Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей - Страница 49

Алёна реагировала на визиты соседей по вагону спокойно. Раздавала автографы, оставляла на открытках дарственные надписи, благодарила за комплименты. Принимала она и подарки, которые несли в наше купе просители автографов. На нашем столе появились свёртки с пирожками, банки со шпротами, банка с вареньем, бутылка коньяка, кольцо копчёной колбасы… и два букета купленных в Харькове гвоздик — проводница выделила для них наполненную водой трёхлитровую банку.

Продукты приносили до самого вечера. Мы от подарков не отказывались.

— От таких вот скромных знаков внимания отказываться нельзя, Серёжа, — сказала Лебедева. — Мне об этом сказали старшие опытные товарищи, когда я только пришла в театр. Мне тогда сразу объяснили, как поступать с вот какими вот подношениями. И с букетами, которые нам дарят после спектаклей. Люди постарались, купили цветы. Возможно, даже за последние деньги. Всё ради того, чтобы поблагодарить любимого артиста. Их обидит, если я побрезгую подношением.

Банки консервов и бутылку с коньяком я спрятал себе в рюкзак. Пирожками мы с Алёной пообедали. Раз пять сегодня едва ли не демонстративно мы выпили чай с полученным от Алёниных поклонников печеньем и конфетами. Но кучки подношений, сложенных на верхних полках нашего купе, не уменьшались — увеличивались. После каждой стоянки на станции возобновлялись походы просителей автографов. За Алёниным автографом явились даже проводницы других вагонов и начальник поезда.

Утром проводница нашего вагона сообщила, что через час будет наша станция. Ещё она подарила Алёне большую тряпичную сумку. Этому подношению я порадовался. Потому что полученные Лебедевой презенты не уместились в рюкзак и в чемодан. Алёниных поклонников я не обидел — сложил их презенты в сумку. Из купе вышел, загруженный вещами. Но не оставил на полках ни одного полученного Алёной подарка. Лебедева попрощалась с поклонниками, прижала к груди букеты цветов.

Я помог Алёне спуститься из вагона на перрон. Над зданием вокзала прочёл: «Джанкой». Увидел на фасаде баннер с изображением герба Советского Союза и надписью «СССР — великая железнодорожная держава».

Поднял с земли чемодан и сумку.

— Серёжа, мы встретимся с твоими друзьями здесь, в Джанкое? — спросила Алёна.

Глава 22

На железнодорожном вокзале мы не задержались. Я и Алёна вошли в прокуренный вагон электрички, следовавшей до Керчи, уже через полчаса после прибытия на вокзал Джанкоя поезда «Москва-Симферополь». Расписание гласило, что поездка от Джанкоя до Керчи займёт почти четыре часа. Из Москвы до Джанкоя мы ехали значительно дольше. Вот только тот путь мы проделали в купейном вагоне. Путешествие же до Керчи мы совершили, сидя на холодной деревянной лавке. Посматривали в окно на крымские красоты. Алёна по-прежнему сжимала в руках букет гвоздик (одну гвоздику мы «потеряли» по дороге, уменьшив суммарное количество цветов до пяти штук). Лебедева будто бы прятала за цветами свою приметную родинку под губой.

В электричке я часто посматривал на часы — прикидывал, в какое точно время мы прибудем в Керчь. Пояснил Алёне, что Керчь — не конечная точка нашего путешествия. Там мы лишь сделаем очередную пересадку. До Керчи мы добрались даже раньше, чем я рассчитывал: все мои поправки на возможные задержки и опоздания не понадобились. Не пригодился и выделенный мною в расчетах запас времени на поездку от железнодорожного вокзала до аэропорта. На такси мы доехали до аэропорта примерно за пять минут. Таксист при этом не спешил, развлекал нас рассказом о горе Митридат, с которой открывался «прекрасный обзор» сразу на два моря: на Чёрное море и на Азовское. Проезд в такси нам обошёлся дороже, чем поездка в электричке.

В здание аэропорта мы сразу не пошли. Полтора часа подышали свежим осенним крымским воздухом и полюбовались небом. Я объяснил Алёне, что дальнейший путь мы совершим на аэротакси. В Краснодар. Лебедева подивилась странностью нашего маршрута. Спросила, почему мы не полетели самолётом в Краснодар из Москвы. На Алёнины вопросы я ответил: «Так надо». Подробности своей затеи снова не сообщил. Посматривал на часы, поглядывал на самолёты и на подходивших к зданию аэропорта людей. Невольно вспомнил о том, как в ночь с тринадцатого на четырнадцатого июля двухтысячного года примерно вот так же… ожидал. Только не посадку на самолёт, а прибытие поезда. Рядом со мной тогда была не Алёна, а Сергей Петрович Порошин.

