Тренировочный День 9 (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 17

Светлана Кондрашова решительно шагала по коридору. Она сейчас все выскажет. Все, что у нее накопилось за это время. Нет, положительно, так больше нельзя было, это не команда, а какой-то цирк! Никакие успехи невозможны, когда все… вот так! Она привыкла что в команде должна быть субординация, что всегда кто-то должен давать указания и приказы, иначе все пойдет кувырком. Но этот тренер не понимает этого! Или притворяется что не понимает? Порядок должен быть, дисциплина должна быть железной и непоколебимой, а все эти хиханьки и хаханьки приводят потом к конфликтам, вот как у нее с Волокитиной. И ведь все эти конфликты, и мелкие терки можно было решить одним волевым приказом. Раз и все. Но нет, у этого тренера не хватает… ума? Воли?

Она прибавила шаг и вот уже прямо перед ней вырастает дверь с надписью «Старший тренер команды». Вздохнув, она толкает дверь и входит в кабинет. Склонившиеся над большим белым ватманом, расстеленном на низеньком журнальном столике перед диваном Виктор и Наташа Маркова — поднимают головы и смотрят на нее с немым вопросом в глазах. У окна, спиной к ним стоит ее вечная соперница, Волокитина. На столе сидит и болтает ногами в воздухе Лиля Бергштейн, которая, едва увидев Светлану — делает серьезное лицо и спрыгивает со стола. За столом сидит Юля Синицына, которая, наклонив голову что-то чертит на бумаге, не реагируя на окружающих.

— Так больше нельзя! — говорит Светлана, вставая посреди кабинета и складывая руки на груди.

— Совершенно с тобой согласен. — кивает Виктор и снова опускает голову к ватману: — нельзя же так пошло писать, Маркова! И потом, что значит «выспренно»? Кто вообще такие прилагательные использует, а Маркова? Кто так пишет? У тебя же Маринка эта, которая корреспондент «Вечерки» в подружках, ты бы хоть ее спросила. «Выспренно»… так в прошлом веке писали.

— Хорошее слово. — оправдывается Наташа Маркова, в свою очередь опуская взгляд к белому листу ватмана: — и вообще, кто умеет — тот делает. Кто не умеет — тот критикует. Нормальное слово.

— «Выспренно взвились кумачовые флаги родного завода»? — наклоняет голову Виктор: — серьезно, Маркова? Ты что письмо Татьяны Онегину пишешь? Стих — он размер имеет! Вон как у Лермонтова — ко мне он бросился на грудь, но я успел в него воткнуть и там два раза провернуть… чувствуешь силу⁈

— А я говорила, что стихи нужно мне доверить. — откликается Юля Синицына, не отрываясь от своего занятия: — потому что я умею стихи складывать. Я конечно и графики могу чертить, но стихи у меня лучше получаются.

— От твоего творчества, Синицына, звери на бегу, а птицы на лету мрут. Как будто их дустом травят. — Маркова поднимает голову и бросает на Синицыну недовольный взгляд: — ты же Синицына в стихах как свинья в апельсинах разбираешься. Тут давеча Лида Скамейкина с профкома забегала, так она две строфы прочитала и все, пропал человек. Если выживет, то никогда уже прежней не будет, у нее у бедняжки литературный шок. Я, конечно, тоже не Пушкин, но уж лучше я чем ты.

— Что тут происходит вообще? — спрашивает Светлана Кондрашова, поняв, что никто не обращает внимания ни на нее саму, ни на ее сентенцию.

— О! Светлана! — лицо у Виктора светлеет: — ты же ветеран у нас! Шесть лет игры за гормолзавод! Не хочешь поделиться с читателями своими планами и взглядами на жизнь? Нам статей не хватает, у нас есть карикатура от Арины, есть статья от Марковой про Арину, есть… ну то есть будет стихотворение Марковой о светлом будущем советского спорта, есть графики от Синицыной, есть рубрика «Нам пишут дети» от Бергштейн… но все еще не хватает, все еще полно места…

— Можно тут просто цветочки нарисовать. Или мячики. Вот Железнова убежала, а могла бы просто цветочки нарисовать… — бормочет Наташа Маркова себе под нос: — всегда приятно когда человек хоть что-то умеет, а у нее рука набитая, она карикатуры влет рисует. Хотя вредная стерва малолетняя…

— У нас на носу первый турнир в лиге через две недели. — говорит Светлана, все еще держа руки скрещенными на груди: — а вы на нас посмотрите! Разброд и шатание в команде! Так у нас ничего не получится!

