Назад в СССР: Классный руководитель 2 (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard" - Страница 11

— Есть, конечно, — важно изрёк парень. — Сейчас, загружу.

Пришлось опять ждать, магнитофон выплюнул кассету, и Глеб сразу загрузил другую, со стойки. Я взял коробку, которая осталась лежать на столе. Фломастером на вкладке коряво была нанесена надпись: «Программа расчёта транспортных перевозки». С родным языком у Глеба явно наблюдались проблемы, но сейчас меня это не волновало.

На экране возникло изображение таблицы, отрисованное штрихами. В каждой ячейке мигало число. Талантливый парень уже сам смастерил аналог VisiCalc — прообраз электронных таблиц Excel.

— Вот, сюда можем из командной строки вводить в нужное поле число. А потом подсчитать сумму, среднее число, — с нескрываемой гордостью Глеб демонстрировал своё детище.

— Ты на этой штуке и задачки решаешь?

— Да, а что? Нельзя?

— Можно и нужно, Глеб. А несколько таблиц можешь использовать, чтобы число из одной ячейки можно было суммировать с числом из другой ячейки?

— Ячейки?

— Вот это, как ты называешь «поле» является ячейкой.

— А, можно, и так назвать. Да.

Он быстро нашлёпал символы в командной строке. И вывел несколько таблиц. Которые сменились медленно выросшими столбиками диаграммы.

— Вот! — гордо продемонстрировал итог. — А вы, Олег Николаевич, как будто даже и не удивлены? — в голосе Глеба явно зазвучало разочарование. — Вы такое раньше видели?

Конечно, видел, и в гораздо более красочном виде на суперсовременных компьютерах. Но рассказать об этом парню я, разумеется, не мог. И что-то сжалось у меня внутри, словно только сейчас я понял, какая громадная бездонная пропасть отделяет меня от современного мира с его виртуальной реальностью, искусственным интеллектом, что стало уже обыденностью. Но ведь я сам захотел вернуться в свою молодость, в которой всего этого придётся ждать невыносимо долго.

— Я кое-что видел, Глеб. Но твои разработки, честно, сильно впечатлили. Завидую, что у тебя такая крутая вещь есть, — я взглянул на часы и добавил: — На этом, думаю, наши занятия можно закончить.

— Так быстро? — у Глеба опустились уголки рта, стал похож на печального Пьеро.

— Два часа. И потом это было предварительно. В следующий раз постараюсь принести тебе задачи, порешаем.

Я пожал ему руку и направился в коридор. Но когда проходил мимо полуоткрытой двери в кабинет Костецкого, он тихо, но властно позвал меня.

И когда я присел в кресло напротив его стола, он сразу задал вопрос:

— Ну что скажите, Олег Николаевич? Ваш вердикт?

— У вас очень талантливый парень, Пётр Михайлович. Он не ленивый. То, что ему интересно, он знает отлично. А что ему не интересно, он не может узнать, потому что, как я понял, у него в школе неважный учитель физики.

— Да, — Костецкий покачал головой, погрустнел. — Да, я слышал. Но тут ничего поделать не могу.

Он вышел из-за стола, подошёл к стене, где висели картины. И отодвинул одну из них, с морским пейзажем, как дверцу. За ней оказался бар. В зеркальных стенках отражались бутылки разных форм и размеров, явно не купленных в обычном магазине. Костецкий вытащил изящную хрустальную бутылку и два бокала.

— Выпьем? «Камю». Купил по случаю в Париже.

— Я не пью алкоголь.

— Почему? — у хозяина кабинета взлетела вверх бровь, на лице промелькнула улыбка, явно жалостливая. — Вы больны?

— Да нет, наоборот, здоров, как бык. Не хочу форму терять.

Говорить Костецкому, что от алкоголя мрут клетки мозга, я не решился, он мог обидеться.

— Да, форма у вас отличная, — он одобрительно качнул головой, поставил одни бокал обратно.

Прикрыв бар дверцей с картиной, Костецкий вернулся к столу. Налил себе в бокал на донышке янтарной жидкости. Задумчиво покачал в ладони, с удовольствием сделал один глоток. Открыл деревянный ящичек, стоявший справа, достал толстую сигару. Щёлкнул специальными ножницами, отрезав кончик. И раскурил специально длинной спичкой. А я, как заворожённый следил за его священнодействиями.

