Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 15

— Хороший у вас дом, — сказал я. — Красивый.

— Нравится? — ухмыльнулась она.

— Да.

— Мне тоже. Муж оставил, когда разошлись.

— Давно?

— Несколько лет назад.

Она вылила себе остатки вина и, открыв дверцу, бросила пустую бутылку в мусорный контейнер.

— А чего так? Вы же красивая.

— О! Комплименты? Спасибо. Видимо недостаточно красивая, а может, не достаточно самой красоты… Кто его знает. Ты мужик, ты мне и скажи, «чего так».

— Я бы от вас не ушёл, — пожал я плечами, и она захохотала, пьяно и вульгарно.

— Хороший мальчик, — заявила она, отсмеявшись.

— Да вы ещё и не старая.Пятьдесят два разве возраст?

— Ну, ладно, заканчивай цифрами жонглировать, а то разожжёшь в груди пожар, а потом в кусты, как в песне. А?

Она снова растянула губы в улыбке и достала из кармана телефон. Потыкала по экрану и вдруг из шерстяного бочонка на столе полилась музыка.

Что ж ты, фраер, сдал назад,

Не по масти я тебе —

Ты смотри в мои глаза,

Брось трепаться о судьбе….

Ведь с тобой, мой мусорок,

Я попутала рамсы,

Завязала узелок,

Как тугие две косы….

Катя громко подпевала, хотя раньше такие песни на дух не переносила.

— Открой, — велела она достав из шкафа новую бутылку. — А то скучный какой-то. Не поёшь не танцуешь.

— А может хватит?

— Это ты будешь решать что ли? — нахмурилась она. — Я женщина свободная, ясно тебе? Сама себе хозяйка. Наливай, сказала! Я ведь и без тебя откупорю, а тебе стыдно будет. Муженёк мой бывший взял молодую мокрощелку, и она его ублажает с утра до вечера, а мне старой боевой подруге подарил безбедную старость и двух детей. И винный погреб ещё со старых времён.

— Ну, уже кое-что, не такой уж плохой вариант, — бросил я.

— Отличный вариант, — пьяно согласилась она. — Стопроцентный. А ты кто вообще такой? Ты Мотин друг что ли?

— Я бы так не сказал, — покачал я головой.

— Ну, да, — согласилась она. — У Моти друзей нет. В принципе, это и к лучшему, как думаешь?

— Не соглашусь, — ответил я.

— Ну и дурак. Ты ещё маленький, не знаешь ничего. А друзья ведь предают. И так больно предают. И жёны предают. И мужья. Вот тебя предавали когда-нибудь? А меня предавали. Столько раз… столько раз…

— А ты? — спросил я и стиснул зубы.

Откуда-то из глубины вырвалась злость и заклубилась, понеслась по жилам.

— Что? — подняла она брови.

— Ты предавала?

— Я? — дёрнулась она и тут же сникла. — А как же… Предавала. Как последняя сука. Один только раз, но сразу по-крупному. Бац!

Она с размаху грохнула по столу бокалом, и он разлетелся на тысячу осколков.

— Наливай, сказала! Пока я тут исповедываться не начала! Я ведь с тех пор живу без сердца. А что человеку без сердца нужно? А?

Она засмеялась.

— Побольше выпивки, вот что!

— Ну, у тебя же дети, — пожал я плечами. — Какая может быть выпивка?

Она засмеялась ещё громче. Захохотала.

— Детям нужны только бабки. А остальное им похеру!

— А тебе? — спросил я и взял тонкое белое полотенце.

Я осмотрел её ладонь убрал осколки и аккуратно обвязал полотенцем руку. Злость никуда не делась, но она бурлила внутри, не вырываясь наружу.

— Мне? — пожала она плечами. — Тоже бабки. Меня ведь никто силком не тащил. Мне сказали, смотри, вот любовь, а вот счастье. Тут, где любовь, трудный путь, голая жопа, задержки зарплаты и другие испытания, но зато с милым в шалаше. А вот тут, где счастье, тут дом-полная чаша, модные тряпки и циррозная печень гуся с утра до вечера. И я выбрала счастье. Правда, не знала тогда, что счастья не бывает. Но любовь, говорят, тоже проходит. Правда этого я так и не узнала. Вот и всё. А знаешь, почему я бухаю?

— Потому что муж бросил?

