Тренировочный день 8 (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 22

Наполи встал и накинул на плечи больничный халат с развеселыми «огурцами» на ткани, завязал тоненький пояс и засунул в карман пачку сигарет и зажигалку. Вышел из комнаты, шаркая тапочками по полу. Прошел по коридору, чувствуя, как прогибаются скрипучие доски под ногами.

Нет, он не боялся Виктора Полищука, ликвидатора Бюро, не боялся. И у него все еще есть шансы, ведь пока ты жив — ты все еще можешь. Однако тут есть очень немаленькое «НО». И это «НО» заключалось в том, что для Виктора все это — лишь опасная игра, будоражащая кровь и щекочущая нервы. Он — чертов одиночка, у него нет ни родины, ни флага, ни родных, ни друзей. Те люди, которых он держит рядом — всего лишь марионетки, свита для Нарцисса, не более. Он готов пожертвовать ими в любой момент. В то время как для Наполи и его Семьи — это не игра, это вопрос жизни и смерти детей и стариков. Даже если они обменяются ударами на равных, то Наполи и Семья — проиграет. Что для Полищука очередная девушка рядом и ее смерть? Просто повод повысить ставки в азартной игре. А для Наполи каждый в Семье — это близкий человек и он не может себе позволить потерять ни одного! И это не учитывая того факта, что Семья находится в заведомо уязвимом положении — всем известно где они живут, чем они занимаются, найти их легче легкого, а «залечь на матрасы» можно ненадолго, может на месяц максимум. Детям нужно ходить в школу, старикам — в больницы, взрослым нужно работать. Не спрячешься. В то время как Виктор мог исчезнуть с радаров и выжидать — месяц, два, если потребуется, то и годами. Появится уже как Сергей Иванович или там Андрей Антонович. С пистолетом в руке и мотком жесткой проволоки в кармане. Так что как ни крути, у него преимущество. В этой игре Наполи уже проиграл — показавшись на глаза противнику, оказавшись в его власти.

Он выходит на крыльцо и оглядывается вокруг. Доски под ногами жалобно скрипят и прогибаются, словно вздыхают под его весом. Старое дерево, потемневшее от времени и дождей, местами источенное жучком, но все еще крепкое. Перила шатаются, краска облупилась и висит лохмотьями, обнажая серую древесину. Вечер опускается на село мягко и неторопливо. Солнце уже село за дальний лес, но небо еще светлое, молочно-розовое, с редкими облачками, подсвеченными последними лучами. Воздух пахнет сеном, коровьим навозом и дымком из печных труб — кто-то уже затопил на ужин.

За покосившимся забором, сколоченным из неровных досок и кольев, лениво жуют траву три коровы. Рыжая, пестрая и совсем черная. Они поднимают головы, услышав скрип крыльца, смотрят на него большими влажными глазами, потом снова опускают морды к земле. Черная корова машет хвостом, отгоняя мух.

Где-то вдалеке мычит еще одна буренка — наверное, хозяйка ведет ее домой на дойку. Слышно, как звенит подойник, как шлепают чьи-то ноги по дороге. Петух где-то прокукарекал не ко времени, и ему ответил другой, с противоположного конца деревни.

В палисаднике перед фельдшерским пунктом растут мальвы и подсолнухи, уже поникшие головы которых тяжело клонятся к земле. Между ними пробиваются сорняки — лопухи, крапива, полынь. Калитка висит на одной петле, вторая давно сломалась.

Тишина такая, что слышно, как жужжат мухи, как шуршит трава под легким ветерком, как где-то далеко лает собака. Мирная, сонная деревенская жизнь, в которой самое страшное событие — это когда у кого-то корова в чужой огород забредет.

Наполи достает из кармана халата помятую пачку «Ту-134». Пачка уже изрядно потрепанна, углы замяты, на белом фоне синими буквами выведено название и изображение самолета в облаках. Пачка почти пустая — осталось всего три сигареты, и он берет одну, покрутив между пальцами.

Зажигалка — старая, еще дядина, военных времен, потертая до блеска, с выбитой на корпусе какой-то надписью на английском, которую уже не разобрать. Тяжелая, добротная, из настоящего металла. Крышка открывается с характерным щелчком, колесико крутится туго, но искра всегда есть — механизм надежный, проверенный десятилетиями.

Наполи чиркает колесиком большим пальцем — раз, другой. На третий раз вспыхивает ровное желтое пламя с синеватым основанием. Он подносит сигарету к огню, затягивается.

