Развод. Не прощу за "походную жену" (СИ) - Гераскина Екатерина - Страница 35

— Я не прощу, — сказала я тихо, но каждое слово резало, как лезвие.

Он кивнул, даже не пытаясь спорить.

— Знаю, Кьяра. Но и обманывать тебя, притворяться, будто я был верен, когда переспал с той женщиной… тоже не могу. Купить ей дом, а потом ждать, когда до тебя дойдут слухи, — это было бы ещё большей подлостью.

— Ты хотел, чтобы я ей прислуживала.

— Не прислуживала, а помогла обустроиться. Только тебе я мог доверить ребёнка, а потом надеяться на твоё понимание.

— Я хотела выцарапать тебе глаза.

— Знаю. И сам бы лишился зрения, если бы была возможность всё вернуть вспять. Я хотел бы, чтобы матерью моего ребёнка была ты. И чтобы у нас  был не только Алекс.

— Что ты от меня хочешь, Арагон? — выдохнула я, сжимая ладони так сильно, что ногти впивались в кожу.

Он чуть подался вперёд, взгляд стал прямым, открытым, до боли честным.

— Просто дай нам ещё один шанс. Я сделаю всё, что смогу, и даже больше, чтобы заслужить твоё прощение. Я положу жизнь на это. У нас она долгая, Кьяра. Я не собираюсь сдаваться.

Я убрала его руку со своего подбородка. Тень огня плясала на его лице, высвечивая резкие черты, горечь в уголках губ и усталость.

— Если нас не убьёт император, — тихо произнесла я.

Он чуть усмехнулся, почти безрадостно, и ответил:

— Пусть сначала попробует, — пауза была недолгой. — Я не ищу оправданий, Кьяра. Я сам себе палач. Я ощущаю себя предателем, как и мой дракон. Просто знай, каждый день с тех пор — расплата за ту одну ночь. Всё внутри меня выжжено. Я сам не понимаю, как это вышло. Какое-то помутнее на грани потери рассудка. А потом лишь горечь и тяжесть понимания на утро, что все не сон и я тебе изменил.

— Ты был жесток со мной, когда пришел, — ответила я холодно. — Ты привык командовать, чтобы тебе подчинялись. Но я не твой воин.

— Мне сложно переключиться в одночасье. Вся моя жизнь прошла на фронте, за редкими исключениями. Туда же ушёл наш сын. Иногда мне кажется, что я уже не приспособлен для мирной жизни. И да, я был зол и жесток в словах. Я уже не помню, что значит тепло, что значит подбирать слова и не ранить ими. Война не учит этому. Она учит принимать решения — тяжёлые, быстрые, и ни перед кем не отчитываться, Кьяра. Я такой, какой есть. Жестокий, безжалостный генерал.

— Ты и правда солдат до мозга костей. И годы тебя не пощадили. Ты стал ещё более резким и твёрдым, Арагон. И потому я скажу тебе как есть, чтобы ты знал. Ты причинил мне боль. Такую, что я думала просто не смогу сделать вдоха. Ты разорвал в клочья мое сердце. Я ждала тебя изо дня в день, плакала над твоими письмами, в которых, как я понимаю, было мало правды. Ты не писал, что тяжело был ранен, — я дотронулась до его груди с огромным шрамом. — Ты чуть не покинул этот мир.

— Я был искренен в своих чувствах. А что до ранений, сколько их было, Кьяра, я уже и не упомню. Ты не должна была переживать.

— Дурак, какой же ты дурак! — толкнула его кулаком в грудь.

— Я выжил в последнем бою, после этого ранения только потому, что ты снилась мне и звала, — он перехватил мою руку и поцеловал в тыльную сторону ладони. Я вырвала её.

— Я не понимаю, как ты смог залезть на другую. Ты ведь не врёшь мне сейчас. Ты прямолинеен, как палка, даже если это причиняет боль.

— После того ранения я думал, что ты рядом. У меня была горячка. Ты обнимала меня, пахла так сладко, мне казалось я дома, вернулся к тебе, наконец. Война закончилась. Мне виделось твоё лицо. Такое родное… Это была ты, Кьяра. А утром, когда я открыл глаза… увидел рядом голую девицу. А потом пришло осознание, какое дерьмо натворил. И как потом вышло не без последствий.

Он закрыл глаза, провёл рукой по лицу.

— Если бы можно было повернуть время вспять — я бы сделал это. Я так сожалею, Кьяра.

