Тень «Пересмешника» (СИ) - Март Артём - Страница 40

Мы с Мухой сдержанно рассмеялись.

— Ладно, — я встал. — Пойду. Мне надо парням помочь с разделкой. Покажу им, как жилы правильно вырезать, чтоб мясо было нежнее.

Муха кивнул.

Мясо резали на крупные, большие куски. Мариновать предполагалось в луке, специях, которых парням удастся урвать у местных, ну и воде с добавлением аспирина. Мясо должно было получиться нежным и вкусным, хоть и нехитрым яством. В нашем положении — лучше и не сыщешь.

К полудню шашлык был готов. Жарили мы его на железной решетке, которую Махоркин притащил неведомо откуда. При этом на вопросы, где он ее взял, мехвод уклончиво отвечал, мол «Меньше знаешь, крепче спишь!». И этот ответ всех вполне устраивал.

Взвод расселся вокруг мангала. Принялся усиленно потреблять жирное и сочное мясо, щедро сдобренное укропом и черным молотым перцем.

Вкупе с лепешками, что парням удалось наменять у пастухов на патроны, заходило как надо. Да что греха таить? Я и сам, вместе со всеми, лопал мясо так, что за ушами трещало.

Нашу точку окутал приятный запах дыма и душистый — шашлыка.

Довольные бойцы расселись кто где. На некоторое время даже затихли все разговоры. Слышалось только довольное чавканье.

Первым наелся Махоркин. Он развалился на земле, подпирая голову рукой, и принялся потягивать очень сладкий чай, которым запивали шашлык. Поболтав напиток в кружке, мехвод вдруг заявил, задумчиво глядя на небо:

— Хорошо… Щас бы еще чего покрепче под шашлычок, так вообще бы было прекрасно!

— Покрепче? Водки что ли? — зыркнул на него Бычка.

— Водка неплохо, — задумался Махоркин, — но я в этом деле, знаешь ли, гурман. У меня батя самогон на кедровых орешках и изюме настаивает. Приучил к хорошему. На следующий день — как стеклышко. Будто и не прикладывался.

Бычка хмыкнул.

— Тоже мне. Кедровые орешки? Это в детском саду так балуются. Вот мой брат двоюродный… Он на Севере служил, так тот на полярнике настаивал! Зеленом таком. Говорит, после второй стопки начинаешь понимать белых медведей. Или медведям кажется, что ты их понимаешь. Не помнит.

Бойцы грянули дружным смехом.

— А я вот слыхал, что иногда на медвежьем дерьме настаивают, — сказал вдруг боец по фамилии Филипенко.

Бойцы вновь рассмеялись.

— Да иди ты? — в веселом удивлении спросил Пчеловеев.

— Ну, — вполне серьезно кивнул Филипенко. — у меня сосед один, дядя Сеня, так он охотник. Как уходил на медведя, так постоянно с сумкой дерьма возвращался. Я когда малой был, с речки иду под вечер, вижу его только с охоты. Ну и спрашиваю, мол, дядь Сень, а че эт у тебя там так воняет? А он мне — это медвежий помет. Я на нем самогон настаиваю. Вот вот вырастешь, так приходи, угощу.

— Слыхали⁈ — рассмеялся вдруг Бычка, — Филипенко у нас самогон на медвежьем дерьме пил! Ну как хоть? Понравился?

— Да ну тебя в баню, — обиделся Филипенко и затянулся сигаретой, — не пил я ни черта. Хотя знаешь, дядя Сеня всех родственников им поил. Всем нравилось.

— А че ж ты не попробовал? — спросил Махоркин.

— Да не успел, — пожал плечами Филипенко. — Не стало дяди Сени.

— Медведь задрал, или спился? — спросил заинтересовавшийся Волков.

— Да не. Застрелили. Отец егошней жены. Дед Егор застрелил, как узнал, что последние полгода вместо охоты в соседнее село к теть Зине ездил. Гулял с ней от жинки-то.

— Мстительный какой, — цокнул языком Махоркин.

— Ну за дочку-то, — понимающе кивнул Бычка.

— Да причем тут дочка? — разулыбался Филипенко. — На медведя-то, выходило, он и не ходил вовсе. А дерьмо все равно с каждой поездки привозил. И на нем самогон настаивал. Да вот только чье было дерьмо — так и не признался!

Все звонко рассмеялись. Махоркин даже за живот схватился.

Всеобщее веселье прервал суровый Муха.

