Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей - Страница 15

— Прямо тебе скажу, Красавчик. Твоя идея — идиотская. Это её единственное достоинство. Она настолько идиотская, что никто из моих коллег в подобное не поверит. А ведь этот твой Зверев первым делом пожалуется нам — по совету своих друзей.

Александров пригубил чашку, одобрительно кивнул.

— Вряд ли ты меня послушаешь, Красавчик, — сказал он. — Поэтому я не полезу к тебе с запретами. Всё равно ты не послушаешься. Ведь ты же по-любому ринешься на защиту своей Лебедевой. Как и всякий уважающий себя мужчина. Понимаю. Не одобряю.

Сан Саныч пожал плечами и добавил:

— Сам бы я поступил так же. Только опробовал бы другие методы. Поэтому я кое-что тебе посоветую.

Александров поставил чашку, намазал ножом масло на хлеб и поднял на меня глаза.

— Завтра я снова уеду, — сообщил Сан Саныч. — Отправлюсь к одному из этих уродов из твоей папочки. Раздобуду для тебя, Красавчик, ещё один платок. Надеюсь, что он тебе в скором времени понадобится. Буду в разъездах примерно неделю. Не меньше.

Сан Саныч указал на меня ножом.

— Григорьич твою затею точно не одобрит, — сказал он. — Это, как ты говоришь, без вариантов. Григорьич… человек неэмоциональный. Поэтому не рассчитывай на его помощь. А помощь тебе в этом деле понадобится. Ты и сам это понимаешь.

Александров ухмыльнулся.

Я кивнул.

— Понимаю, Сан Саныч. На помощь деда я и не рассчитывал.

— Вот и молодец, Красавчик, что не рассчитывал.

Александров положил нож на столешницу, прислонил его к блюдцу.

— Завтра вечером к вам явится Варя, — сказал он. — Я с ней сегодня договорюсь. Варя пожалуется отцу на мою командировку. Она это хорошо умеет. Пригласит тебя в гости. Повод она сама придумает. Ты на её предложение согласишься. Варя тебе поможет. Но твоя легенда всё та же, Красавчик. Ничего в ней не меняем.

Сан Саныч приподнял брови.

— Никаких рассказов о путешествии во времени и предсказаний будущего. Для Вари ты, Красавчик, по-прежнему единокровный брат. Не усложняй ситуацию. Поживёшь неделю у Варвары. Продолжишь там тренировки. Её дочка во вторник вместе с сокурсниками на картошку уедет. Вот ты во вторник в Варваре и приходи.

Сан Саныч сделал глоток из чашки и сказал:

— Ведь я верно понял, что с Катериной ты, Красавчик, встречаться не намеревался?

— Всё верно, Сан Саныч, — ответил я. — Не намеревался и не намерен. Я, конечно, с удовольствием познакомился бы с мамой. Пусть ей сейчас и всего восемнадцать лет. Я скучаю по родителям. Но… ну его нафиг. Как бы тут не напортачить. С такими вещами я шутить не буду. А то ещё не появлюсь на свет в семьдесят пятом.

Александров усмехнулся.

— Вот и правильно, Красавчик. В этом я с тобой согласен.

Сан Саныч отсалютовал мне бутербродом.

— Я завтра отчалю. Катька уедет послезавтра утром. На неделю займёшь её комнату. И Варя не заскучает в одиночестве. И у тебя, Красавчик, на всю неделю появится помощница. А там, глядишь, смена обстановки и на твои тренировки повлияет. Думаю, в таком виде мы Григорьевичу и преподнесём Варину просьбу. Если Варвара не сочинит чего-то получше.

Александров сунул руку в карман и сказал:

— Вот, держи, Красавчик. Теперь мы в расчете. Пока ты новые долги мне не придумал.

Сан Саныч положил на столешницу клочок бумаги. Я опустил взгляд на уже хорошо знакомый мне билет в Московский театр сатиры, на котором я собственноручно зафиксировал фамилию, имя, отчество и профессию Алёниного обидчика. Обнаружил, что рядом с моими записями появились новые буквы и цифры: там теперь красовался написанные Сан Санычем адрес и номер телефона.

