Тренировочный День 9 (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 1

Тренировочный День 9

Глава 1

В Колокамске не было места престижнее «Плакучей Ивы». Располагался ресторан в старинном купеческом особняке на берегу реки, переделанном в тридцатые годы под «образцовое предприятие общепита». К середине восьмидесятых это было единственное заведение в городе, куда невозможно было попасть с улицы — только по предварительному заказу столика через знакомых или за солидную мзду швейцару Степану Палычу.

Тяжёлая дубовая дверь с латунной табличкой вела в просторный вестибюль, где пахло французскими духами из валютного магазина и папиросным дымом. Гардеробщица тётя Клава знала всех завсегдатаев по именам и никогда не выдавала номерков — помнила каждое пальто наизусть. За её спиной, на стене цвета кофе с молоком, висело огромное зеркало в золочёной раме, а под ним — бархатная банкетка, на которой любили фотографироваться местные невесты.

Главный зал открывался через арку, задрапированную тяжёлыми портьерами горчичного цвета с кистями. Первое, что бросалось в глаза — хрустальная люстра чешского производства, трёхъярусная, на двести свечей. По вечерам её приглушали, и она отбрасывала на потолок с лепниной таинственные блики. Стены были обиты шёлковыми обоями болотно-зелёного оттенка с едва заметным растительным узором — говорили, что привезены откуда-то из-за границы, не то из ГДР, не то из Югославии.

Столы — массивные, из карельской берёзы, покрытые крахмальными скатертями — стояли на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы разговоры не долетали до соседей. На каждом — вазочка с живыми гвоздиками (директор специально договорился с оранжереей горисполкома), тяжёлые мельхиоровые приборы и салфетки, сложенные веером. У окон располагались четыре «кабинета» — отделённые резными деревянными перегородками с матовым стеклом ниши для особо важных гостей. Попасть туда мечтал каждый уважающий себя горожанин, ведь поужинать в «Плакучей Иве» это не просто прием пищи, а статус.

В углу, на небольшом подиуме, стоял рояль «Красный Октябрь», за которым по вечерам играл Эдуард Михайлович — бывший консерваторский, спившийся, но всё ещё виртуозный. Рядом — микрофон для солистки Аллочки, которая пела «Ландыши» и «Надежду» под восторженные вздохи собравшейся публики.

Вдоль дальней стены тянулась барная стойка — невиданная роскошь для провинции. За ней возвышались ряды бутылок: армянский коньяк, «Советское шампанское», венгерский вермут, болгарская «Сливова». А в холодильнике со стеклянной дверцей — предмет особой гордости директора — всегда стояло несколько бутылок «Пепси-колы», добытой неведомыми путями.

Официантки — все как на подбор молодые, в чёрных платьях с белыми фартучками и кружевными воротничками — скользили между столами бесшумно, как тени. Знали, кому какой коньяк подавать без спроса, кто любит селёдочку «под шубой», а кто предпочитает фирменные котлеты по-киевски с вытекающим маслом. Сервис в «Плакучей Иве» разительно отличался от обычного советского общепита с неопрятными поварами в грязно-серых шапочках, повсеместным хамством и привычным картонным вкусом всех блюд.

В «Плакучей Иве» же зачастую решались судьбы: здесь договаривались о поставках дефицита, праздновали защиты диссертаций, отмечали назначения. Попасть сюда на юбилей или свадьбу означало признание твоего статуса в негласной городской иерархии. А уж если удавалось забронировать зал на новогоднюю ночь — об этом потом полгорода шептались с завистью.

Сентябрьскими вечерами, когда за высокими окнами желтели ивы, давшие название ресторану, и в воздухе уже чувствовалось прохладное дыхание осени, зал наполнялся негромким гулом голосов, звоном бокалов и ароматом духов «Красная Москва» вперемешку с запахом жареной осетрины. Это был маленький островок советской belle époque в провинциальном Колокамске — место, где можно было на несколько часов почувствовать себя причастным к чему-то большему, чем серая повседневность пятилеток и очередей за колбасой.