— Ну че? Наелись? — спросил он.

Бойцы сразу посерьезнели. Кто лежал, развалившись, — встал.

Муха обвел всех серьезным взглядом.

— Сворачивайтесь. Готовность пятнадцать минут. Выдвигаемся на новую боевую задачу.

Бойцы засуетились, забегали, принялись тушить угли и собирать остатки шашлыка.

— Что такое, командир, — встав и отряхнувшись, спросил у него я.

Муха вздохнул.

— Командир передал — проблемка появилась. На обратном пути к крепости, к югу от дороги, пропало отделение с третьей заставы. На связь не выходит. Нужно проверить.

— Давно? — спросил я.

— С самого утра, — пожал плечами Муха. — Но это еще не все.

Не ответив, я только вопросительно приподнял бровь.

— В том ущелье велась странная активность, — сказал Муха, — они ехали проверить.

— Какая активность?

Муха поджал губы.

— Возможно, объявился наш проповедник, Саша.

Глава 21

— Всем машинам, следовать за командирской машиной. Повторяю: следовать за командирской машиной, мы сворачиваем вправо. Как слышно, приём?

— Говорит «Ветер два», — в эфире раздался голос Геворкадзе, — вас понял. Следуем за командирской машиной.

— Говорит «Ветер три», — начал я, — понял. Сворачиваем.

БТРы ползли по белой, будто бы светящейся в свете палящего солнца дороге. Когда вдали, по правому борту, показалась горная цепь, мы съехали с проторённого пути и погнали бронемашины по равнине.

Три БТРа, поднимая степную пыль, принялись пересекать почти ровную, протяжённую степь, что тянулась, казалось, от гор и до гор. Степь, которую пересекала наша, уже оставшаяся за спиной дорога.

Двигатели нашей машины монотонно выли. Мы сидели на броне. Бойцы казались напряжёнными, будто и не было того беззаботного обеда, который мы провели всего пару часов назад на «Ландыше».

Я сидел у башенки. Внимательно следил за передней полусферой. Рядом со мной примастился Бычка. Пчеловеев и Звягинцев сидели у моторного отсека. Рядовой Серёжа Матовой наблюдал за левым бортом. Он казался напряжённым и даже излишне серьёзным.

— Значит, Муха сказал, — начал вдруг Бычка, зажав в губах папиросу, — что мы едем искать этого пророка, который в кишлаке хозяйничал?

— Проповедника, — поправил я, сдвинув панаму сильнее на глаза, чтобы солнце не сильно слепило.

Бычка вздохнул.

— А откуда он взял, что он, этот прор… проповедник там окажется?

— Окажется или не окажется, а проверить надо, — сказал я односложно.

На самом деле, расспросы Бычки казались мне бесполезными.

Перед тем как сняться с точки, Муха довёл до сведения всего личного состава основную задачу.

Вчера в том ущелье перехватили странную радиопередачу. Передача была зашифрована, но наши умельцы, как всегда, докопались до сути.

Велась она на дари и напоминала… проповедь. Чей-то хорошо поставленный голос вещал о том, что советские войска в кишлаке Айвадж провели карательную операцию. Что они убивали невинных селян и устроили в кишлаке пожар. Проповедник призывал каждого, кто слышал эту передачу, к священной борьбе с шурави. К праведной мести за смерть невинных мужчин, женщин и детей.

— Циничный сукин сын перекладывает с больной головы на здоровую, — прокомментировал эту новость тогда Муха.

Интересно было, что боевая задача пропавшего отделения никак не связана с перехваченной передачей. Бойцы выполняли совершенно рутинную задачу — от местных на третьей заставе узнали о странных ящиках, которые пастухи нашли у ручья, протекающего в том ущелье.

По сути, задача пограничников была совершенно простой — проверить, а не душманский ли схрон нашли пастухи?

Предполагалось, что с учётом времени на дорогу они справятся часов за шесть или семь. Да только отделение пропало почти на сутки. Причём связь с ними прервалась уже спустя пять часов после выезда с точки третьей заставы. И даже тогда тревогу забили не сразу. Сначала решили, что обрыв произошёл из-за того, что они действовали в гористой местности. И только когда командир заставы решил, что связи нет слишком долго — забил тревогу.

На отправку спасательной группы понадобилось бы и дополнительное время, и дополнительные силы и средства. К его счастью, мы оказались ближе всех к месту, где связь с отделением прервалась. И могли заехать туда по пути домой.