Выпустив, маленький клуб дыма, Костецкий положил раскуренную сигару на край пепельницы из черного гранита. По кабинету волной распространился шлейф из запаха кедра, в котором ощущались пряные и кофейные нотки элитного алкоголя.

— Французский коньяк — шикарная вещь. Здесь такой не купишь. Одно дерьмо продают.

— Коньяк может быть только французский, — я едва заметно улыбнулся, боясь, что хозяина это заденет.

Но тот лишь снисходительно усмехнулся:

— Вы правы. Коньяк — это прерогатива только Франции. — Я был в этом городе в департаменте… э. э. э… Шара…

— Шаранта, — закончил я.

— Да. Именно. Дегустировал там разные сорта коньяков. О, какой это аромат, какой вкус. Божественно, — он блаженно прикрыл глаза.— Знаете, когда я впервые приехал в Париж, то зашёл в какой-то магазин, уж не помню, как он назывался. И меня поразил там ошеломляющий аромат еды, особенно сыра. У них там сотни сортов. Даже на глаза слезы навернулись. Вы понимаете, наша страна победила фашизм, а обеспечить хотя бы приблизительный уровень жизни, как во Франции, которая сдалась, не может.

Я криво усмехнулся, стараясь, чтобы не заметил хозяина дома. Костецкий сидел в шикарном кабинете, за письменным столом, явно сделанным на заказ. Курил сигару, пил коньяк, купленный в Париже. Квартира в доме, специально построенном для партийной элиты. Прекрасные картины на стене. Сыну купил персональный компьютер, когда большинство родителей не могли осилить для своих детей хороший инженерный калькулятор. Одетый в роскошный домашний костюм, он напоминал барина, на которого работают тысячи крепостных. И перед ним сидел я — нищий советский учитель. А сам хозяин жаловался, что не имеет того, что имел бы, живя за границей.

— Была б моя воля, я бы переехал во Францию. Не обязательно в Париж. В какой-то маленький городок, рядом с рекой, лесом. Собственная вилла. Мечты, мечты.

— Тогда Глебу надо учить французский, — нашёлся я. — Хотя… Ему бы больше подошло бы учиться в Штатах.

— Почему? — заинтересовался Костецкий.

— Ваш сын очень талантливый… — я чуть не сказал айтишник, — программист. Сейчас Штаты — центр развития компьютерной индустрии. Можно сказать, на наших глазах происходит третья научно-техническая революция. Компьютеры будут развиваться стремительно: программное обеспечение, бизнес-программы, игры.

— Вы так считаете? А я думал, это просто игрушка. Поиграет и бросит. Займётся чем-то ещё.

— Нет. За компьютерами — будущее всего мира.

— А вы бы сами, Олег Николаевич, хотели бы переехать на запад? В Штаты? Работать там. Ваша жена сказала, вы — талантливый учёный, астрофизик. Там столько возможностей.

То, что Людка представила меня в самом лучшем свете, не удивило. Вот то, что она помнила, что я — астрофизик, поразило.

— Работать там постоянно — нет. Не хотел бы. Ностальгия бы замучила.

— Да ладно вам, — он сделал глоток из бокала, затянулся сигарой, выпустив вверх струйку сизо-седого дыма. — Ностальгию выдумали, чтобы было чем удерживать своих граждан внутри страны. Родина, Россия. Впрочем… — он на мгновение задумался. — Встречал я бывших русских, они действительно жаловались, что скучают. Но ведь вы могли просто ездить туда на конференции.

— Да, этого я бы хотел, конечно.

— А что мешает? — явно заинтересовался он. — Не хватает денег?

— Нет. Не в этом дело. У меня была возможность стать референтом одного нашего учёного, сопровождать его в разных странах. Но меня за кордон не выпустят.

— Почему? Что-то натворили на линии… гм, — он не закончил, но поднял глаза к потолку, мол, там наверху?

— Это всё из-за Грачёва. Он зол на меня. Написал такую характеристику, что я никуда устроиться не мог. И выехать за границу, естественно, тоже.

— Из-за чего? Взятки отказались брать? — в глазах Костецкого запрыгали хитрые чёртики.

— И это тоже. Но главное, на нашей кафедре должен был защищаться один важный человек. А я, как доцент кафедры, написал негативный отзыв. Ректора это взбесило. Ему было проще выгнать доцента, чем ссориться с уважаемым человеком.