Щелкает крышкой зажигалки — пламя гаснет. Убирает ее в карман, делает глубокую затяжку. Дым выдыхает медленно, через нос, смотря на коров за забором. Сигарета между пальцами дымится тонкой струйкой, пепел еще не осыпается.

В этом простом ритуале — закурить на крыльце в вечерней тишине — есть что-то успокаивающее. Словно время остановилось, и можно просто стоять, курить и думать, не торопясь никуда. Но есть ли у него время? Когда именно адреналиновый наркоман, бывший ликвидатор Бюро решит, что дал ему достаточно форы и начнет действовать? И с чего он начнет? С того, что похитит Давида и станет присылать дяде по пальцу каждый день? Или же… ведь у дяди есть и дочка. Он отгоняет из головы яркие картинки того, что может сделать «Циник-Нарцисс» обученный в живодерских школах Бюро с тринадцатилетней девочкой. Он не может этого допустить… и не может прямо противостоять ему. Прямое противостояние — уже проигрыш.

Наполи выпускает дым струйкой вверх и следит за тем, как сигаретный дым рассеивается в вечернем воздухе. Ликвидаторы — это страшно, но он, Наполи — агент влияния. Ликвидаторы — это всего лишь инструмент, а его обучали быть умным. Быть гибким. Не вступать в конфронтацию. Если дело дошло до ликвидаторов, до выстрелов в упор, проволочных гаррот и растворении в ванной с кислотой — это означает что миссия провалена. В отличие от Полищука, его, Наполи обучали так, что выстрел уже означал поражение. Он умеет влиять на людей и это его главное умение. Полищук — всего лишь нарцисс-убийца и если дать ему то, чего он жаждет, то им можно управлять. «Механики», конечно, более управляемые, им достаточно отдать приказ, но в Бюро умели управляться и с другими типами личности. Такому как Виктор нужно дать ощущение победы, ощущение восхищения и всего лишь. С самого начала Наполи повел себя неправильно, но кто бы знал какой у него уровень и тип личности…

Он опирается предплечьем на перила и стряхивает пепел в заросли крапивы у крыльца. Все что ему сейчас нужно — это найти Виктора первым, самому прийти к нему выказывая знаки покорности, как это принято у собак — с поджатым хвостом и опущенной головой, униженно виляя задницей. «Механик» на такое нипочем не купился бы, а вот «Нарцисс» — очень даже. Предложить Виктору… нет, не деньги. Власть. Предложить ему стать над ним, выразить готовность подчиненным и передать ресурсы. Таких как он на самом деле не интересуют ресурсы или деньги. И даже власть. Ему нужно ощущение победы. И Наполи даст это ощущение. Все, ты победил, я проиграл, ты выше, я ниже, вот, видишь, я стою на коленях и жду приказаний… и вот тут Виктор потеряет интерес к нему и Семье. Будет заниматься своими делами, что там ему сейчас интересно — всех девушек из волейбольных команд перетрахать или Комбинат захватить или что еще… а Семья будет ему помогать и в результате он, Наполи и его Семья получат своего ликвидатора! Да, не сразу, но он может играть вдолгую, через год-другой Виктор уже привыкнет к ним, а он — сделает все, чтобы заслужить его доверие.

Самый тонкий и ответственный момент тут — первая встреча. Если Наполи дернется, и Виктор оценит это как угрозу, то… этого нельзя допустить. Вот потому-то ему и нужно действовать прямо сейчас, пока он еще не в полной форме, пока ребра не зажили, ему нужно прямо сейчас найти Виктора, пока он не представляет собой особой угрозы, а Виктор — знает об этом. Значит…

— Добрый вечер! — к крыльцу подходит Жанна Владимировна, хозяйка и императрица фельдшерского пункта: — курить вредно. От этого умирают.

— Жить вообще вредно. — откликается Наполи: — все кто жил — умерли.

— Не поспоришь. — Жанна Владимировна поднимается на крыльцо и становится рядом, тоже опираясь предплечьями на перила: — дай-ка сигаретку, Коля-Николай.

— Сейчас… — он хлопает по карманам и достает мятую пачку. Извлекает сигарету и протягивает даме. Подносит зажигалку. На улице уже темнеет и ее лицо озаряет огонь зажигалки. Он мимолетно думает о том, какое красивое у нее лицо и как ей идет отражение пламени в глазах…