Мы молчали. Просто смотрели друг на друга. Воздух между нами стал густым, словно сотканным из боли, утрат и высказанных слов. Боль и горечь в наших глазах были осязаемы — живыми, дышащими.

Как прежде уже не будет. И мы оба это понимали — без оправданий, без попыток притвориться, будто рана не зияет всё так же глубоко.

— Мне нужно закончить с травами. Я хочу успеть сварить ещё одно зелье — оно нам может понадобиться.

— Хорошо, — сказал он.

Он встал, отошёл к своему мешку. Я видела, как он достал шкуру, подошёл ко мне и молча накинул её мне на плечи. Тепло мягкой шкуры обожгло, я выдохнула. В этом мире я всё время мёрзла.

Я кивнула ему — коротко, с благодарностью. А он всё ещё стоял рядом, смотрел на меня с тем самым взглядом, в котором сплелись вина, нежность и упрямая решимость.

Глава 39

Проснулись на рассвете — если этот тусклый, кроваво-лиловый свет вообще можно было назвать рассветом. Воздух пах гарью и влажной почвой. Мы ели молча, у костра потрескивали последние ветки.

Арагон первым поднялся.

— В путь, — коротко сказал он.

Никто не спорил.

Мы двинулись между скалами. Каменные стены по обе стороны становились всё ниже, и вскоре над головой вновь раскрылось мутное небо. Я шла за Лири. Кошка, как обычно, впереди.

Шли мы уже пару часов. Но тут Арагон поднял руку, и мы все замерли.

Он присел, коснулся земли, осмотрелся.

— Старый след, — проговорил он. — Часов шесть, не больше. Идут цепью.

— Сколько человек было в убежище? — спросил он у Лири.

— Нас было всего двадцать человек.

Генерал медленно поднялся, осмотрелся:

— Тут есть следы волочения. Возможно, есть раненые.

Он указал на несколько глубоких отпечатков сапог.

— Знакомый протектор. Это военные сапоги имперского образца. И шаги четкие, ровные. Судя по расстоянию между следами, шли быстро. Подгоняли пленных. И имперцев много.

Мы двинулись дальше, стараясь не шуметь. Лири вдруг замерла у камня, присела, вытащила из пыли что-то блестящее. Небольшой металлический кулон, тонко выбитый узором лозы.

— Это принадлежало папе, — прошептала она.

В голосе её прозвучал страх.

Арагон коротко кивнул:

— Диант перехвати Алекса. Я пойду первым. Лири, будь с ним рядом.

Мы поменяли очерёдность. Я уже не собирала травы. Мы была наготове.

Мы продвигались по следам почти час. Следы становились всё чётче, местами виднелись пятна запёкшейся крови. Потом путь оборвался. Были явные следы борьбы и крови.

Арагон переглянулся со своими людьми.

— Оставайтесь здесь. Я на разведку.

Мне было страшно отпускать его.

Но я знала — он подготовлен. И если не он, то кто вернётся живым?

Только сердцу не прикажешь: каждый раз при этом оно замирало.

Я поймала сосредоточенный взгляд Арагона, который на мгновении остановился на мне последним, и кивнула ему.

Он скрылся среди валунов и редких, искривлённых деревьев, которые прикрывали наше движение.

Лири села на пятки, сжала кулон, рука её чуть дрожала.

Алекс добрался до неё и сел рядом, оставив костыль сбоку, вытянул ногу, притянул девушку к себе и что-то тихо зашептал ей на ухо.

Я достала бурдюк с восстанавливающим зельем большей концентрации и передала его мужчинам.

Те сделали по паре глотков — даже если были удивлены силой зелья, никто не произнёс ни слова. Молчали. Мне нужно было поддерживать их силы в этом мире.

Вскоре раздался свист — на первый взгляд птичий.

Но… Этьен сразу вскинул голову. За ним — Диант. Даже Алекс насторожился.

Только Ройберг, как и я с Лири, ничего не понимали.

Почему мужчины вдруг пришли в готовность?

Ещё один свист — короткий, прерывистый. Потом второй.

Этьен поднял руку, требуя тишины, но мы и так были напряжены и молчали.

Снова череда птичьих свистов и Этьен встал, издав похожий свист, но долгий. Я посмотрела на него.

— Идем, — скомандовал он.

И мы снова двинулись в путь.

Теперь адъютант моего мужа считывал следы на сухой, каменистой почве, а потом я заметила царапины на камнях, которые Этьен обводил пальцами.