Меж двух огней (СИ) - Март Артём - Страница 27

— Ты должен сам понимать, — начал я, — что полумеры никогда не решают проблем. В лучшем случае — отсрочивают их. Но и по закону действовать сейчас — абсурдно. Более того — это несправедливо.

Муха нахмурился.

— Чего ж тут несправедливого-то? Бычка да, Бычка боец хороший. Отчаянный, исполнительный. Хоть и излишне пылкий. Но он ударил начальника. Это статья.

— Начальник начальнику рознь, — возразил я. — Помнится, Бычка не сказал тебе, почему он ударил Самсонова.

— Почему же? Сказал. Сказал, что вспылил. Это как раз в его духе. Говорю ж, Саня — парень пылкий. Даже вспыльчивый.

— Бычка ударил его, — начал я, заглядывая в глаза Мухе, — потому что Самсонов укорил его за тот случай в кяризах. Припомнил ему это.

Муха потемнел лицом. Обернулся. Пристально посмотрел на Самсонова. Сержант, заметив на себе суровый взгляд старлея, явно испугался. Замялся, опустив голову. Неловко прочистил горло.

— М-да… Дела… — тяжело вздохнул Муха. Потом вдруг выругался матом. Добавил: — Зараза… Почему никогда ничего не бывает просто и очевидно? Вечно все усложняется! Короче. Бычку арестую, а Самсонова…

— Не гони коней, командир, — вмешался я.

Муха удивленно осекся.

— У меня есть другая идея, — продолжил я. — Как преподать им хороший урок и в то же время не умалить боеспособность нашего взвода.

Муха вдруг заинтересовался и хитровато взглянул на меня:

— Надо думать, идея… Не то чтобы уставная?

— Совсем не уставная, Боря. Совсем.

— Взвод, стройся! Быстро-быстро! — скомандовал Муха пограничникам, суетившимся вокруг БТР.

Бойцы, кто был занят, подняли головы. Другие уже бежали строиться. Из-под своей ивушки пришел даже Алим.

Мы с Мухой стояли перед быстро формировавшимся строем. Поникший Бычка и ничего не понимающий Самсонов застыли перед строем.

— Шустрей! Шустрей! — подгонял Муха.

Когда шеренга, выстроившаяся под железными боками двух, стоявших друг за другом БТРов, наконец успокоилась, Муха начал:

— Вы все видели? А если не видели, то уже услышали, — начал Муха командным тоном. — Сержант Самсонов и ефрейтор Бычка выясняли отношения как последняя шпана на районе. В то время, когда враг вокруг, а нам вот-вот на марш идти! И черт его знает, чего нас на этом марше будет ожидать!

Бойцы стояли смирно. Однако я заметил, как у некоторых солдат забегали глазки. Самсонов взглянул на Бычку. Но опустивший голову ефрейтор не ответил ему взглядом.

— По уставу я должен был бы обоих отстранить, связаться с командованием и ждать военного прокурора. Но у нас нет на это времени. И враг не будет его нам давать. Потому что мы здесь не для того, чтобы суды устраивать. Мы здесь для того, чтобы выполнить боевую задачу, — продолжил Муха громко. — Ефрейтор Бычка!

— Я… — громко, но без особого энтузиазма отозвался понурый Бычка.

— Ты, Бычка, поднял руку на командира. Это — непростительно. Но я знаю, что ты не предатель и не трус. Ты — дурак. Горячий, несдержанный дурак. И наказывают дураков не гауптвахтой, а самой тяжелой работой.

Бычка вдруг поднял голову. Взгляд его заскакал сначала от шеренги к ничего не понимающему Самсонову, а потом и к нам с Мухой.

— А вы, товарищ сержант, спровоцировали подчиненного, зная его слабое место, — продолжал Муха. — Командир так не поступает. Вы хотели укрепить свой авторитет? Так я предоставлю вам такую возможность, будьте уверены.

Теперь заозирался Самсонов. На лице его отразилась полнейшая растерянность.

— Вот мое решение, — начал Муха после недолгой паузы. — Официальных взысканий не будет. Но с этого момента и до конца рейда сержант Самсонов и ефрейтор Бычка — неразлучная боевая пара. Первый дозор — ваша. Первая разведка боем — ваша. Самое опасное задание в группе Селихова — ваше. Вы будете прикрывать друг другу спины. И если с одним из вас что-то случится по вине второго… Второму я лично всыплю так, что трибунал покажется курортом. Вы будете драться не друг с другом, а рядом друг с другом. Вопросы⁈

Провинившиеся бойцы молчали.

