Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 25

Она махнула рукой, типа забудь.

— Ну и как там в школе жизнь? — спросила она.

— Прекрасная. Всем от тебя чего-то надо, а что надо тебе никого не парит.

— И что же надо тебе? — усмехнулась она. — Денег и девок?

— Это база, а помимо этого, ещё много всего. Свободы, в первую очередь.

— Надо же. И что бы ты делал с этой свободой?

— Со свободой можно ничего не делать, — ответил я. — И это могло быть моим осознанным свободным выбором.

Она засмеялась.

— Эх вы, юнцы. Лишь бы бездельничать и разврату предаваться.

— А в нашем возрасте не так уж и просто предаваться разврату, — весело проговорил я.

— И в нашем, — снова засмеялась Катя. — Тебя куда везти, философ?

— Да вон, у кафешки можно выбросить. Слушай, а пойдём кофе выпьем? Я приглашаю.

— Приглашаешь? Меня?

Её взгляд стал задумчивым и одновременно задорным. У меня сердце сжалось. Этот взгляд я хорошо помнил…

— Да, — усмехнулся я. — Ты же меня спасла, вывезла из тьмутаракани. Должен я тебя отблагодарить?

— А пойдём! — согласилась она. — Могу же я психануть, в конце концов? Могу или нет?

— Можешь, конечно. Только лучше не психуй. При мне, хотя бы.

Она заржала.

— Ну, ладно. Только в эту кафешку не пойдём, тут школа ваша рядом. Родители, ученики, учителя… Бр-р-р… Я получше место знаю. Тут недалеко.

Она поехала на Набережную и остановилась у небольшого современного здания с видом на реку. В моё время его здесь не было.

— Пошли, я тут всё знаю. Вот это кафешка, а внизу винотека. Что мы с тобой будем, как дети кофе дуть, правильно я говорю? Мы пойдём туда, где интересней. Там и вид лучше. Обалдеешь просто.

Глаза у неё загорелись, и почему-то мне подумалось, что причина этого оживления была совсем не в том, что из окон заведения открывался чудесный вид на реку. И ещё я подумал, что красной купюры может и не хватить на оплату сегодняшнего вечера.

Катя бросила машину, пикнула ключом и сломя голову понеслась к заветной цели. Мы спустились по лестнице и оказались в очень стильном и минималистичном зале из стекла и бетона. Стена, обращённая к реке, была полностью стеклянной и вид отсюда открывался действительно очень приятный.

Официант с улыбкой до ушей кинулся к Кате, будто увидел самого родного и близкого человека.

— Катерина! А мы уж думали, вы про нас забыли. Переживать начали.

— Помню, — засмеялась она. — Не забыла ещё.

— Проходите, пожалуйста, ваше любимое место вас ждёт.

Это было неудивительно — кроме нас других посетителей не наблюдалось. Мы подошли к столику у окна. Он стоял чуть дальше остальных и был отгорожен внушительным стеллажом с винными бутылками.

— Видишь, какой у нас тут интим, — радостно воскликнула Катя. — Вид, река и полная свобода, да? Хотел же свободу? Ну, вот, получай. Куртку на крючок повесь. И мой плащ тоже.

Я помог ей снять плащ и из-под него густо пахнуло парфюмом.

— Слушай… — вдруг заинтересовалась она. — А что это на тебе такое? Ну-ка, подойди к окну, я рассмотрю.

Я подошёл.

— Какой винтаж…

Она покрутила меня, ощупывая и рассматривая куртку.

— Она ведь старая, да?

— Родом из девяностых, — усмехнулся я. — Дядьки моего.

— Это который на кладбище? — нахмурилась Катя.

— Точно.

— Да, я припоминаю… Видела такие… Да…

Она чуть поджала губы, возможно вспомнив, на ком именно она видела такую кожанку. А может, и не вспомнила. Времени-то много прошло, а если бухать каждый день…

— Интересный ты парень, Серёжа, — нахмурилась она. — Знаешь, мне кажется, ты выглядишь старше моего Моти.

— Так я действительно старше, я же второгодник, в девятом классе два года просидел.

— Ты что, правда? Плохиш, что ли? Мне плохиши всегда нравились…

Это уж точно…

— Болел просто.

— Куриль? Болель?

Она засмеялась, и я вспомнил анекдот из репертуара Никитоса:

«Воробей, а воробей»

«Я не воробей, я орёль»

«А чего такой маленький?»

