Чужая тень III (СИ) - Гудвин Макс - Страница 7

От воспоминаний по спине поползли мурашки, однако тут раздался радостный голос Филиции:

— Наконец-то дошли!

— Нет еще. Надо переправляться, а для этого искать брод ниже по течению, — ответил Зэр.

— А может, подождём, когда мост поставят? Чего ноги зря бить? — подал голос Блик.

— У Райса, да и у тебя тоже, какие-то ножи за пазухой спрятаны. А напомни-ка мне, шут, что делают в этом времени с людьми, у которых есть оружие?

Блик промолчал.

Все мы понимали правоту Зэра. Разоблачать себя, начиная проход в мирный город с драки, было более чем глупо. Я взял Филицию за руку и повернул назад, уходя подальше от сидящих повсюду людей, чтобы, скрывшись из их виду, повернуть направо и пойти вниз по течению в поисках переправы или брода.

Глава 5

«Опасные колдуны»

Яркое утро настигло нас в золотых зерновых полях. К тому времени мы с Филицией уже пару часов шли в обход, совершая приличный крюк, и все ради того, чтобы вновь подойти к Лозе, но уже чуть южнее, потому как ниже по течению, как сначала советовал Зэр, постоянно мелькали конные патрули. Видимо, они опасались нападения со стороны Лозингара и таким образом обезопасили подходы с севера.

Я мог поспорить на что угодно, что патруль получил указание при первом контакте с войском мёртвых вернуться с докладом. Такая мера предосторожности работала и в обратную сторону: если патруль не вернулся в срок, в городе били в колокола, и гарнизон занимал оборонительные позиции.

Девочка шла, широко разведя руки и ведя ладонями по стеблями пшеницы, которые чуть-чуть не доставали ей до груди. Война отняла у неё детство, забрав дом, родных и впоследствии спокойную жизнь. Обычно дети, лишавшиеся родителей или опекунов, отправлялись в приюты при церквях Триединого, а дома, усадьбы и земля перепродавались и становились собственностью Переката. Я помнил, как таким же образом в наш дом попала Лара, не пожелавшая уходить с адептами Триединого. Уже с детства она имела склонность к науке и, чтобы хоть как-то облегчить жизнь своей новой семьи, пошла служить чашницой к лекарке Анни Дламирски, что работала через две улицы от нас. Девушка прошла весь путь — была чашницей, уборщицей, кухаркой, младшим подсобником, санитаркой, помощником и наконец ассистентом лекаря. Бабушка всегда ставила ее мне в пример и даже как-то дала затрещину, когда я сказал, что вполне нормально для девушки работать, чтобы мужчина чувствовал себя комфортно. Быть может, это во мне и заговорила тогда моя светломирская кровь, когда я, насмотревшись на богатые и знатные дома, видел, как хозяйки имений нигде не работали, а целыми днями проводили за своими делами, интересными женщинам.

— Ты чё это благородного из себя строишь⁈ Заруби себе на носу: ты из простой семьи! Твой отец был шахтером, твоя мать была землепашцем, а я спину гну на благородную миссис Цвиту для чего? Чтобы ты на пузе лёжа в потолок плевал от скуки⁈ — отчитала меня тогда бабушка.

После этой взбучки я впервые устроился на работу в шахты, потом, не сойдясь характером с начальниками бригад, пошёл разнорабочим «принеси-подай» на отправку караванов в Лозингар, где также не задержался. Пробовал работать в кузнице и в цехах по обработке металла, грузил уголь, но из-за гипертрофированного юношеского чувства справедливости меня гнали отовсюду.

Бабушка лишь разводила руками: мол, что с тобой делать, горе луковое. Всё свое детство я не мог найти места, где мог бы стабильно зарабатывать деньги, и в конце концов стал мальчиком на побегушках, в основном выполняя простые поручения знатных особ по доставке почты и небольших грузов. Так и прошло всё моё детство, за которое я так и не завёл себе ни одного друга, за исключением, пожалуй, Лары. Когда же бабушки не стало и мы с Ларой начали жить вдвоем, наверное, закономерно, что рано или поздно мы оказались в одной постели. Друзья и любовники, мы были равны в отношениях, но, конечно же, Лара работала больше, а я так и оставался на посылках.