— Нет вопросов, — покивал Муха сурово. — Хорошо. Значит, приказ мой поняли?

Бычка и Самсонов, кажется, не поняли. Потому что продолжали переглядываться, словно заблудившиеся в высокой траве бараны.

— Не слышу⁈

— Т-так точно, товарищ старший лейтенант.

— Так точно…

— Ну вот и хорошо, братушки, — с некоторым облегчением проговорил Муха. Потом глянул на меня.

— Дополню приказ командира, — вышел я вперед. — Ваша задача — не просто выжить. Ваша задача — доказать всему взводу, что вы можете работать вместе. Если вы провалите хоть одно задание из-за своей вражды, взвод вас больше не примет. Никогда. Для всех вы так и останетесь сварливыми бабами, из-за которых гибнут другие. Вам доверяют самое ценное — жизнь товарища. Оправдайте это доверие. У меня все.

— Бычка, Самсонов, встать в строй, — приказал Муха.

Бойцы, сначала медленно, шагом, но потом все быстрее, поспешили к шеренге, чтобы занять места в ее хвосте.

— А теперь, бойцы, — сказал Муха, — напоминаю. Нас ждет тяжелая дорога. На марше — смотреть в оба. Связь — постоянная. О любых подозрительных вещах докладывать немедленно. Заметите врага — огонь по усмотрению. Вопросы? Хорошо. Вопросов нет. Тогда слушай мою команду: взвод, по машинам!

Бронемашины не спеша двигались по каменистому, но достаточно широкому дну ущелья. Два из трех БТР остались на семи колесах, потому несколько отставали от командирской машины, и мехводу приходилось время от времени замедлять ход, чтобы колонна растянулась не слишком сильно.

— «Ветер три», это «Ветер первый», — стараясь пересилить шум ветра, проговорил Муха в рацию, — на связь, прием.

Мы со старлеем ехали на броне. Остальная часть отделения разместилась над десантным отсеком, за башенкой.

В Темняке похолодало. Солнце давно скрылось за горами, и здесь, в этом месте, воцарилась всеобъемлющая тень. Пусть до первых сумерек оставалось еще достаточно времени, но нам казалось, что они уже густеют. Набирают силу. А вместе с ними набирали силу и неприятный прохладный ветер, и горная сырость, отражавшаяся холодом на коже.

Я укутался в плащ-палатку, чтобы защитить шею и лицо от ветра. Держа наготове автомат, следил за высящимися над дорогой скалами.

— Внимание на каменную гряду, вон ту справа, — продолжал Муха по рации, — не спускать с нее глаз. Больно подозрительная. Развернуть в ее сторону башенное орудие. Повторяю: развернуть башенное орудие, как слышно? Прием.

Муха послушал, что ему ответили, удовлетворенный убрал гарнитуру. Закутался в плащ-палатку и шмыгнул носом.

— Не очень хорошо начинается наша дорога, а? — спросил он.

— Это ты о чем?

— Канджиева мы из душманских рук вырвали относительно просто, — сказал Муха. — Да, риск был, и немалый, но гладко все покатилось. Парни приободрились победой. Настроение у всех боевое, а тут такое.

— Ты про Бычку с Самсоновым? — спросил я.

— Про них, родимых. Вздумали под дулами душманских автоматов кулаками махать… Залетчики, мля.

Я смолчал. Посмотрел на ясное сегодня, лишь кое-где покрытое дымкой редких узеньких облаков небо. Небо казалось темно-синим, но все же светлело где-то за вершинами гор, там, где по нему плыло скрытое от нас солнце.

— Как думаешь, ничего больше не выкинут? — спросил Муха.

— Сами не выкинут, — проговорил я, оборачиваясь и стараясь отыскать Бычку и Самсонова на последнем БТР, но не отыскал. Вместо этого посмотрел на Алима, ехавшего на нашем. — Посмотрим, как споются.

— А как твой друг? — спросил Муха, заметив, что я зацепил взглядом Канджиева.

— Держится.

— Долго один просидел. Совесть гложет?

— Гложет.

Муха вздохнул.

— Я знаю, Саня, что ты с ним разговаривал. Теперь ему будет полегче.

— Надеюсь.

— Мне было полегче, — вдруг сказал Муха.

Наши взгляды встретились. Муха поджал губы и несколько смущенно отвел свой.