В гнезде "Пересмешника" (СИ) - Март Артём - Страница 20

— Нет! Но стрелять может только вон с горного склона!

— Огонь, одиночными огонь! — закричал я и, задрав автомат, дал вслепую два выстрела.

Наши позиции снова ощетинились нечастыми всполохами дульных вспышек.

В этот момент я понял, что душманы собрались делать — они хотели, как прежде, вымотать нас, но теперь послали стрелка на склон горы, чтобы прижать с двух сторон.

Баррикада и все наши стрелковые позиции оказались в слепой зоне стрелка. От него нас скрывала каменная стена скалы, выдающаяся чуть-чуть вперед. Зайти с фланга он вряд ли сможет.

Потому снайпер пошел простым путем — принялся контролировать тыл. Беспокоить нас выстрелами по раненым, чтобы деморализовать и сбить с толку. А если повезет — убить кого-нибудь из тех, кто скрывался за камнем. Ведь эта позиция была для него открыта.

Снайпер стрелял не часто. Когда он произвел третий выстрел, Чесноков принялся торопливо, пригибая голову, перетягивать Игоря и Диму за восточную сторону камня, туда, где снайпер не мог их достать.

— Вася! — заорал Бычка. — Ты че делаешь⁈ Тебя ж сейчас с другой стороны щелкнут!

Не успел Бычка докричать эту фразу, как по Чеснокову открыли огонь из пещеры. Мехвод немедленно залег под камнем, пригибая голову.

— От падла! — выругался Суворов, глядя, как прижали его товарища по отделению.

А потом он высунулся и стал строчить из автомата длинными очередями, стараясь прижать душманских стрелков, чтобы они поумерили огонь по Чеснокову.

Я тем временем уже действовал — взял дымовую шашку, которую припрятал рядом с собой под баррикадой, и вырвал шнур.

Шашка зашипела. Едкий химический дым вырвался из тубуса.

Тогда я, ориентируясь по ветру, гнавшему дым от нашего костра, кинул ее метров на четыре от себя.

Не прошло и десяти секунд, как густой, белесый дым потянулся понад землей, пересек костер и принялся смешиваться с его дымом.

Дымовая завеса заволокла почти всю площадку. Сквозь нее не видно было ни камня, ни костра.

— Бычка! — крикнул я, пересиливая сухие щелчки автоматных выстрелов. — Мы прикроем, ты давай к Васе! Помоги ему переместить раненых!

— Есть!

— Группа! — закричал я громким, командным голосом. — Огонь на подавление!

С этими словами я высунулся из-за баррикады, прижал автомат к плечу, а сам прижался к мешкам. И открыл огонь длинной, расточительной очередью.

Пограничники, все как один, присоединились ко мне. Наши автоматы ощетинились дульным огнем. Звуки выстрелов слились в один сплошной гул стрелкового боя.

Бычка немедленно кинулся к Васе.

— Перезарядка! — крикнул вдруг Смыкало и принялся менять магазин.

— Перезарядка! — вслед за ним закричал и Суворов, нырнув под баррикаду.

Бычке хватило этого времени схватить Игоря Белых. А Чеснокову — Диму Ткаченко.

Когда перезаряжаться пришлось мне, Смыкало с Суворовым снова вступили в бой.

— Давай-давай! — примыкая рожок, крикнул я Бычке. — Пошел!

Бычка тут же поднялся, таща на закорках Белых. То же самое сделал и Вася Чесноков. Оба они, пригнувшись, медленными, тяжелыми шагами последовали к нашей баррикаде.

Снайпер пытался их подловить. Я слышал выстрелы СВД, которые в гуле стрелкового боя стали теперь похожи на короткие щелчки.

И тем не менее дымовая завеса спасла. Бойцы добрались до нас. Бычка вместе с Белых бухнулся на землю, не дойдя до баррикады трех шагов.

Игорь взвизгнул и, словно битый щенок, судорожно пополз к мешкам. За ним и Бычка. Последний почти сразу выставил автомат и дал слепую очередь куда-то в свод туннеля.

Чесноков же держался на ногах крепче. Под редкими пулями врага он невозмутимо донес Ткаченко. Только за баррикадой он упал на колени и насколько было возможно аккуратно свалил Ткаченко с плеч.

Дима, казалось, не мог даже кричать. Он только и делал, что кривил лицо от боли.

— Сука… — Чесноков, уставившись на рану Ткаченко, принялся стягивать с себя пыльный китель. — Закровило! Надо новую повязку!

