Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей - Страница 47

Алёна выдохнула, улыбнулась.

Мне почудилось, что её глаза хитро блеснули.

— Если любишь… — произнесла Лебедева. — Тогда забери из такси мой чемодан. Меня на руках к поезду нести не нужно. Так уж и быть. А вот от помощи с чемоданом я не откажусь.

Алёна обернулась, взмахом руки подала знак таксисту. Тот кивнул, зажал сигарету между губ и поспешил к багажнику автомобиля. Достал оттуда коричневый чемодан с металлическими уголками. Гигантским чемодан мне не показался — напротив, он удивил меня своими скромными размерами. Таксист без видимых усилий удерживал его в руке, словно не решался испачкать Алёнину вещь о привокзальную мостовую. Я подошёл к «Волге», уклонился от метнувшегося мне в лицо облака табачного дыма. Водитель такси будто бы неохотно передал мне чемодан, взглянул поверх моего плеча и попрощался с Лебедевой.

Я повернулся к Алёне и спросил:

— Это всё?

Лебедева улыбнулась, пожала плечами.

— Всё, — ответила она. — Только чемодан и я. Ты сам сказал, что поедем налегке.

Билеты на поезд я купил ещё месяц назад. Выкупил всё купе: четыре места (не увидел смысла экономить привезённые из будущего советские деньги). Поэтому мы с Лебедевой сразу же отправились к поезду. Алёна держала меня за локоть. Вторую руку мне оттягивал чемодан: не слишком тяжёлый, но и явно не пустой. Пассажиров на перроне Курского вокзала сейчас было на порядок меньше, чем во время моего прибытия сюда в июле этого года. Загруженные вещами люди спешили к своим вагонам, взглядами отыскивая в окнах вагонов таблички с номерами. Проводницы проверяли билеты, разминали озябшие пальцы: к вечеру в Москве заметно похолодало.

Алёна прочла вслух:

— «Москва-Симферополь».

Взглянула на меня и спросила:

— Серёжа, куда мы поедем?

— На юг, конечно, — ответил я. — Следом за перелётными птицами.

Наличием наших паспортов проводница не поинтересовалась. Лебедеву она не узнала — потому что взгляд её остался таким же сонным и уставшим, как и до нашего появления. Проводница лишь вяло удивилась тому, что я предъявил ей не два, а четыре билета. Буркнула, что я зря потратился, потому что «народу всё рано не будет — не лето же». Я шагнул в вагон, вдохнул знакомые по прошлым моим поездкам (в пансионат и обратно) ароматы. Прошёл по узкому коридору до своего купе, сунул Алёнин чемодан под полку. Сразу же задёрнул мятую шторку, за которой ярко светил на перроне фонарь. Взглянул на замершую в дверном проёме Лебедеву.

— Серёжа, нам долго ехать?

— Долго. Больше суток.

Я поставил под окном рюкзак, уселся около стола.

Алёна улыбнулась, расстегнула плащ, присела рядом со мной на полку и сказала:

— Это хорошо, что долго. Как же я устала! Трудные были дни.

В тёмном окне (над задёрнутыми шторками) отражалось купе поезда: потолок с лампой, лежавшая на верхней полке женская шляпка, прикрытая дверь с зеркалом. Позвякивали стоявшие на столе пустые гранёные стаканы в мельхиоровых подстаканниках. Чуть покачивался Алёнин плащ, висевший около двери купе. В воздухе витали ароматы женских духов и свежезаваренного чая. Они почти затмили прочие запахи, царившие в купе до нашего появления. Лебедева сидела за столом напротив меня, смотрела мне в лицо. Я заметил, что здесь, в освещённом купе, её глаза посветлели. Теперь они снова походили цветом на яркое безоблачное небо.

— … Эльдар Александрович сам мне позвонил, — сказала Алёна. — Спросил, есть ли у меня желание с ним поработать. Желание у меня, разумеется, есть. Я так ему и сказала. Хотя роль он мне предложил не главную. Но актёрский состав в фильме будет превосходный: Юрий Никулин, Евгений Евстигнеев, Андрюша Миронов — это только те, кого мне назвали. Натурные съёмки пройдут во Львове. Интерьерные сцены снимут у нас, в Москве.

— С удовольствием посмотрел бы на тебя в этом фильме, — сказал я.

Увидел, как Лебедева кокетливо подкрутила пальцем прядь белокурых волос.