Первого сентября я по обыкновению побежал к входу в метро. Погода была хорошая: небо выглядело безоблачным, а ночная прохлада пока не уступила место дневной жаре. Поначалу я не заметил на улице никаких перемен. Всё так же встречал зевающих прохожих, поглядывал на проезжавшие мимо меня автомобили. Пробежка завершилась всё там же: на спортплощадке около школы. Сегодня я не застал там своих ставших уже привычными компаньонов по тренировкам. Но я увидел их позже, когда приступил к выполнению финальных упражнений тренировочного комплекса. Мальчишки окликнули меня из-за забора.

При виде знакомых детских лиц я улыбнулся. Поздоровался с парнями. И лишь потом осознал, что «мир изменился». Потому что увидел в руках детворы портфели. Я проводил мальчишек взглядом. Тут же вспомнил (казалось бы, позабытую) строку из выученного в ещё детстве стихотворения: «…Он ведь с нашим знаменем цвета одного…» Потому что на шеях детей алели пионерские галстуки. Я заметил, что вдоль школьного забора неспешно шагали и другие школьники. Увидел октябряцкие значки на груди у детей помладше. Обнаружил, что девчонки щеголяли в белых гольфах, белых фартуках и с белыми бантами на голове.

Вернулся домой, но не улёгся по обыкновению досыпать. Вместо этого я уселся в кресло, вооружился платками. К тренировкам сразу не приступил. Сидел неподвижно; смотрел на окно, за которым покачивали ветвями деревья. Вспомнил, как в детстве вот так же шагал в школу с портфелем в руке; как отпаривал утюгом брюки от школьной формы и гладил пионерский галстук; как первого сентября с любопытством рассматривал повзрослевших за лето одноклассников и одноклассниц. С удивлением обнаружил, что сохранил о школе только приятные воспоминания — все прочие поблекли, казались теперь чужими и неправдоподобными.

Вечером вместе с моим прадедом явилась и бабушка Варя. Я встретил их, медитируя в кресле. Бабушка выглядела недовольной — словно нахлынувшие сегодня на неё школьные воспоминания кардинально отличались от тех, которые воскресил я. Варвара Юрьевна сразу же оккупировала кухню. Сварила суп и компот из сухофруктов. Пожаловалась нам на Сан Саныча: в очередной раз назвала его командировки дурацкими. Варвара Юрьевна рассказала, что её дочь Екатерина завтра тоже уедет: отправится в подмосковный колхоз на сбор урожая. Заявила, что с завтрашнего дня останется одна в пустой квартире.

— … На целую неделю! — сказала она. — Если Сан Саныч не задержится.

Я посочувствовал бабушке. Юрий Григорьевич тоже пожалел свою сорокалетнюю дочь.

Варвара Юрьевна вдруг замерла и пристально посмотрела мне в глаза.

— Братишка, — произнесла она, — я тут подумала… Ведь ты же скоро уедешь?

— Скорее всего, — ответил я.

Бабушка Варя покачала головой.

— А ведь мы с тобой даже ещё толком и не пообщались. Ты всё время занят… этими вашими тренировками. Да и я до вечера пропадаю на работе. Так мы толком друг друга и не узнаем. Ведь мы и без того уже почти тридцать лет общения потеряли!

Варвара Юрьевна помешал большой деревянной ложкой компот в кастрюле.

Сказала:

— Я сейчас вот о чём вдруг подумала, — сообщила она. — Приглашу-ка я тебя, братишка к себе в гости. Ты ведь ещё не был у меня. Всё у папы тут торчишь. Словно сестры у тебя нет, и никогда не было. Неправильно это. Не по-семейному.

Бабушка Варя положила ложку на мойку, повернулась ко мне, подпёрла бока руками.

— Вот что, братишка. Собирай-ка ты вещички. Поедешь сегодня ко мне домой. Поживёшь у меня неделю, пока Сан Саныч не вернётся. Побеседуем с тобой. Поживём немного бок о бок, как настоящая семья. Я бы сама к вам сюда нагрянула…

Варвара Юрьевна развела руками.

— Да где же я тут помещусь? — сказала она. — Спать на раскладушке я не согласная. Тебя на неё тоже не сгоню: не по-родственному это. А в моей квартире завтра Катькина комната освободится. Поживёшь пока там. Что скажешь, братец?

Бабушка Варя посмотрела на своего отца и потребовала:

— Папа, скажи ему!

Юрий Григорьевич кашлянул.

— В принципе… — произнёс он.

Повернулся ко мне и сказал:

— В принципе… кхм… Варвара права. Смена места тренировок наверняка скажется на тренировочном процессе. В лучшую или в худшую сторону — это нужно смотреть, экспериментировать. Но попробовать, конечно, можно.