К кассе аэропорта я подошёл ровно в четыре часа после полудня. Пристально посмотрел молоденькой кассирше в глаза, улыбнулся. Заявил женщине, что «моя судьба» сейчас находилась в её руках. Сообщил, что мне и «моему спутнику» нужно вылететь в Краснодар. Потребовал, чтобы мне продали два билета на ближайший рейс. Ожидаемо услышал, что билеты на этот рейс уже распроданы. Я обрушил на женщину всю мощь своего обаяния и красноречия. Выяснил, что в лёгкомоторном самолёте, отправлявшемся через четверть часа в Краснодар, всего четыре пассажирских места. Стребовал с кассирши обещание: если вдруг купившие на этот рейс пассажиры сдадут билеты или просто не пройдут регистрацию — их места достанутся мне.

Я вернулся к стоявшей около наших вещей Алёне и сообщил:

— Всё в порядке. Ждём. Недолго осталось.

Два из четырёх пассажиров рейса до Краснодара регистрацию не прошли. Ожидаемо. Кассирша продала билеты на аэротакси мне и Лебедевой. Хотя сегодня «спешили» в Краснодар не только мы. Помимо нас «опаздывал» ещё один пассажир (тот самый, которому «повезло» в прошлый раз). Вот только теперь ему место в самолёте не досталось. Мы с Лебедевой прошли регистрацию и прошли к дожидавшемуся нас легкомоторному самолёту чехословацкого производства L-200 «Морава». Там нас уже дожидался пилот и два явившихся раньше нас пассажира. Пилот нас поторопил. Пассажиры (молодые мужчины) встретили нас недовольными взглядами. Я настоял на том, чтобы один из пассажиров пересел в кресло рядом с пилотом.

Уселся в кресло между Алёной и вторым пассажиром.

Взял Лебедеву за руку. Склонил голову к Алёниному уху.

— Ничего не бойся, — прошептал я. — Что бы сейчас ни случилось. Слушайся меня. Поняла?

Лебедева кивнула.

— Поняла.

Я улыбнулся и сообщил:

— Товарищи, мы готовы! Поехали! То есть… полетели.

Пилот хмыкнул в ответ на мои слова. Сидевшие в салоне самолёта вместе с нами пассажиры обменялись недовольными взглядами. Я мысленно окрестил наших попутчиков «блондин» и «брюнет». Хотя волосы «блондина» были лишь чуть-чуть светлее, чем у «брюнета». Оба эти пассажира выглядели напряжёнными, словно нервничали перед взлётом. Я боязнью полётов не страдал. Хотя в легкомоторном самолёте до сегодняшнего дня не летал ни разу. Алёна тоже выглядела спокойной. Пилот исполнил все положенные перед взлётом ритуалы. Пообщался с наземной службой. Самолёт покатился по взлетно-посадочной полосе, стремительно набирая скорость. Оторвался от земли и устремился в небо, словно нацелился на облака.

Я выждал примерно минуту.

За это время самолёт набрал высоту. Внизу, под нами, уже блестела морская поверхность.

— Ничего не бойся, — шёпотом повторил я Алёне. — Молчи. Не шевелись.

Я заметил, как вновь переглянулись «брюнет» и «блондин». Они явно нервничали. Я медленно поднял руки и показал пустые ладони своему соседу по креслу (блондину).

— Товарищи, — сказал я, — спокойно. Мы не сопротивляемся. Обойдёмся без ненужной крови. Драки не будет. Сразу вам это говорю. Иначе разобьёмся все. Это без вариантов.

Именно керченский аэропорт фигурировал сразу в нескольких полученных мною от Сергея Петровича Порошина газетных статьях.

Ещё при первом осмотре папки с газетными вырезками я сообразил, что вырезки с упоминанием Керчи Порошины положили туда не случайно. Они явно не планировали предотвратить описанные в статье события. Слишком уж незначительными те события выглядели в сравнении с прочими статьями о преступлениях, преступниках и катастрофах. Я сообразил, что именно те керченские события октября тысяча девятьсот семидесятого года Порошины выбрали в качестве пропуска за советский железный занавес.