Тайная помощница для ректора-орка (СИ) - Демидова Татьяна - Страница 4

Выслушав, ректор начинает говорить. Я слушаю, сама слежу за его руками — большими, с длинными пальцами, — которые водят по схеме установки, указывая на узлы.

— Ошибка здесь, — он тычет пальцем в место соединения двух латунных труб. — Ты не учла резонансную частоту конденсатора. При такой концентрации эмориума вибрация смещает фазу. Здесь, — его палец перемещается к заклинившему рычагу, — ты должна была предвидеть обратную отдачу. Недостаточное демпфирование. Из-за этого дозатор выходит из строя, и компонент льётся бесконтрольно.

Он говорит чётко, безжалостно, разбирая мой труд на винтики.

С каждым его словом, с каждым точным замечанием, моё возбуждение растёт.

Он так умен. Так невыносимо компетентен.

Он видит всё.

Я ловлю каждый его взгляд, каждое движение губ, и мне хочется… мне хочется совсем другого.

— В итоге, — заключает он, и в его голосе впервые звучит сталь, — ты не только нарушаешь правила академии. Ты проявляешь непростительную халатность. Из-за твоих ошибок…

— Я всё сделала правильно! — вдруг вырывается у меня, от отчаяния, от накопленного напряжения. — Расчёты верные! Компоненты…

— Подойди, — он перебивает меня, и в его интонации нет места возражениям.

Я робко делаю ещё шаг. Он не двигается, заставляя меня подойти к самому столу, к сияющему массиву приборов.

— Смотри, — он указывает на один из датчиков, стрелка которого замерла в красной зоне. — Видишь? Показания давления в системе охлаждения. При твоём наборе компонентов и заявленной скорости синтеза, они должны быть здесь. — Он проводит пальцем по зелёному сектору.

Я расширяю глаза, а ректор продолжает с холодной безжалостностью:

— Ты не учла экзотермическую реакцию эмориума с кристаллической решёткой. Она дала скачок температуры, пар перегрелся. Это и вызвало тот самый пар. Непредвиденную, опасную реакцию. Из-за невнимательности.

— Но я всё рассчитала верно! — выпаливаю я, отчаянно защищая свою работу. — Я знала про возможный перегрев! Дозировка катализатора даже ниже требуемой, я специально занизила её на три процента!

Ректор смотрит на меня, его лицо остаётся непроницаемым, но взгляд тяжёлый, обжигающий.

— Ты добавляла стабилизатор «Ксилан»? — спрашивает он, и его голос звучит чуть глубже, с лёгкой, едва уловимой хрипотцой.

— Да! Конечно!

— И какой степени очистки? Шестую?

— Пятую. Самую высокую из доступных в центральной лавке.

Его взгляд на мгновение скользит вниз, по моему платью, прилипшему к ещё влажной коже, и тут же возвращается к моим глазам.

От этого мимолётного касания его взгляда, по моей спине пробегают мурашки, а между ног предательски теплеет. Впрочем, там уж давно всё мокро, даже пульсировать начало.

— Для такой концентрации эмориума нужна минимум шестая степень, — спокойно поясняет он, — иначе воздействие катализатора с каждым тиком растёт по экспоненте. Лучше восьмая.

— Даже третьей степени было бы достаточно, — возражаю я, чувствуя, как жар поднимается к щекам. — Я взяла пятую, чтобы подстраховаться.

Мне горячо не только от возмущения. Я вижу, как напрягается ткань его штанов в паху, там огромный, твердый бугор.

Но лицо ректора при этом остаётся абсолютно бесстрастным. А у меня самой предательски промокают трусики.

— Вон в том шкафу, — он показывает головой в сторону глухой стены с матовыми дверцами, не отрывая от меня взгляда, — лежит «Ксилан» восьмой степени. Моя личная заготовка. Я думал, ты воспользовалась им.

— Я не воровка! — возмущаюсь я. — Я пришла со своими компонентами, купленными законно. Мне было нужно только оборудование. Я бы сделала и всё убрала.

— Мы пока опустим причины, толкнувшего тебя на твой странный эксперимент, — лицо ректора становится мрачным. — Но ты, Кьяра Линд, похоже не понимаешь причин, из-за которых мастерская закрыта.

Он делает паузу, и воздух снова наэлектризовывается.