— О чем ты? — Виктор перекладывает статьи и вырезки на ватмане так, чтобы они занимали побольше места и критически оглядывает плоды своих трудов, чуть отстраняясь от столика: — по-моему так ничего, а? Наташ?

— Мало. — качает головой Маркова: — мне Скамейкина сказала, что если до завтра не будет газеты, то профком нас пропесочит. И это ладно, нам как с гуся вода, но ее тоже пропесочат, а Лидка нормальная девчонка, молодая совсем и наивная, связалась с Холодковым в прошлом году, а он скотина такая…

— Вот какой молодец. — вздыхает Виктор: — сколько энергии в человеке! Ему в Колокамске памятник нужно ставить, он же над демографией страны трудится. Не покладая… чего он там не покладает?

— Я об этом и говорю. — продолжает Светлана, все так же стоя посреди комнаты со скрещенными на груди руками: — Виктор Борисович, если ты не воспринимаешь свою команду и амбиции игроков серьезно, то какой вообще в этом смысл? Я проигрывать в Ташкенте не собираюсь!

— Кондрашова, завались, — поворачивается от окна Маша Волокитина, которая зеркальным жестом складывает руки на груди: — вот просто завались, а? Ты чего пришла тут права качать? Хочешь быть капитаном, так ради бога, я не держусь за эту должность. Будь капитаном, хоть закапитанься. Вон, вместо Марковой за газировкой сбегай. Думаешь ты одна про Ташкент тут переживаешь? Все работают, и ты работай, а не бегай тут как курица с отрубленной головой!

— Чего? — переспрашивает Светлана, думая, что ослышалась: — что ты мне тут…

— А вот и не подеретесь, — хмыкает Маркова, с интересом глядя на этих двоих: — хотя… может и подеретесь. Виктор Борисович! Они сейчас подерутся!

— Перчатки в шкафу. — говорит Виктор: — если собрались драться, то только по правилам маркиза Куинсберри, глаза не выдавливать, не душить, за волосы не хватать, лежачего… то есть лежачую — не добивать. Никаких трупов в мою смену.

— Я и не собиралась. — бросает Маша Волокитина и снова отворачивается к окну: — с Кондрашовой драться бесполезно, она же у нас несгибаемая. Чего с ней драться? У нее в голове дерево.

— Вот я об этом! — повышает голос Светлана, разводя руками: — Виктор Борисович! Ты же просто отстранился от решения конфликтов в команде!

— А? — Виктор снова поднимает взгляд на Светлану: — отстранился от решения конфликтов? Вы что, две маленькие девочки в детском саду чтобы я вас по разным углам разводил? Вы взрослые, половозрелые и вполне себе на уме женщины. Я вас разведу, так вы все равно найдете способ друг друга ужалить побольнее. Нет уж, сами свои конфликты решайте.

— По правилам маркиза Куинсберри. — напоминает Наташа Маркова: — или там на рапирах! Как там Тартарен из Тараскона говорил «на шпагах, на шпагах, господа, но не на булавках!»

— Да как так… — разводит руками Светлана.

— У Виктора подход особый. — говорит Маркова, отрываясь от своего ватмана: — он считает, что мы все тут уже большие девочки и сами умеем шнурки завязывать и через улицу переходить.

— У нас времени нет! У нас первый матч лиги на носу! У нас Ташкент впереди! Мы… с учетом акклиматизации мы уже на следующей неделе выезжать должны! Там четыре часовых пояса! А у нас конь не валялся!

— Ты вот что мне скажи, Кондрашова. — говорит Маша Волокитина от окна: — ты-то чего хочешь?

— Не знаю! Увеличить время тренировок! Нагрузку в два раза больше давать… я же не тренер в конце концов! — вспыхивает Светлана: — что-то делать уже!

— Если твой рецепт «что-то делать», тогда мы «что-то» делаем. — говорит Маркова: — мы стенгазету делаем. Между прочим, весьма творческий процесс…

— Ясно. — вздыхает Виктор и откладывает фломастер в сторону: — давай поговорим начистоту, Свет. Я тебя понимаю и твою обеспокоенность тоже понимаю. Даже немного разделяю.

— Серьезно? — Маркова смотрит на него с нескрываемым скепсисом: — ты и обеспокоен? Ночей не спишь?