Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 46

— Я же на борьбу записался, два раза уже сходил с Рожковым. Вот… Короче…

— Что короче? Да говори ты уже!

— В общем, он курирует спортивную секцию, привлекает пацанов к сотрудничеству. Типа как это, патриотическое воспитание, профилактика терроризма и всё такое. Я сам удивился, но вот, работают органы-то, занимаются профилактикой и воспитанием. Я ему, как раз и сказал, что у нас во дворе толкутся подозрительные личности. Он это дело с наркоманами и раскрутил. Только ты смотри, никому, ладно?

— Да кому я скажу? — отмахнулась мама.

— Ну, чтоб ни Юле, ни Гале, вообще никому. Я обещал.

— Врёшь ты, Серёга, и не подпрыгиваешь.

— Да почему врёшь-то сразу? Благодаря этому дядьке тех дурачков и накрыли. Он мне давал аудиовизуальные материалы, вот я их у соседа и ныкал, чтоб тебе на глаза не попались. За книги засунул и всё.

Она прищурилась, вздохнула, но ничего не сказала. Не хотела верить в эту лажу, но поверила или сделала вид, решив, что всем от этого только лучше будет.

Учебники поддавались на удивление легко. Происходило что-то вроде интерференции, когда на мои старые знания накладывались знания, приобретённые телом Сергея Краснова. Мозги аж шипели, когда все эти разрозненные куски соединялись в один монолитный пласт.

Серёжа был совсем не тупым парнем. Какого только хрена он забил на учёбу, я пока понять не мог. Да собственно, не слишком меня это интересовало, если честно. Мои интересы лежали совсем в других областях.

Судя по сегодняшнему визиту Никитоса, у него неслабо так подгорело. Сам, лично припёрся в школу. Это должно было случиться что-то действительно из ряда вон. Кое-что, конечно произошло. Пару дней назад к сынку пришёл домой одноклассник и дал сынку в зубы.

Дал в зубы — это одно. А вот когда тот же одноклассник ещё и с пьяной женой засветился в питейном заведении — это совсем другое. Совсем. Особенно, если жена могла по пьяни наболтать с три короба, а потом ничего и не вспомнить. А на ней, между прочим, висела собственность. И собственность, судя по всему, немаленькая.

Разумеется, Никита обо мне справки навёл, это сто процентов. Но воспринять, как реальную угрозу не мог. Это был бы полный бред. Тем не менее припёрся. Привык, сука, чтобы всё шло кругленько и гладенько, без сучка и задоринки, без малейших шероховатостей. Поэтому он был бы рад, если меня из школы выпнули бы коленом под зад, и я не смог бы дальше кружиться вокруг его сынка и бывшей гражданской жены.

С другой стороны, он всё обо мне разузнал, в школу сходил и, не обнаружив угрозы, мог обо мне и забыть. А вот я о нём забыть не мог. И мне нужно было начинать действовать. Планомерно, методично и неотвратимо.

— Вот, завтра и начнём, — вслух сказал я и захлопнул учебник.

А ещё, надо будет сказать Петру Алексеевичу Романову, чтобы убрал все записи обо мне. На всякий случай. Бережёного Бог бережёт.

Когда утром я вошёл в класс, народ уже почти весь собрался. Кто сидел за партой, кто стоял с друзьями, кто дурачился, как Глитч, но большинство сидело, уткнувшись в экраны телефонов. Обычная история. Матвей Шалаев сидел за партой один и лениво просматривал видосики.

Рядом стояла Алиса, как всегда в огромной толстовке. Сегодня, правда, на ней были не большие бесформенные штаны, а коротенькая юбка. Она выставила свои длиннющие «модельные» ноги на всеобщее обозрение, и после вчерашних фоточек «Истории О» я посмотрел на них новыми глазами.

— Алиса, — позвал я и подошёл к ней вплотную.

— Тебе чего, Крас? — скорчив пренебрежительную гримасу глянула она на меня через плечо.

— Долг платежом красен, — улыбнулся я.

— Чего-чего?

— Проспорила, — с улыбкой сказал я, резко поворачивая к себе.

Она опешила и не успела сообразить, что происходит и что нужно делать, а я притянул её к себе, обхватил, прижал и поцеловал. Губы у неё оказались твёрдыми, но податливыми и сладкими, со вкусом клубники. Из-за помады, или чем там они были намазаны.

