Тень «Пересмешника» (СИ) - Март Артём - Страница 7

Незнакомец хмыкнул. Раненый, несмотря на сломанную руку, тоже хрипловато рассмеялся.

— Что ты им сказал? — спросил я.

— Сказал, — ответил Муха, сильнее надавливая коленом на грудь врага, — что если они хотят нас взять, то могут попробовать…

Некоторое время в переулке висела тишина. Только иногда ее нарушали звуки копания и схватившихся на земле противников и сдавленные, вперемешку с ругательствами, стоны Волкова.

А потом незнакомец что-то крикнул.

Из темноты на Муху немедленно бросился душман. Это произошло так быстро и так внезапно, что я едва успел заметить, как он, со всего размаха, врезал по голове командира крепкой палкой.

Не успел Муха завалиться, как душман кинулся на меня. Следом за ним из тьмы показались еще двое.

Первого я остановил.

Он бежал ко мне, замахиваясь своей дубинкой, но я, к тому времени уже развернувшись, просто пнул его ногой по бедру. Тот спотыкнулся и на полном ходу полетел на землю кувырком.

Я приготовился принимать следующего.

А потом голова разразилась настоящей болью. Резкой, яркой, как тысячи солнц. В глаза все тут же побелело. А потом наступила кромешная темнота.

— Как рука? — тихо спросил Юсуф, присевший на корточки рядом с Самандари.

Садо Самандари, сидевший на ящике, покривился от боли.

— Опухла. Шурави… Собака…

Они собрались у старого сарая, что был лишь одним из многих хозяйственных построек, развернувшихся в тесных улочках почти сразу за местным базаром.

Место казалось им идеальным — оно располагалось одновременно и не слишком близко, и не слишком далеко от мечети и главной площади кишлака.

Несколько мужчин тихо расселись на бочках и ящиках в небольшом захламленном дворике, отделявшем сарай от узкой складской улочки. Остальные же, кто помогал схватить шурави, растворились в тенях переулков. У них еще были дела.

Когда-то местные склады принадлежали богатым торговцам, жившим в Айвадже. Но после войны пришли в запустение, и ими почти никто не пользовался. Место было удачным, чтобы заточить здесь пленников. А еще дождаться их лидера.

Сумерки давно сменились ночной прохладной темнотой. Небо темное, почти черное, наполнилось светом множества звезд.

Несмотря на темень, было душно. Камень и глина, напитавшись за день солнечным теплом, теперь отдавали это тепло воздуху, спертому от почти полного отсутствия всякого ветра.

— В горы мне пока не уйти, — с некоторым разочарованием добавил Садо.

Юсуф больше ничего не сказал. Только потрепал моджахеда по груди. Встал и выпрямился.

Скрипнула дверь сарая. Оттуда, пригнув голову, выбрался Наимтулла.

— Ты связал их? — спросил молодого воина Псалай.

Голос его после драки звучал сипловато, а сам Псалай время от времени покашливал. Отхаркивался темной мокротой. В драке с шурави ему пришлось туговато. Хотя не настолько, как Садо Самандари.

— Да. Клянусь Аллахом, они не сдвинутся с места, — пискливо ответил Наимтулла.

Наимтулла Зирак, в отличие от остальных моджахедов, был в приподнятом настроении. Если другие хмуро, напряженно ждали того, что предстоит им сегодня сделать, то Наимтулла, едва восемнадцати лет от роду, оставался веселым.

Юсуф знал, что сегодня он гордился тем, как смог приставить нож к горлу одного из шурави.

— Хорошо, — выдохнул Юсуф. — Когда Кандагари обещал прийти?

— Абдулла и Хасан пошли за ним, — сказал Садо, массируя плечо, — скоро должен явиться.

Наимтулла быстро пошел к покосившемуся забору. Запрыгнув на перевернутую вверх дном бочку, достал кисет. Принялся крутить себе самокрутку и закурил. Едкий запах дурмана тут же потянулся по дворику.

— Ты знаешь, кто это такие, Юсуф? — спросил Садо, указав здоровой рукой на сарай.

Юсуф хмуро посмотрел на деревянную, гниловатую дверь. Покачал головой.

— Нет. Какие-то шурави, увязались за мной.

Садо покивал.

— Аллах послал нам их не зря, — сказал он. — То, что ты привел их к нам — редкая удача.

— Почему? — нахмурился Юсуф.

— Когда все произойдет, будет на кого свалить вину.

