Генерал дракон моей сестры (СИ) - Юраш Кристина - Страница 28

— Дамы и господа! - послышался голос бабушки, а она выплыла в центр зала, как старый черный лебедь. В ее узловатых пальцах сверкнул бокал. — Пора начинать церемонию…

Она улыбалась счастливой улыбкой, словно лично выторговала у судьбы это счастье для Витты.

Оркестр стал играть плавную музыку, которая не мешала разговорам. Я все еще стояла рядом с Виттой и держала букет. Руки не дрожали. Я приказала им не дрожать. Но внутри…

Внутри всё кричало. Чувства вдруг ожили, а я понимала, что они душат меня, заставляя стискивать зубы.

«Остановись!» — кричало моё тело.

«Скажи, что это я!» — молила моя душа.

«Посмотри на меня!» — шептало сердце, разрываемое на части.

Но Гессен стоял рядом с Виттой, держа ее за руку.

И я молчала.

Потому что любовь — это не только желание. Иногда любовь — это стоять рядом и не кричать. Даже если каждая клетка твоего тела вопит:

«Он мой! Он мой! Он мой!»

А он… Он даже не взглянул в мою сторону.

Или… Или его пальцы слегка дронули, когда он брал букет из моих рук. В этот миг я перестала слышать музыку, голос бабушки, смех гостей. Я услышала только его шёпот из ночи: «Ты моя». И сердце разорвалось — не от боли. От страха, что это увидят все.

Но этого никто не заметил. Только я.

И этого было достаточно, чтобы сердце разорвалось вновь.

— Дорогая леди Хейверинг, - послышался голос Гессена. - Я бы хотел попросить у вас руки вашей внучки…

Гессен опустился на одно колено, а зал затаил дыхание.

— Нет, — прошептала я себе, а по щеке скатилась слеза. — Не смей надеяться, Вилена. Ты не имеешь права.

Но сердце уже не слушалось. Оно билось только для него. И это было худшее предательство из всех.

И в этот миг я почувствовала — не боль, не жар, а холод.

Глубокий, ледяной, беспощадный.

Это было не отчаяние.

Это было признание поражения.

Он мой.

Но он — не мой.

И я… Я перестану быть собой, чтобы он мог быть её.

Глава 61

Мир рухнул, но так тихо, что никто не услышал грохота.

Только я.

— Виталия Арфорд, — голос Гессена, глубокий, как земля под снегом, прозвучал над залом, — согласитесь ли вы стать моей женой?

Он стоял на колене.

Алый мундир — как кровь на белоснежном саване зимнего украшения зала.

Ордена на груди — будто звёзды, павшие с неба ради одного мгновения: её мгновения.

Витта замерла. Её пальцы сжали букет так, что белые розы застонали лепестками.

И тогда она улыбнулась. Не улыбкой будущей герцогини. А улыбкой девочки, которая только что получила солнце в подарок.

— Да, — прошептала она. — Да, Гессен… Я согласна…

И в этот миг я улыбнулась тоже.

Широко. Безупречно.

Так, как требовала роль: сестры-подружки, радующаяся за счастье родной крови.

Но внутри…

Внутри всё сгорало. Сгорало от невидимых слез, оглохло от беззвучного крика боли, ослепло от пелены, которая затянула мои глаза.

Каждое слово, каждое дыхание, каждый взгляд — превратилось в ад. Я чувствовала, как пепел заполняет лёгкие, как душа падает в пропасть. И я ждала, когда она разобьется. Выдержу ли я эту боль? Сумею ли я стоять и дальше улыбаться? Или упаду на пол без чувств на потеху голодных до сплетен аристократов.

Гессен протянул руку с кольцом. Не просто бриллиант. Нет. Это был драконий глаз, вделанный в золото, с изумрудом в зрачке — цвета чешуи на его скулах, цвета моего платья, которое он выбрал для меня. Витта робко подняла свою маленькую ручку и доверчиво протянула ему навстречу.

Когда кольцо скользнуло по пальцу Витты, у меня в груди разорвалось что-то тёплое и живое. Я почувствовала, как горло сжимает спазм — не от слёз, а от того, что дышать стало физически невозможно. Пальцы онемели, ногти впились в ладонь, но не от холода. От попытки не закричать. Не упасть. Не вырвать это кольцо и не швырнуть его в огонь камина — вместе с моей совестью.