— Дурак ты, — засмеялась она. — Это ж радость, наоборот. А бухаю я… нет, культурно выпиваю, потому что не могу раскаяться. Потому что я так и не пожалела о том выборе, который сделала. Ни-ра-зу…

— Понятно, — выдохнул я. — Вот и ответ. И, в общем-то, ответ не на один, а на множество вопросов.

— А ты философ, — подмигнула Катя. — Да? Только вот кавалер х**вый! У дамы не нóлито, а он разглагольствует.

— Ладно, Катя, пойду я. Всё, что мне нужно было понять, я понял.

— Да неужели? — с вызовом спросила она. — И что именно ты понял?

— А то, что всегда нужно двигаться только вперёд, в какой бы точке не оказался. Возвращаться в прошлое, похоже, плохая идея. Ты ничего не изменишь.

На самом деле, если бы я нашёл возможность рвануть назад, я бы изменил. Я бы точно изменил, но Кате об этом знать было не обязательно. Тем более, что на неё эти мои слова произвели совершенно неожиданное впечатление.

Она замерла, и глаза её широко открылись.

— Как-как? — прошептала она и по щекам её потекли слёзы, буквально брызнули из глаз. — Как ты сказал? А ну, повтори…

— Я сказал, что в последнее время очень хотел отмотать время и вернуться назад. Хотел исправить кое-что, но сейчас вот понял, что…

— Это чё здесь такое? — раздался вдруг резкий голос.

Я обернулся и увидел перекошенное от ярости лицо Мэта.

— Ма, ты почему плачешь? Что он сделал⁈ Ну ты и мразь! Больной урод! А ведь я тебя предупреждал! Конец тебе, Красивый!

Он пнул стул, преграждающий ему путь, и бросился на меня.

6. В своей шкуре

Сила есть — ума не надо. Это не правило, а правда жизни, выраженная в короткой и ёмкой фразе. Многие человеческие особи неосознанно поступают, руководствуясь именно этим принципом. И Матвей Шалаев, получивший фамилию матери, а не отца, действовал именно так.

Кстати, любопытно, почему он не стал Щегловым… Надо будет выяснить при случае. Возможно, никакого официального брака не было с самого начала. А что, удобно собственность оформлять не на близкого родственника, а на как бы чужого человека… Мне вдруг очень захотелось всё это разнести, выжечь, стереть — и собственность, и её обладателей, и саму память о них — дотла.

Мэт кинулся напролом, не отдавая себе отчёта, что будет делать. Ярость и самоуверенность — вот, что, по всей видимости, двигало им. В своём доме, как известно, и стены помогают. Ну, а мне, в отличие от Катиного сына, рассчитывать на помощь стен не приходилось и на свою физическую мощь тоже. Можно было бы задавить морально, но этот дурак пёр, как носорог.

Так что в данный конкретный момент мне оставалось только быть подвижным и демонстрировать хорошую реакцию. Для этого сноровка, конечно, тоже не помешала бы, но где ж её взять, если Серёжа Краснов был ленивцем и рохлей?

Я просто стоял и смотрел на неотвратимо надвигающийся локомотив. А потом, в самый последний момент, когда столкновение было уже практически неизбежным, резко ушёл в сторону, отклонился, крутанулся и оказался в тылу у Мэта. А он пронёсся мимо и немного сам себя наказал, врубившись рогом в дверцу кухонного шкафа.

— Что ты делаешь, Мотя! — воскликнула Катя, а он взревел от обиды и снова бросился на меня.

На этот раз он сменил тактику, и широко расставив свои длинные ручищи, чуть наклонился вперёд, и двинулся ко мне. Так что сменить тактику пришлось и мне. Я схватил со стола звуковую колонку и бросил ему. Как надувной мяч на пляже.

Он, разумеется, тут же её схватил, а я сделал шаг и подсёк. Пнул по лодыжке и он, не имея возможности балансировать руками, грохнулся на пол.

— Что ты делаешь⁉ — грозно воскликнула Катя.

— Всего лишь пытаюсь обороняться, — пожал я плечами.

— Да не ты!

Впрочем, разбирательства в её планы не входили. Она разочарованно и нескоординированно махнула рукой, развернулась и нетвёрдой походкой двинула из кухни. Ну, а Мэт не собирался разлёживаться и вскочил на ноги. Он отбросил колонку и тут же снова напал.

— Заканчивай дурака валять, — бросил я и подставил под удар разделочную доску вырезанную из оливкового дерева.