— Мне много хороших предложений поступило, — сообщила Алёна. — Следующий год мог бы стать напряжённым. Но интересным. Ты сам мне говорил, чтобы я вела себя естественно. Было бы странно, согласись, если бы я отказалась от столь заманчивых ролей. Обычно за такие возможности актрисы готовы… душу продать. А мне после протекции Зверева их прямо на блюдечке принесли. Разумеется, я согласилась. Отказы выглядели бы более чем странно.

— Кому теперь достанутся эти роли? — спросил я.

Алёна пожала плечами.

— Свято место пусто не бывает, — сказала она. — Претенденток на них предостаточно. Все они только порадуются тому, что Елена Лебедева ушла с их пути. Это нередкий случай в кино, когда актёры по тем или иным причинам отказываются от ролей. Солгу, если скажу, что ни о чём не жалею. Но такова жизнь, Серёжа. Мы ежедневно делаем выбор. Я свой выбор сделала. Фильм Рязанова будет превосходным и без моего участия, не сомневаюсь в этом.

Алёна покачала головой.

— Знаешь, Серёжа. После того случая со Зверевым я поняла: моя карьера — очень ненадёжное предприятие. В один момент её могут разрушить. Если у меня снова не появится заступник. Далеко не всё решает талант, Серёжа. Я это давно осознала. Больше не тешу себя иллюзиями. Сделать выбор мне всё равно придётся. Так лучше уж сейчас. Когда этот выбор состоит между любимым делом и любимым человеком. Такой выбор лучше, чем выбирать из двух зол меньшее.

Лебедева убрала за ухо прядь волос.

— За границей тоже есть театры и кино, — сказал я. — Более того: там есть Бродвей и Голливуд. Найти работу актёра можно не только в СССР. Для этого, правда, придётся выучить английский язык.

Я раздвинул стоявшие на столе подстаканники, чтобы они не стучались друг о друга.

Алёна кивнула.

— Английский язык я учила в школе, — сообщила она. — Как и немецкий. Азы постигла. Англичанина и немца пойму. Да и объяснюсь с ними, пусть и не без русского акцента. Язык для меня не проблема. Выучу. Если задамся такой целью. Вот только там, за границей, всё другое, чужое. Но и к этому я обязательно привыкну. Да и сомневаюсь, что у них в театре и в кино дела обстоят иначе, чем у нас. Люди везде одинаковые. Ты сам мне об этом говорил. Там тоже есть свои Зверевы. Наверняка.

— Там ты будешь со мной, — сказал я.

Развёл руками.

— Знаю, Серёжа, — произнесла Алёна. — Поэтому я и сижу сейчас в этом купе. Потому что здесь я вместе с тобой. Я сделала выбор. Это было несложно, если честно.

Лебедева улыбнулась.

Поезд чуть сбавил ход. За окном проплыл фонарь. Его свет яркими огоньками отразился в Алёниных глазах.

— Что ты сказала родителям? — спросил я. — Они знают, куда ты поехала?

Алёна дёрнула плечами.

— Ничего не сказала, — ответила она. — Зачем? Да и что мне было им говорить? Я сама пока ничего не знаю. Ты мне так и не сообщил, куда мы едем. Папа однажды почти смирился с тем, что потеряет меня навсегда. Сейчас иной случай: он будет точно знать, что я жива. Я ему рассказывала о тебе, Серёжа. Говорила… что люблю тебя. Папа поймёт. Я в этом уверена. Жаль, конечно, что он и мама услышат обо мне много нелестного. Я извинюсь. Потом. Они меня простят.

Лебедева вздохнула.

— Так куда мы едем, Серёжа?

— Встретимся с людьми, которые переправят нас…

Я кивнул в сторону окна.

— … Ты сама знаешь куда.

Алёна чуть заметно вздрогнула и призналась:

— Страшновато.

— Всё будет хорошо, Алёна, — заверил я. — Это без вариантов. Обещаю.

Алёна уснула в начале четвёртого утра. Быстро. Провалилась в сон, едва только коснулась головой подушки и закрыла глаза. Словно очень устала. Я лежал на полке в тёмном купе и смотрел на лицо Лебедевой, когда его освещали проплывавшие за окном вагона фонари. Слушал, как Алёна тихо посапывала. Видел, как она улыбалась во сне. У меня в голове будто бы всё ещё звучал Алёнин голос. По моей коже то и дело пробегали мурашки. Я посмотрел на Алёнины губы и вспомнил, что привезённую этим летом с моря ракушку скафарку подарил вчера пятилетнему Васе. Тогда я подумал, что поеду в поезде либо вместе с Алёной, либо… без ракушки.