Она оцепенела и опомнилась не сразу. Уже и народ успел ахнуть и выдохнуть, и загомонить, и лишь тогда она дёрнулась и вырвалась из моих рук.

— Ты дурак⁈ — закричала она, а я весело ей подмигнул в ответ.

И только после этого почувствовал движение сзади. Разумеется, я этого ждал. Обернулся и увидел, что Матвей был уже на ногах. Он вскочил и бросился на меня, выставив вперёд руки.

— Помогите, — небрежно процедил я, схватил его за мизинец и жёстко рванул в сторону.

От неожиданности и острой боли он взвыл и, резко изменив вектор движения, крутанулся и грохнулся на колени, оттолкнув и Алису, и её подружек. Как шар в боулинге. Но тут же вскочил и прорычал:

— Тебе конец, Красный!

Глаза его пылали а рот был искажён злобой и обидой.

— И что же ты сделаешь? — насмешливо спросил я. — Опять к папочке жаловаться побежишь?

Лицо его исказила ярость, он сжал кулаки и приготовился к броску.

— Убью… — чуть слышно произнёс он…

18. Картель Нового поколения

Алиса, отскочив, стояла чуть поодаль. Она приподняла руки с растопыренными пальцами, будто рэп собралась читать и смотрела совершенно ошарашенно и изумлённо. Щёки горели, волосы растрепались. Прелесть, что за вид.

— Не убьёшь, — усмехнулся я, переведя взгляд на позеленевшего от злости Матвея. — Ты же смелый только с теми, кто отпор дать не может. А чуть что к папочке бежишь в жилетку плакаться. А папа прилетит и Медузе наябедничает. Как вчера, да? А может, ты товарищам расскажешь, в таком случае, на что именно ты жаловался, а, тётя Мотя?

Терпеть мои слова дальше он уже никак не мог. Мэт привык к тому, что его боялись, якобы уважали и, в худшем случае, сторонились. А тут он встретился не просто с вызовом, а с публичным унижением, да ещё и от кого? От изгоя, тупаря, второгодника.

Но этот второгодник не просто его оскорблял, а говорил то, за что, вероятно, ему было действительно стыдно. В общем, он зарычал, и бросился на меня с кулаками. Очертя голову. Как раненый, блин, олень.

Тут даже и придумывать ничего не надо было. Я тупо увернулся, налетев на соседнюю парту, а он пролетел мимо, запнулся за чей-то рюкзак и грохнулся об пол. Жалко только, в горлицу не превратился.

Апофеозом этой восхитительной по драматургии сцены было то, что упал он прямо к ногам Юли Салиховой. Она стояла с широко распахнутыми глазами, отвисшей челюстью и ужасом, застывшем на лице.

Потрясённые библейским сюжетом одноклассники тоже онемели, только не от ужаса, а от восторга и, затаив дыхание, взирали на поверженного Голиафа и щуплого, но торжествующего Давида.

— Краснов! — дрожащим от гнева голосом воскликнула Юля. — Что ты творишь⁈ Я твою мать в школу вызову!

— Юлия Андреевна, — усмехнулся я и пожал плечами. — Я его и пальцем не тронул. Товарищи подтвердят. Слова ему не сказал. Стоял, с девочками общался, а он на меня накинулся, как сумасшедший. Я еле увернулся. Он вообще, очень агрессивный в последнее время. Чувствует безнаказанность, мне кажется.

Зрители, наконец, вышли из ступора, закричали, зашумели, заулюлюкали. Матвей же вскочил и, опалив меня взглядом выскочил из класса.

— Конец тебе, Крас! — крикнул он и растворился в безвременье.

Глитч тут же выдал:

Тётя Мотя, что вы трёте

Между ног, когда идёте

Между левою и правою ногой?

Хвостик маленький, пушистенький такой…

— Петров! — одёрнула его Салихова.

— Ну, ты и… — прошептала, глядя на меня Алиса и замерла, подбирая подходящий эпитет.

— Я не верю, — покачал я головой, — что тебе не понравилось.

— Так! — повысила голос Юля. — Ну-ка, прекратили! Рассаживайтесь! Тихо, я сказала! А ты, Краснов, иди сюда. Посмотрим как ты в области школьной программы себя чувствуешь.

Чувствовал я себя неплохо, прямо, можно сказать, очень даже хорошо. Чувствовал я себя на твёрдую пятёрочку, которую Юля мне и вкатила. Жалко, что дневники теперь были ненастоящими, ну да что уж теперь.