Чертов менталист 2 (СИ) - "Тин Тиныч" - Страница 6

Но тут издалека раздалась сирена подъезжающей службы. Кто успел вперед, скорая или силовики? Скоро и выясним. А на слух я их различать еще не научился.

— Прости, я не могу сейчас говорить. Я ранен, а мне еще с полицией общаться. Всё, отбой.

— Валерьян! — воскликнула в ужасе мачеха, но я уже отключался.

Разговор с ней отчего-то изрядно измотал меня. Или это так кровопотеря на мне сказывается?

Продолжаем анализировать. Зачем Николаю Алексеевичу смерть его нового тела? Ну, видимо, Косыгин оказался довольно проблемным активом. Попал в розыск, засветился с запрещенным обрядом. То есть мало того, что бастард, не дворянин и в целом на довольно скромных позициях находился. Так еще и окончательно потерял возможность хоть как-то продвинуться дальше. А жить загнанным зверем — то еще неудовольствие.

Ладно, принимаем как рабочую гипотезу. И что отец будет делать дальше? Предпримет очередную попытку вселиться в меня или Емельяна? Так еще по прошлому разу должен был понять, что не выйдет. Или самонадеянно решил, что мы с Глафирой расслабимся и снимем защиту? Что я упускаю в этой схеме?

Как же я мало, в сущности, знаю о некромантии, хоть и полагал в свое время, что в достаточной мере усвоил все ее секреты. Вот, к примеру, отпевание тела Ноября скажется на Николае Алексеевиче или нет? Заставит ли это мятежный дух всё-таки проследовать на аудиенцию к Всесоздателю? Или фокус с отпеванием срабатывает только для исходного тела? И ведь не спросишь об этом ни у кого, даже у Минделя, вот в чем загвоздка.

Наверное, я всё-таки отрубился, потому что в следующий раз пришел в себя уже в машине скорой помощи, которая явно находилась в движении, расшугивая водителей своей сиреной. Скосил взгляд на руку. О, уже перебинтовали, отлично. Самое неприятное пропустил, получается, вот и замечательно, вот и не жалко. Спросил у Филина, куда нас везут. Думал, что в ответ увижу нечто вроде карты маршрута, вид сверху на спящий город, но к своему удивлению, вместо этого получил точный адрес больницы. Видимо, конструкт подслушал разговор медиков с диспетчерской.

«Ты, кстати, как Ноября-то учуял, малой?» — спросил я, не открывая глаз, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание, благо врач как раз сидел ко мне спиной, и мое пробуждение благополучно пропустил.

«Да как вспышкой какой-то. Я его так и не увидел, как ни старался. Но вот по эмоциям четко считалось, что Ноябрь близко. Коротко и остро. Прости, папаша, что я так облажался. Не понимаю, почему я не смог нормально его срисовать».

«Отставить! Наш противник воспользовался сильным маскирующим дух артефактом, как раз рассчитанным на то, чтобы его не засек менталист. Кстати, было бы неплохо узнать, кто тот мастер-умелец, который умеет делать подобные штуки. Что-то мне подсказывает, что в открытую продажу они совершенно точно не поступают».

«Получается, я засек Ноября на пике эмоций, когда он даже собственный артефакт умудрился изнутри пробить?»

«Полагаю, что да. И благодаря несдержанности Изюмова и твоему острому чутью мы с тобой остались в живых».

Тут машина сначала притормозила, а затем куда-то зарулила, после чего остановилась уже окончательно. Так и есть, прибыли в приемное отделение.

Врач, что осматривал меня, увидел, что повязка медленно, но верно пропитывается кровью, и закономерно выдал путевку в хирургическое отделение, куда меня оперативно доставили на лифте. Хирург же, срезав все бинты, нахмурился.

— Готовьте малую операционную. Будем шить. И возьмите анализ крови.

Медсестра кивнула, ловко воткнула иголку мне в вену, чего я на фоне растущей с каждой минутой боли уже практически не почувствовал, и куда-то споро умелась, не забыв прихватить с собой добычу. Ну а хирург впервые за всё это время обратился уже ко мне.

— Не волнуйся, парень. Порезали тебя сильно, но руку мы тебе восстановим в лучшем виде. И не бойся, больно не будет. Наркоз у нас хороший, забористый, — усмехнулся он. — Пациенты хвалят. Говорят, сон крепкий и здоровый, какой и на курорте не получишь.

