Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей - Страница 23

— О чём она тебе рассказала?

Лебедева тряхнула головой.

— Всё, — повторила она. — То, что я и сама уже поняла. Варя сказала, что… ты меня любишь. Я знаю: это правда. Не возражай. Просто… ты скоро уедешь. Надолго и далеко. Варя не сказала, куда. Но я и сама догадалась. Это было несложно. Сергей, я всё знаю! Я давно уже не наивная школьница. Почему ты сразу мне всё не рассказал?

Я по-прадедовски кашлянул. Шагнул к столу и уселся на табурет (занял место Варвары Юрьевну). Отодвинул от себя бабушкину чашку с чаем, посмотрел Алёне в лицо, усмехнулся.

Сказал:

— Прекрасно. Куда же я поеду?

— Тебя посадят в тюрьму, — заявила Алёна.

Я почувствовал, как скакнули вверх мои брови. Озадаченно хмыкнул.

Лебедева нахмурилась.

— Это тебе Варвара Юрьевна так сказала? — спросил я. — Про тюрьму.

Алёна покачала головой.

— Нет. Я сама догадалась. Твоя сестра сказала, что ты не возьмёшь меня с собой. Потому что не сможешь. Сказала: ты наговорил мне тогда гадости, потому что переживал за меня. Сказала, что так ты попытался защитить меня от сплетен и от возможных проблем на работе. Она сказала, что тоже нескоро тебя увидит, что тоже из-за этого очень расстроилась.

Лебедева пожала плечами.

— Сергей, почему ты мне не рассказал?

— О тюрьме? — уточнил я.

Алёна тряхнула головой.

— Да. Серёжа, я бы поняла. Мы бы…

Я вскинул руки и сказал:

— Стоп. Подожди. Не фантазируй.

Лебедева застыла, словно во время детской игры в «морские фигуры».

Я спросил:

— Алёна, откуда ты взяла эту мысль о тюрьме? Пояснишь?

Примерно пять секунд мы с Лебедевой смотрели друг другу в глаза.

Затем Алёна моргнула и сообщила:

— Конечно, Серёжа. В понедельник ко мне приходили из милиции. Спрашивали о тебе.

— Ты уверена, что речь шла обо мне?

Я снова скрестил на груди руки.

Лебедева тряхнула головой.

— О тебе, Серёжа, — сказала она. — Это точно. Спрашивали, что я знаю о… банде сантехников. А ещё: о том, кто и зачем напал на режиссера Зверева.

— Напал?

Я облокотился о стол.

Алёна пожала плечами.

— Они так сказали. Примерно так.

— Ладно, — произнёс я. — Допустим. Кто же на него напал?

Столешница под моими локтями вздрогнула — заплясали на сером потолке солнечные зайчики.

Алёна нахмурилась.

— Мне сказали… сказал, что к Ивану Леонидовичу приходил домой высокий красивый мускулистый мужчина. Темноволосый. Я сразу подумала о тебе. Потому что мне только в прошлую пятницу Хлыстов рассказал, что на Зверева напали те самые сантехники. Ему об этом мама рассказала. Якобы, сантехники над Иваном Леонидовичем надругались и потребовали, чтобы он передо мной извинился. Я Женьке, конечно, не поверила. Но милиционер меня тоже расспрашивал о сантехниках. Выяснял, что я знаю об их главаре. Он попросил, чтобы я показала ему фотографию молодого мужчины, которая висела у меня в гримёрке.

Алёна пристально посмотрела мне в глаза и уточнила:

— Твою, Серёжа, фотографию.

— Показала? — спросил я.

Лебедева покачала головой.

На потолке вновь пустились в догонялки пятна солнечных зайчиков.

— Нет, — сказала Алёна. — Я… порвала её и сожгла. Ещё тогда: после нашего с тобой прошлого разговора.

Она не отвела взгляда, чуть приподняла подбородок — будто бы для того, чтобы я хорошо рассмотрел родинку под её губами.

— Не переживай, Сергей, я… ничего тому милиционеру про тебя не рассказала: ни где ты живёшь, ни откуда ты приехал, ни где мы с тобой познакомились. Так… Сказала, что ты один из моих поклонников. Один из многих — не более того. Заявила, что я тебя уже толком и не помню. А то фото в гримёрке…

Лебедева усмехнулась.

— Соврала, что на том фото был иностранный киноактёр Ален Делон.

Светлые пятна на потолке опять вздрогнули.

— Милиционер тебе поверил? — спросил я.

Алёна пожала плечами.