«Куриль, болель»…

Мы уселись на плюшевый диванчик, полукругом обнимающий деревянный стол. Подбежал официант.

— Какое у вас сегодня настроение, Екатерина? У нас есть превосходный шестидесятилетний портвейн и…

— Нет-нет, — поморщилась Катя, — давай без тяжёлой артиллерии. Нам надо что-то лёгкое, белое, в знак прощания с летом.

— Отличная идея! — просиял официант. — В таком случае, я бы предложил тапасы с морепродуктами и сардинское Верментино. У нас сегодня просто чудо-промоушн. Очень советую. Тапасы плюс «Марко Дзаната». Всё вместе за пять тысяч. Специальное предложение. Восхитительно свежее, морское, минеральное, со вкусом бриза, с идеальной кислотностью и прекрасным балансом.

— Нам подходит, — кивнул я, успев пролистать меню, цены в котором стартовали от шести тысяч за бутылку.

— Отличный выбор, просто замечательный!

Официант убежал, а Катя откинулась на спинку изогнутого дивана, оказавшись ко мне вполоборота. Раздался щелчок и сверху полилась тихая музыка.

— Хорошо в вине разбираешься? — спросил я.

— Попей с моё, — подмигнула она и засмеялась. — Этот сомелье…

— Кто?

— Ну, официант, он самый бестолковый здесь. Сейчас целый час ждать будем. Ладно…

Но официант, вернее, сомелье не подкачал, появился быстро. Он принёс небольшое блюдо с микроскопическими бутербродами и бутылку вина. Поставил бокалы, открыл бутылку, плеснул на донышко в её бокал.

— Нормально, — кивнула Катя, покрутив бокал и отпив. — Разливай. Ну-ка, второгодка, скажи, нравится?

— Учитывая, что обычно я пью лимонад, да, — усмехнулся я.

— О, так мы тебя сегодня лишим невинности! Совратим и обратим.

Я, естественно, только пригубил, а вот моя бывшая жена, не притронувшись к довольно вонючим тапасам, сразу оглоушила бокал, напрочь позабыв о минеральности, кислотности и всём остальном, обещанном сомелье.

— Ну что, Катя, — усмехнулся я, — ты как до жизни такой докатилась?

А Катя уже поплыла, и рот у неё растянулся от уха до уха, реагируя на алкоголь. Я смотрел на неё, и она не вызывала у меня ни боли, ни гнева. Это было странно, было просто никак. Просто то, что я видел перед собой, мне не нравилось.

— Да, — махнула она рукой. — Жизнь промчалась, будто и не было ничего. Прокатилась, понеслась и всё под откос. Так что ты смотри в оба.

Вино растекалось по крови и Катю крыло всё сильнее.

— Ну, а что муж?

— Муж? — захохотала она. — Объелся груш. Нет у меня мужа. Век бы его не видела. Он свой член в каждую дырку в этом городе засунул. Понимаешь? В каждую. Ага.

Она кивнула, подтверждая сказанное и снова заржала.

— Ну, так же не всегда, наверное было.

— А в том-то и прикол, что всегда. А ещё прикол в том, что жена-то я граж-дан-ска-я! Вот захочу, и всё его барахло себе заберу. Наливай давай, не видишь, бокал пустой. М-м-м… какой же ты симпатяга.

Она выпила и на какое-то мгновение замолчала.

— Но если честно, он мне всю жизнь испоганил. Вот прям всю! От начала и до конца. Но содержит, правда платит ежемесячно. Боится, что если сразу много денег даст, я всё тут же и пропью. И окочурюсь. Прикинь?

— А давно ты подбухиваешь? — кивнул я.

— Давно! Тебя не спросила!

Из расслабленно-весёлой и радостной она вдруг сделалась сердитой и хмурой.

— Я его убить хочу, — понизив голос прошептала она. — Каждый день читаю новости и всё жду, что его убили или посадили. Но нет! Жив, сука! Не могут дотянуться до его жирной шеи. Ссут! Или ссат! Как правильно?

— А есть за что?

— Что⁈

Она уставилась мне прямо в глаза.

— Ты дурак что ли? Да на нём клейма ставить негде. Если бы я только не боялась…

Она помотала головой и замолкла, тупо уперевшись взглядом в бутылку.

— А чего ты боишься?

— Есть чего. У него руки длинные. А на мне, между прочим, столько всего записано! Активы, бл**ь. Вот он меня и посадил на цепь. Звонит постоянно, проверяет! Где я и с кем я! Даже домой довозит. Продукты присылает. Винишко.