— Если бы я не остановил процесс, через пятнадцать секунд произошёл бы взрыв. Мощность достаточная, чтобы сравнять эту мастерскую с землёй. А заодно и парочку соседних зданий академии. Из-за неверного стабилизатора и вызванного им цепного распада.

У меня перехватывает дыхание. Весь мой пыл, всё возмущение мгновенно улетучиваются, сменяются леденящим ужасом. Я едва не убила множество людей...

— Ты поняла меня, Кьяра Линд? — с нажимом спрашивает ректо.

— Да, — севшим голосом отвечаю я. — Я поняла. Спасибо вам. Огромное спасибо, ректор Ирд.

Он медленно кивает, и что-то в его взгляде меняется. Стальная строгость сменяется сложным, тяжёлым выражением.

Ректор делает шаг ко мне, затем ещё один. Теперь он стоит так близко, что я чувствую исходящее от него тепло.

— Теперь о другом, — его голос становится тихим, низким, проникающим в самое сердце. — Дым эмориума от реакции с кристаллами памяти. Ты знаешь, на что он воздействует?

Я молча качаю головой, не в силах оторвать от него взгляд.

— На гормональную систему. На самые глубинные, животные инстинкты. Он не просто возбуждает. Он создаёт связь. Эмоциональную. Физическую. Между теми, кто подвергся его воздействию. Связь не будет статичной. Только усиливаться.

Я сглатываю, пытаясь осмыслить его слова. Связь. Которая будет усиливаться…

— А... а можно это как-то остановить? — выдыхаю я, отчаянно надеясь, что он знает ответ.

.

Глава 5. Понимание

— Антидот? — его красивые губы изгибаются в жёсткой усмешке, но в звуке его низкого рокочущего голоса нет ни капли веселья, лишь сухая, безжалостная реальность. — Его создание займёт дни, если не недели. А напряжение...

Взгляд ректора, тяжёлый и обжигающий, медленно скользит по моему лицу, опускается ниже, к вырезу платья, где бешено стучит моё сердце. И снова возвращается к моим глазам, заставляя меня сгорать со стыда и проклятого, предательского желания.

— Оно нарастает, — с безжалостностью сообщает он, — с каждым часом. Пока не начнёт разрушать организм изнутри.

Мои ладони становятся ледяными. Воздух в мастерской, пахнущий озоном и горелой магией, вдруг кажется густым и спёртым.

— Ты помнишь раздел «Эфирно-телесной симбиотики»? — его голос звучит как удар хлыста, заставляя вздрогнуть. — Влияние подобных веществ на физиологию?

В памяти сами собой всплывают чёткие, отточенные строчки из учебника, заученные до автоматизма во время ночных бдений.

Мои губы, будто независимо от воли, беззвучно повторяют их, а потом сипло выдавливают:

— Неудовлетворённое возбуждение, вызванное эфирно-гормональным катализатором, приводит к перенапряжению нервной системы, мышечным спазмам...

Я замолкаю, ощущая, как по спине бегут ледяные мурашки. Осознание, тупое и тяжёлое, начинает пробиваться сквозь туман влечения.

— И к чему? — он мягко, почти шёпотом, подталкивает меня к продолжению, но в этой мягкости сквозит стальная неумолимость.

Я сглатываю комок в горле, заставляя себя договорить, произнести вслух собственный приговор.

— ...а в долгосрочной перспективе — к повреждению каналов проведения магии и... — мой голос снова предательски дрожит.

— И к чему, Кьяра? — настаивает он, и его золотистые глаза, кажется, видят меня насквозь.

— К мучительной деградации организма, — выдыхаю я, и слова повисают в воздухе ледяными осколками. — Превращающей его в оболочку без сознания.

Я смотрю на него, на его сжатые челюсти, на капли воды, всё ещё скатывающиеся с тёмных волос по мощной матово-изумрудной коже широкой шее.

Спускаюсь взглядом по мощной рельефной груди, обтянутой шёлковой рубашкой. На тот самый явственный, пугающий своими размерами бугор на штанах, который кричит о его собственном, сдерживаемом железной волей, возбуждении.

— Вижу, ты всё понимаешь, — его голос звучит тихо, почти интимно, и это звучит страшнее любого его самого громкого обвиняющего рыка.

Я молчу, опустив глаза в пол, и киваю. Понимаю, я конечно. Мы в одной ловушке. Связанные одной цепью, одним ядовитым дымом.