мор начнётся?

Но Лидия не улыбнулась. Она продолжала отстукивать ритм, глядя куда-то поверх плеча младшей сестры.

– Есть вещи, которые лучше не проверять, – тихо сказала старшая. – Традиции существуют не просто так. Особенно наши. Ты думаешь, это случайность, что от нашей семьи в Стрептопенинске осталось так мало людей? Что все мужчины Длиннопёровы умирали такими странными смертями?

Тук-тук-тук – ложка отбивала слова, будто заклинание.

– Когда умер прадед Густав, никто не устроил свадьбу, – продолжила Лидия. – И что случилось? В ту же ночь его младший брат умер во сне. Потом дядя Карл попал под поезд. Дед Вильгельм утонул в реке на трезвую голову. Проклятие, Варя. Настоящее проклятие рода.

– Лида, это просто совпадения, – Варя накрыла ладонью руку сестры, пытаясь остановить гипнотический стук. – Несчастные случаи случаются.

– А то, что видел отец в подвалах завода? – Лидия вырвала руку и продолжила стучать, теперь уже быстрее, словно пульс, участившийся от страха. – Это тоже совпадение? А странные звуки по ночам из особняка на холме? А люди, пропадающие в полнолуние?

Варя открыла рот, чтобы возразить, но в этот момент в дверях кухни появилась Алевтина. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, в шёлковом халате цвета слоновой кости, со скрещенными на груди руками. Лицо, лишённое косметики, казалось одновременно моложе и жёстче.

– А вот и наша московская звезда! – Лидия резко изменила тон, заставив ложку умолкнуть. Голос зазвучал почти игриво, с едва уловимыми нотками иронии. – Не спится в родных пенатах?

Алевтина молча прошла к столу и села на свободный стул, окинув сестёр оценивающим взглядом.

– Мне пора, – Варя поднялась, инстинктивно реагируя на возникшее напряжение. – Спокойной ночи.

Младшая поцеловала Лидию в щёку, кивнула Алевтине и выскользнула из кухни, оставив сестёр наедине.

Некоторое время они молчали. Лидия снова начала перебирать фотографии, но теперь в движениях появилась нервозность, словно не знала, куда деть руки. Алевтина наблюдала за сестрой с тем же холодным интересом, с каким наблюдала за подчинёнными в Москве, выжидая момент слабости для удара.

– Не спится, Алька? – наконец спросила Лидия, используя детское прозвище, которое, как знала, раздражало старшую сестру.

– В этом доме никогда нормально не спалось, – Алевтина пожала плечами. – Слишком тихо. В Москве я привыкла к шуму.

– Конечно, – Лидия усмехнулась, доставая из стопки старую фотографию. – В Москве всё лучше. Громче, ярче, богаче. Вот, смотри, нашла. Помнишь этот день?

Средняя сестра протянула снимок Алевтине. Три девочки на фоне старой яблони – Алевтина, серьёзная, с прямой спиной, тринадцатилетняя Лидия с косичками и маленькая Варя, ещё совсем ребёнок, с огромным бантом в волосах.