— Признаться не ожидала. — говорит Альбина Николаевна, давая Виктору проводить себя за столик и отодвинуть для нее стул: — чтобы такой человек как ты и пригласил даму в ресторан. Что с тобой случилось, Полищук? Заболел?

— Для начала хочу сказать, что сегодня ты выглядишь просто ослепительно. — наклоняет голову Виктор: — ты и в повседневной серости будней всегда выглядела эдаким маяком и образцом для подражания, но сегодня…

— Надо же. Комплименты научился говорить. Определенно с тобой что-то случилось. Полищук. Увольнение тебе на пользу. — Альбина окидывает его быстрым взглядом и откидывается на спинку стула: — даже костюм свой спортивный наконец в сундук убрал и надел что-то приличное в кои-то веки.

— А? — Виктор опустил взгляд вниз, оглядывая себя. Джинсы и черная водолазка, ничего особенного… вещи ему Лиля задарила, у нее какие-то там связи на кооперативной базе, вот периодически и дарит. В ресторан идти в трениках ему и самому показалось слегка неуместным, вот он и достал эти вещи из чемодана. Вообще с обзаведением связями и знакомствами многое ранее недоступное и казавшееся невозможным вдруг оказалось на расстоянии протянутой руки, так, например в «Плакучей Иве» у Айгули Салчаковой отчим работал и хотя она из дому ушла, поссорившись с мамой, с ним у нее отношения сохранились. Она без труда «выбила» ему столик в «Плакучей Иве», да еще в хорошем месте, за стеной из зеленого плюща, место откуда можно было разглядывать остальной зал, будучи невидимым для окружающих, да еще на небольшом возвышении. Руководство Комбината выделило ему отдельную квартиру неподалеку от центра, в новостройке сразу за театром драмы, оттуда и до стадиона рукой подать, в выходные можно будет переехать, ключи уже передали и акт подписали… целых три комнаты. Для одного человека явный перебор, но как сказал Соломон Рудольфович «долго ты в холостых все равно не пробегаешь, товарищ Полищук, чтобы два раза не вставать, так сказать на вырост тебе…»

И, кстати, вместо его старых «юбилейных» кроссовок с дубовой подошвой, ему выдали настоящие американские, совершенно белые и с надписями на иностранном языке. Нога в такой обуви как будто подушками была обложена, так мягко было внутри. Запястье его руки охватывал стальной браслет электронных часов «Сейко», настоящие, японские! Откуда? Зашел он в бухгалтерию гормолзавода, командировочные девчат из «Красных Соколов» подписать, а в этот момент туда заглянул директор. Обрадовался, увидев его, сказал, что им по распределению партия таких вот часов пришла, вот, товарищ Полищук, получите и распишитесь, тренер должен быть пунктуальным, а у него часов нет, как так? А тут часы электронные, видите, цифры сами появляются, есть и секундомер, и будильник и все на свете, очень полезная вещь для тренера.

Но, конечно, самым неожиданным ходом стала темно-синяя, почти новенькая «копейка» или ВАЗ-2101, говорят ее производство закончилось в прошлом году, но эта конкретная машина выглядела совершенно новой. Ключи от нее передал Николай, который извиняющимся тоном сказал, что, конечно, «Волга» или «Нива» были бы лучше, но это вопросы вызовет, а Виктору лишние вопросы не нужны, ведь так? С этой точки зрения «копейка» действительно была лучшим выбором, хорошо, что не «Запорожец». Оформлена машина была на какую-то гражданку Ковальчук Ларису Сергеевну, но все доверенности были выписаны на Виктора надлежащим образом, так что в любой момент он мог бы переписать автомобиль на себя.

В «бардачке» машины, куда порекомендовал заглянуть новый знакомый — лежал довольно пухлый конверт с наличностью. Виктор едва только туда заглянул и понял, что перед ним довольно крупная сумма, больше, чем годовая зарплата тренера это уж точно. Толстая пачка двадцатипятирублевых купюр с Владимиром Ильичом, сиренево-фиолетовые бумажки… Николай сказал, что это компенсация и что о возврате и речи быть не может, если Виктор не хочет принимать подарок — он волен делать с ним что угодно. В печке там сжечь или в окно выкинуть, его дело.