Наимтулла закашлялся, хрипло рассмеялся.

— Так вот почему ты не дал мне перерезать им горла!

— Я думаю… — кивнул ему Садо, — что так будет лучше. Пусть люди сразу увидят лица врагов, устроивших на площади ад.

Юсуф нахмурился.

План, который поначалу был предельно прост и в то же время самоубийственен, буквально с каждой минутой становился все сложнее. И это вызывало у Юсуфа беспокойство.

Сначала все, что он хотел, это прийти на площадь днем и бросить гранаты прямо под ноги шурави. Хотел забрать с собой как можно больше врагов, убивших его сына, прежде чем самого его настигнет вражья пуля.

И именно так он и сделал бы, если бы не одноглазый Кандагари, встретивший Юсуфа аккурат у калитки его собственного двора.

— Абдулла говорил, — сказал тогда ему Кандагари, — что ты хочешь отомстить за сына.

— Я не говорил ничего подобного Абдулле, — возразил Юсуф.

— Я знаю, друг мой. Знаю. Но тебе и не нужно было ничего говорить. Абдулла мудр. Он прочитал все это на твоем лице. И пришел ко мне. Ты хороший воин, Юсуф. Я соболезную твоей утрате. Но это не значит, что ты и сам должен сгинуть прямо сейчас. Ведь ты еще можешь послужить делу Джихада.

Юсуф знал Кандагари давно. Видел, как он раненый вернулся с войны. А еще слышал о том, что он служит под командой некоего Харина, человека, как говорят, связанного с самим Абдул-Халимом.

Хотя Кандагари никогда открыто не рассказывал, под чьим руководством он участвует в Джихаде, Юсуф склонялся ко мнению, что слухи об одноглазом моджахеде правдивы.

— Притащим их на площадь, когда утихнут крики, — рассмеялся Наимтулла. — Обвиним в том, что это они заложили гранаты. Пускай люди разорвут этих троих неверных на куски…

Они ждали недолго.

Кандагари, Абдулла и Хасан явились к ним спустя две четверти часа после того, как они сами принесли сюда шурави.

Кандагари поприветствовал всех присутствующих. Похвалил Наимтуллу и посочувствовал Садо.

Невысокий, но кряжистый, он носил рубаху поверх армейских штанов и трофейные китайские ботинки. Подпоясался цветастым кушаком, но нож за него не заложил. Не хотел, видимо, привлекать к себе лишнего внимания.

Его вытянутое лицо с горбатым, крупным носом и реденькой, худой бородкой было изуродовано шрамом. Правая глазница осталась пустой и напоминала застарелую рваную рану.

— Значит, взрывчатка на месте? — спросил Кандагари Садо, когда со всеми поздоровался.

— Да, — кивнул тот, — я сам принес ее туда сегодня вечером. Шурави ничего не заподозрили.

— Ты все подготовил?

— Да.

— Кто сделает дело?

Садо глянул на Псалая, тихо сидевшего в тени.

— Псалай, — сказал он.

Кандагари обернулся. Окинул Псалая внимательным, оценивающим взглядом своего единственного глаза.

— Ты готов, друг мой? — спросил он тихо.

— Да, — ответил Псалай сдавленным голосом.

— Хорошо. Ты сделаешь это сам? Или ты нашел другой путь.

Псалай ответил не сразу.

— Другой. Но я считаю, все будет надежно, — наконец сказал Псалай.

Кандагари хотел что-то спросить, но молодой Наимтулла, чей разум уже был во власти дурмана, встрял в разговор быстрее, чем успел заговорить Кандагари:

— Ты не видел, кого мы привели, Мухаммад? Видел, кого мы схватили? Это шурави. Не хочешь на них посмотреть?

— Мне говорили о них, — терпеливо ответил Кандагари. — Говорили, что они увязались за Юсуфом, пока он следил за шурави у мечети.

— Садо предложил…

— Я знаю, что предложил Садо, — перебил юнца старый воин.

Юсуф заметил, что резкий, немного надменный тон юноши начинает злить одноглазого моджахеда. А еще он знал, что пусть Кандагари и кажется сдержанным, он может легко вспыхнуть, словно сухой рогоз от малейшей искры. Юсуф не хотел бы стать этому свидетелем.

— И я поддерживаю идею Садо. Люди легко согласятся с тем, что все, что случилось — вина шурави. Особенно учитывая, кого именно вы поймали.