Пока он рвал свою одежду на лоскуты, я стрелял и думал.

Потом мельком глянул наверх, на склон горы, чей край козырьком свисал над пещерой и нашей площадкой.

Склон выглядел хлипковато. Представлял из себя осыпь, усыпанную мелкими и крупными камнями. Возможно, зимой тут сошла сель, а афганские ветра выдули землю, обнажив голыши.

Именно по этой причине ни мы, ни духи не спешили пользоваться гранатами. Опасались, что резкий громкий хлопок взрыва может спровоцировать осыпь.

И все же нужно было рискнуть. Иначе нам просто не хватит патронов.

Я снял автомат с мешков и пригнулся за баррикадой. Достал две Ф-1, принялся разгибать им предохранительные усики.

— Сашка! Ты че задумал⁈ — заметив это, крикнул Чесноков, не прекращая перевязывать Диму.

Я, сосредоточенный на гранатах, ему не ответил.

— Кидай! — заорал Суворов, тоже увидев, чем я занят. — Кидай, последний магазин отстреливаю!

Ему я, конечно, тоже не ответил. Я поочередно выдернул обе чеки, а потом бросил гранаты одну за одной. Мельком заметил, как их зеленые рубашки скрылись в темноте пещеры.

Душманы, казалось, ничего и не заметили. А потом прогремел первый взрыв. За ним, почти сразу, второй.

Туча пыли, смешанной с вонючим пороховым дымом, вырвалась изо рта пещеры.

Звук отозвался от ее стен так, что пошел по всему склону угрожающим гулом. Казалось, сама гора пробудилась от того, что на ее шкуре мелкие людишки затеяли ссору. Будто бы разозленная нами, эта гора вот-вот встанет и отряхнется от назойливых «насекомых».

В этом гуле утонуло все — и нестройные звуки выстрелов, и крики душманов. Если они вообще раздавались.

Мы, все как один, попрятались в свои укрытия. Я почти сразу глянул на склон.

Увидел, как мелкие камни приходят в движение, словно густая каша. Как увлекают за собой более крупные. А те — еще более крупные.

— Сейчас засыпет! — уставившийся дурными глазами на гору, с изумлением и страхом проговорил Суворов.

Мы все затаили дыхание. Когда камешки поехали под большим валуном, и он, увлекаемый ими, пополз следом, Бычка заорал:

— Уходим! Сейчас…

— Нет! Всем стоять! Всем стоять на месте! — закричал я. — Никому не покидать позиций!

Гул от взрывов утихал. Он будто бы покатился куда-то дальше, прокладывая себе путь по всей горной цепи. А потом и вовсе стих.

Его почти сразу заменил негромкий шелест осыпавшихся камней.

Большой валун замер без движения. Лишь мелкие камешки посыпались с козырька на землю под входом в пещеру.

— П-пронесло? — не сводя глаз с осыпи, тихо спросил Суворов.

Казалось, он боялся, что звук его голоса вот-вот приведет весь склон в движение.

— Кажись, да… — выдохнул Чесноков и опустил взгляд к Ткаченко. Что-то тихо у него спросил.

Даже под угрозой такой суровой опасности, как камнепад, Чесноков не оставлял своих обязанностей импровизированного санитара.

Я поджал губы. Посмотрел в пещеру. Там было тихо. А еще — пыльно. Клубы этой пыли, перемешанные с дымом, витали в воздухе, рисуя на свету причудливые, объемные узоры.

— Душманы все? — нервно сглотнув, спросил Женя Суворов.

— Кажись… Кажись, отступили… — засопел Бычка, стискивая автомат.

— Всем держать ухо востро! — приказал я. — Возможно, они еще не отступили!

Пыль, казалось, и не собиралась успокаиваться. И все же по истечении минуты она будто бы стала более прозрачной. В пещере проступили черные очертания стен и сводов. Бугристые линии впадин и выступов.

— Отошли… — с облегчением, очень усталым голосом сказал Бычка. Потом радостно выкрикнул: — Отошли!

— Ура! Так вам, сукины дети! — заорал Суворов и высунулся по пояс, показал пещере локоть в неприличном жесте. — Жрите пыль, гниды!

Бычка, поддавшись порыву Жени, тоже радостно заорал, вскинув автомат. Да даже Смыкало присоединился к этому празднику жизни.

Бычка полез обниматься с Чесноковым. Тот поддался, несколько растерянно улыбаясь.

Когда Бычка попытался полезть и ко мне, то замялся под суровым командирским взглядом.