Э-э, что⁈ Какой, к чертям, наркоз⁈ Какой, вашу Машу, крепкий сон⁈ Это же практически зеленый свет для заселения в мое тело духа Николая Алексеевича! Пока я буду в состоянии невменяемости, я не смогу отбиться от старого некроманта! Нет-нет-нет, я на такое не подписывался!

— Шейте под местным, пожалуйста. Мне общий нельзя, — сообщил я хирургу.

— С чего бы вдруг? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Да я понятия не имею! — я постарался аккуратно добавить своим словам веса и правдоподобия, чтобы проняло даже этого циника в униформе мятного цвета. — Что-то там со мной в детстве было, еле откачали после наркоза. С тех пор отец прямо требовал, чтобы я запомнил раз и навсегда и медикам о том сообщал при необходимости, что общий мне давать нельзя.

— Странно, — озадачился хирург. — Тебе же, — он сверился с картой, — всего восемнадцать лет. А состав для наркоза повсеместно поменяли вот уже лет двадцать как. Или тебе не повезло, и тебе тогда из старых запасов вкатили?

Это проверка, — вдруг понял я, считав проскочившую у врача поверхностную мысль. — Товарищ пытается выяснить, не пытаются ли ему тут наврать с три короба. Ладно, я на эту удочку не куплюсь, и его любезными подсказками пользоваться не стану.

— Да мне откуда знать? — вздохнул я. — Говорю же, маленький я тогда был. Вообще ничего толком не помню, ни что случилось, ни как я в больнице лежал. Старый состав, новый — не разбираюсь я в этом. Просто говорю вам, как мне отец покойный велел. Местный наркоз можно, общий нельзя.

— То есть, у твоего отца этот момент уже никак не выяснить.

— Увы, нет. Он сгорел в своем поместье вместе с моей старшей сестрой и слугами две недели назад, — я постарался, чтобы мой голос дрогнул в нужном месте; пустячок по большому счету, а придает достоверности словам.

— Ого! Мои соболезнования, парень. А твоя мать?

— Умерла в родах, — глухо буркнул я, давая понять, что мне крайне неприятна эта тема.

— Получается, у тебя из родни никого не осталось, кто мог бы этот вопрос прояснить.

— Мачеха только. Но она в нашей семье появилась сильно позже, — я всячески давал понять, что и рад бы помочь, вот только не получается.

— Ладно, я тебя понял.

Уф, кажется, пронесло. Да, придется стиснуть зубы и потерпеть художественное шитье своей тушки шелковым крестиком под местным обезболом, но лучше так, чем настежь открыть ворота в тело для нежеланного жильца, а самому отправиться к Всесоздателю. Не для того я тут юлой верчусь, чтобы столь бездарно пролюбить отпущенный мне сверху второй шанс. Так что справлюсь. Другого выхода все равно нет.

— Готово, — кивнула вернувшаяся медсестра, после чего вместе с еще одним медбратом принялась споро освобождать меня от лишней, по их мнению, одежды.

Хм, такими темпами закупать новый гардероб мне придется куда раньше, чем я думал. Надо будет дать знать деду, чтобы привез мне сюда хоть что-нибудь. Я же стараниями медперсонала теперь гол как сокол!

Затем на меня накинули простыню, волосы убрали под одноразовую шапочку, и я почувствовал себя как богач на СПА-курорте. Отличный сервис, внимание к клиенту. Надо будет поставить им пять звездочек.

Успокаивая себя подобным способом, я старался дышать ровно и не выказывать лишнего волнения. Я — самый адекватный в мире пациент.

И тут мне в голову пришла мысль. А что, если Изюмов что-то подобное изначально и планировал? Напасть на меня, поранить так, чтобы прямой угрозы для жизни не было, но в больницу на операцию под наркозом я попал однозначно. Самому тем временем свести счеты с жизнью, освободив дух от привязки к телу Косыгина, после чего выкинуть-таки меня прочь. А тут он успешно выполнил первую часть плана, как на крыльцо общежития выскочил комендант с помповиком. И Николай Алексеевич мгновенно сообразил, что хотя бы часть его проблем возьмет на себя кто-то другой. Отсюда и его широкая улыбка, и странное поведение перед выстрелом.