Между рёбрами будто врос осколок льда. Каждый вдох — режет. А сердце… сердце уже не бьётся. Оно пульсирует внизу живота, где остался его запах, его прикосновение, его шёпот.

Но сжала зубы.

И улыбнулась шире. Боже мой, сколько будет продолжаться эта пытка? Сколько еще жизнь будет измываться надо мной? Сколько я выдержу? Минуту? Две? Час?

Тут дверь распахнулась — и слуги внесли коробку. Не просто подарок. Настоящее чудо в бархате.

Гости зашептались, оживились, зашуршали в предвкушении чего-то грандиозного: «О, наверное, тиара!», «Может, ожерелье?», «Герцог не поскупился!».

Крышка торжественно поднялась, кто-то из дам ахнул.

Из-под бриллиантов, сверкающих, как ледяные искры, выглянул рыжий котёнок. Маленький. Пушистый. С глазами, полными доверчивого удивления: «Эй, а куда это вы меня принесли?».

— О, боги! — выдохнула Витта, и её лицо коснулась такая нежность, что я сама удивилась. — Какая прелесть! Это так мило! Это… это лучший подарок! Правда!

Гости зааплодировали — сначала от возмущения, потом от смущения, а потом — от растерянности.

— Бриллианты… конечно… великолепны… — пробормотала какая-то леди, явно обескураженная подарком.

— Но… животное было явно лишним! — подхватила другая. — На помолвке! Какая нелепость!

— Нелепость, если бы это был бы не подарок генерала. А так это очень милая нелепость!

Но Витта не слышала всех замечаний и колкостей.

Она наклонилась, и котёнок, словно зная, что его ждали, вцепился коготками в её голубое платье — то самое, что должно было кричать миру: «Я — невеста! Я — будущая герцогиня!».

А она… она целовала его между ушками. Нежно. Без остатка. Без расчета. Без страха быть осуждённой. Я никогда не видела ее такой счастливой. Словно для счастья ей не хватало именно этого котёнка.

— Он такой тёплый… — прошептала она, прижимая его к щеке. — Такой живой… Только напуган. Я слышу, как бьётся его сердечко…

И вдруг — обернулась к Гессену.

— Ты все-таки решил сделать мне самый лучший подарок? — спросила она, глаза — полные света.

Глава 62

Он кивнул. Без улыбки. Но в его взгляде — понимание. Он помнил её птичку. Её доброту. Её невинность, которую нельзя купить за бриллианты.

Витта потянулась к нему — не как невеста к жениху, а как ребёнок к защитнику.

Обняла его за талию, прижав котёнка между ними.

И он… Он положил руку ей на голову — как отец. Как опора. Не как любовник. Котенок полз по генералу наверх. Он вообще мало что понимал.

Я стояла и смотрела на это маленькое счастье. И чувствовала себя лишней. Лишней не только здесь, но и в мире. Может, в этом всё и дело? В том, что я попала в чужое тело, когда оно должно было умереть. Может, поэтому для меня в этом мире нет счастливой судьбы? Потому что проживаю жизнь, которой не должно было быть ни у меня, ни у бедной Вилены.

Аплодисменты. Поздравления. Шампанское. Смех.

Всё это — фон. Шум. Ничто.

Потому что я видела правду: он дал ей всё, что мог — безопасность, уважение, заботу.

Но не страсть. Не желание. Не огонь, который сжигает обоих. Тот огонь — он был моим. И он убивал меня. Мне оставалось только лишь смириться с этой мыслью или…

Я сглотнула, понимая, что точка невозврата пройдена. И сейчас я должна принять решение. Важное решение. Отдаться страсти с головой, упасть еще ниже, научиться убивать свою совесть и вечно врать? Или смотреть в глаза сестры, не пряча ничего в душе, никакого предательства, никакой лжи, никакого обмана?

Когда официальная часть закончилась, гости начали расходиться по залу, пробовать новые закуски и обсуждать «неуклюжий жест герцога с котёнком вместе с колье».

Я осталась у окна, глядя, как снег продолжает падать — безжалостный, вечный, чистый, словно сама жизнь шепчет мне: «Ты еще не полностью потеряна. Выбери свет. Выбери правду. Выбери честность. Только ты можешь прекратить этот порочный круг. Уйти от него, сказать гневное и четкое «нет!», как когда-то сказала мужу.