— Какая разница? Ему в тот день такого рассказали!.. Андрюша и другие. Говорили, что ты американский шпион, потому что не носишь комсомольский значок. Намекнули, что ты работаешь не только на империалистов, но и на марсиан. Потому что у тебя странный и совсем не советский загар. Поклялись, что не выдали тебе ни одной государственной тайны. Потому что в театре такие тайны артистам не выдают. Они так запудрили этому милиционеру мозг, что тот даже не записывал их рассказы. Только хмурился и злился. Женька так вообще заявил, что я работаю на КГБ, а тот мужчина на фотографии… то есть, ты… мой куратор и начальник.

Лебедева неуверенно улыбнулась.

— Серёжа, я сначала вообще подумала, — сказала она, — что того милиционера ко мне подослали наши мужчины. Что он ненастоящий. Что надо мной просто пошутили. Я даже… немного нагрубила ему. Потому что мне такая шутка не понравилась. Ещё подумала тогда, что он переигрывал, вёл себя неправильно. Краснел, когда смотрел мне в глаза. Разве настоящий милиционер бы покраснел? Вадик и Андрюша, конечно, заявили, что непричастны к этой шутке. Говорили, что милиционер был самым обычным, советским. Я сказала им, что шутка получилась злой и совсем несмешной. Даже обиделась на них. А потом, в эту пятницу, к нам в театр…

Алёна выдержала секундную паузу (будто выждала, пока успокоятся на потолке солнечные зайчики) и продолжила:

— … В пятницу к нам в театр пришёл Иван Леонидович Зверев.

Она покачала головой, заглянула мне в глаза. Едва заметно усмехнулась.

— Иван Леонидович прервал нашу репетицию, — сказала Алёна. — Сильно возмущался. Даже топал ногами.

— Зверев?

— Да.

Я вскинул брови и спросил:

— Чего он хотел?

Лебедева дёрнула плечом.

— Иван Леонидович сказал: до него дошли «возмутительные» слухи, — сообщила она. — О том, что «злые языки» «всем растрепали»: режиссер Зверев портит жизнь и карьеру прекрасной юной советской актрисе Елене Лебедевой. Он так меня и назвал: «прекрасная советская актриса». Серёжа, я сама видела, как мои коллеги от удивления приоткрыли рты. Я и сама… приоткрыла. Слушала возмущённые речи Зверева и хлопала от изумления глазами. Сергей, представь себе: Иван Леонидович взял меня за руку, назвал «голубушкой» и «лапушкой». Заявил, что всегда был, есть и будет поклонником моего актёрского таланта. Представляешь эту картину?

Алёна хмыкнула.

Мне почудилось: я увидел в её глазах озорной блеск.

— Зверев сказал, что «мерзкие слухи» — это происки его завистников, — сказала Алёна. — Якобы, «враги» выставляют его… зверем. Сказал, что он занятой человек — поэтому долго не обращал внимания на порочащие его честь разговоры. Но у всего есть предел. Пришёл такой предел и его терпению. Иван Леонидович заявил, что больше не потерпит клевету. Признал, что у него тяжёлый характер. Но при этом он никогда бы не позволил себе обидеть женщину. Тем более, такую умную, очаровательную и талантливую… как я. Видел бы ты, Сергей, с каким жаром в глазах он это произнёс. После этих слов я едва не уселась прямо на пол. Женька Хлыстов вовремя придвинул ко мне стул.

Лебедева усмехнулась.

— Иван Леонидович очень талантливый человек, — заявила она. — Я сама ему едва не поверила. Когда он заверял, что если и говорил обо мне критически и осуждающе, то исключительно по причине усталости и из-за мучавшей его в последние месяцы мигрени. Сообщил, что моей вины в том точно нет. Что «брошенные всердцах обидные фразы» в мой адрес — всё это последствия его тяжёлого, изматывающего и неустанного труда. Иван Леонидович сказал: он даже не представлял, что его неосторожные и эмоциальные высказывания недоброжелатели истолкуют настолько извращённо. Серёжа, он передо мной извинился. Представляешь? На глазах у всей труппы!

Алёна покачала головой.

— Зверев клятвенно заверил, что только приветствует моё участие в новых кинофильмах. Пообещал, что «немедленно» известит об этом всех своих обманутых клеветниками коллег и друзей. Сказал, что не позволит вмешивать его честное имя ни в какие скандалы. Сказал, что всегда думает и думал в первую очередь о советском искусстве и о советских зрителях. А желание зрителей сейчас — чтобы имя Елены Лебедевой как можно чаше появлялось на афишах кинотеатров. Он заявил, что непременно выяснит, кто использовал его имя, как помеху для зрительских желаний. Сказал, что не поленится и донесёт своё возмущение даже до ушей министра.