Затем — война… Правда, для меня она продлилась всего лишь около трех месяцев, но вернувшись с неё раненым и умирающим, я абсолютно потерял интерес к любой работе и даже после чудесного исцеления упорно не желал служить кому-либо. Однако моя девушка настояла на том, что в такие непростые времена я должен что-то приносить в дом, и я снова пошёл в шахты, но после первого дня под землей решил, что больше никогда туда не вернусь.

Моя жизнь казалось очень странной. Натянутые отношения с Ларой, на которую и так свалилась клиника не вернувшейся с войны лекаря Анни Дламирски, привели меня к мысли уйти от нее Лару и отправиться куда глаза глядят. Наверное, поэтому, когда я стал свидетелем издевательств в переулке над маленькой девочкой, то решил вступиться за неё и хоть что-то сделать правильно. Так я получил Зэра и Филицию с Бликом.

Что я делал не так в довоенной жизни, я не знал, но война расставила всё по своим местам. Путь культиватора, путешествия по городам и сёлам, драки за артефакты и смертельная опасность — все это было мне по душе. Кроме, конечно же, гибели Лары и Эйвина. Был бы у меня второй шанс, я бы надавал Ларе, догнавшей меня в селе под Трестом, пощёчин и наговорил бы такого, что навсегда бы отвернуло её от меня, но зато сохранил бы её жизнь — даже ценой первых отношений и первой любви.

Поля всё не кончались, а штаны и низ куртки насквозь промокли от росы. Натертые рыбьим жиром и воском сапоги ещё держались, но вот-вот собирались капитулировать перед утренней сыростью. Однако мы уже были близко: я чувствовал это по запаху свежести, которой делился с нами южный ветер. Я уже и забыл, как пахнет что-то кроме трупов и экскрементов, и это немного скрашивало поиски обходного пути через реку.

— Почему нельзя было пройти через тени по мосту? — спросил я наконец у Зэра. Его сознание всегда находилось рядом с моими мыслями. Император постоянно следил за их ходом и даже отвечал мне, иногда смеясь над каким-то аргументом, казавшимся ему детским. Наверное, мой внутренний диалог был для него чуть ли не единственным развлечением в то время, когда я не искал себе неприятностей. Даже королевский шут Блик теперь позиционировал себя магом и старался соответствовать своему новому амплуа, хотя иногда высказывал глупые теории с серьёзным лицом, так что по-прежнему нельзя было понять, шутит он или придуривается.

— Потому что тут много культиваторов, в том числе и среди стражи. Тебя просто услышат, — ответил Зэр.

— Больше, чем в Лозингаре? — удивился Блик.

— Я помню этот изгиб, — задумчиво продолжал Зэр. — Ваш Ахварок стоит на древнем кладбище. Еще в мое время тут было множество сфер. Самое место для культивации Райса.

— Ваше величество, а можно и для нашей культивации тоже? — заскулил маг.

— Всё, что не влезет в Райса, ваше, — небрежно махнул император в его сторону. — Но не удивлюсь, если наш герой и тут на всех углах и заборах расклеен. «Разыскивается опасный колдун-некромант Райс Бабуин Тулле Зийнал» и так далее и тому подобное.

— Мне всё равно, — ответил я. — Быстрее культивируюсь — быстрее вытащу Лару и Эйвина.

— Мессир, — обратился Ларри к Зэру, — а были ли на вашей памяти тут некромантские сферы?

— На моей — нет, не было. Некросферы вообще редки. Ты вон Райса спроси — он постоянно дневник Гнилоуха читает. А знаешь, что самое смешное? Что он — не реальный. Этот дневник создан сферой после казни некроманта на главной площади Лозингара. Так что воспоминания о событиях тоже лживые, потому что истинный Гнилоух погиб гораздо раньше.

Под разглагольствования Зэра мы подошли к Лозе, бурно текущей на север от самого внутреннего моря. Я звучно выдохнул, уже представляя, как ступаю в холодную быструю воду, и, подсознательно пытаясь оттянуть этот момент, посмотрел на Филицию и спросил:

— Ребят, а кто из вас умеет хорошо плавать?..

Тьма в очередной раз отпустила Яза, и он сдавленно застонал от боли, растекающейся от отсутствующих ладоней до самых плеч. Это было странно, что оторванные кисти могут болеть, да еще до скрежета в зубах, до тошноты и обмороков.