Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ) - Волков Тим - Страница 4

Я снова был дома.

И только один вопрос гудел в голове, на грани паники и восторга: какого чёрта происходит?

А потом как ужас — лишь бы не проснуться…

Я прошёл прихожую. Мама уже скрылась на кухне — щёлкнуло радио, зашипела вода в чайнике. Всё как раньше. Не просто в деталях, в ощущениях, в воздухе, в звуках. Казалось, если закрыть глаза, я услышу, как во дворе друзья зовут играть в футбол, как воет соседская собака, как из открытого окна кто-то крутит «Землян» и разносится:

А мы летим орбитами,

Путями неизбитыми…

Из коридора, сразу налево,моя комната. Рука на автомате нащупала круглую ручку. Я толкнул дверь.

И сердце заколотилось.

Всё было… как тогда.

Стены, обклеенные вырезками из журналов: космонавты, машины, актеры — Янковский, Абдулов, Михайлов, Гурченко и конечно же Челентано. На полке, у окна — мои книжки: «Путь к звёздам», «Три мушкетёра», весь Жюль Верн и Джек Лондон. Тут же подписка «Юного техника» и «Вокруг света».

На письменном столе лежит мой старый значок «Юный техник». А рядом оловянный солдатик с надломленной винтовкой, стоящий в позе атаки. Я сам его когда-то отливал, руки обжигал.

Я подошёл ближе, медленно, будто боясь спугнуть реальность. На спинке стула висит моя джинсовка. Та самая, с пришитым белым черепом. В детстве это казалось страшно круто. А сейчас… Сейчас я чувствовал, как по спине бегут мурашки.

Я обернулся, посмотрел на кровать. Клетчатое покрывало, подушка с вдавленным углом, старый ковёр на стене, на котором я когда-то наблюдал целые миры перед тем, как заснуть.

Я подошёл к висящему на дверце шкафа зеркалу и внимательно рассмотрел отражение.

Парень лет семнадцати-восемнадцати. Высокий лоб, тёмные волосы, немного торчащие на затылке. Яркие, внимательные глаза. Чёткая линия подбородка.

Я смотрел на себя молодого, живого. Без очков. Без морщин. Без боли в спине, с которой просыпался каждое утро вот уже много лет.

Меня зашатало от переполняющих эмоций. Я сделал шаг назад, сел на кровать, знакомо скрипнувшую пружинами. Пощупал руками матрас, чуть продавленный, жёсткий. Тот самый. Вдохнул запах старого одеяла. Всё как раньше, и всё настоящее.

Голова кружилась. Я лег, закрыл глаза. Сердце билось так громко, что я слышал его. Всё тело словно вибрировало от избытка эмоций, чувств, запахов, мыслей.

И мир поплыл.

Я провалился в темноту. Не в сон — в что-то вроде небытия, как после сотрясения.

Тело отказывалось слушаться, сознание плавало. А потом — вспышка. Резкий вдох. Я открыл глаза. Ага, все-таки приснилось? Вот так сон, чудной какой…

Свет солнца пробивался сквозь окно, ложился пятнами на пол. Всё тот же потолок. Всё та же комната. Нет, не приснилось. И в самом деле переместился в прошлое.

Как ни странно, но этот эмоциональный обморок помог привести мысли в порядок. Смятение ушло. Вместо него появилось странное чувство эйфории.

Я снова молод! Я здоров! Впереди целая жизнь. Чёрт побери… И за что мне всё это?

Я облокотился головой на спинку кровати и засмеялся. Я могу всё начать заново, исправить ошибки, изменить прошлое и будущее.

Но я всё ещё не понимал, как это случилось. Ни логики, ни объяснения этому не было. Но какая, к черту, разница?

Я снова молод. И я вернулся.

И на этот раз… я сделаю всё иначе. Так, как должно быть.

— Саша! — раздался требовательный голос матери. — Иди есть! Остынет всё!

Я пошёл на кухню.

Мать стояла у плиты и мешала деревянной лопаткой картошку в чугунной сковороде. Запах!..

— Голодный? — спросила мама, обернувшись.

— Еще как!

— Давай, садись. Уже готово!

На плите исходил паром эмалированный чайник. Мама быстро подхватила его полотенцем за ручку и плеснула кипятка в небольшой заварочный чайник, бросила туда же горсть ароматного травяного чая, накрыла крышкой и сверху салфеткой. Потом быстро поставила на стол так знакомые с детства фаянсовые тарелки с голубыми цветочками по краю, водрузила посреди стола сковородку с картошкой и взяла в руки столовые приборы.

— Ты как будешь есть? — спросила она. — Ложкой, или вилкой?

Я сел, стараясь не пялиться на неё слишком открыто. Мне хотелось встать, подбежать, обнять её, зарыться лицом в плечо и зарыдать, как ребёнок. Но я сдержался. Не хватало ещё напугать мать.

— Чего такой? — она посмотрела на меня внимательнее и нахмурилась. — Бледный какой-то. Ты где пропадал вчера вечером?

— Просто… — Я сглотнул. — Гулял.

— Гулял он! — рассердилась мать. — Пришел поздно, отец ругался, мне высказывал что отпустила тебя. А к поступлению кто готовиться будет? Сегодня чтобы в восемь дома был как штык! Книжки давай читай, а не вот это все!

— Хорошо, мам!

Она положила мне в тарелку щедрую порцию картошки — крупной, золотистой, с поджаристой корочкой. Пододвинула миску с солёными огурцами, и сделала бутерброд с «Докторской».

— Держи, — улыбнулась она. — Всё как ты любишь.

Я ел, как не ел, кажется, никогда. Никакие супер дорогие рестораны, высокие авторские кухни и прочие заведения не могли сравниться с этой картошкой! Каждый кусочек — настоящий гастрономический оргазм.

— Господи, ты что голодный то такой? — мама смотрела, как я наворачиваю картошку, закусывая хрустящим огурцом и бутербродом. — Давай я тебе ещё пирог с капустой достану. Только что испекла. Думала на вечер, а ты вон как трескаешь, за обе щеки!

— Давай, — кивнул я. — Готов съесть хоть слона!

— Странный ты сегодня, — усмехнулась она. — Как будто сто лет не ел.

«Ну, сто, не сто, а лет сорок пять точно» — подумал я и впился зубами в хрустящую корочку пирога.

Мама налила мне в большую кружку свежезаваренного крепкого чая и добавила туда три ложки сахара. Я уже лет десять не пил чая с сахаром, здоровье не позволяло, и вот теперь просто застонал от восторга, ощутив во рту эту божественную амброзию.

Съел всё подчистую, и только облокотился на спинку стула, как раздался телефонный звонок из прихожей. Того самого, кремового цвета, с диском.

Мать вытерла руки о фартук:

— Сходи, послушай кто там звонит. Если тетя Люда, то обязательно позови меня.

Я поднялся, подошёл к телефону, снял трубку.

— Алло?

— Саша?

Голос. Девчачий. Нерешительный. Чуть дрожащий. И знакомый.

— Да. Это я.

— Это Наташа… Наташа Ермакова. Мы… недавно сбили тебя на машине с дедушкой. Узнал?

— Узнал, — улыбнулся я. — Привет, Наташа. Рад тебя слышать.

— Я… прости, что так. Просто… я переживала за тебя. Ты так странно себя вел. Ничего, что я на «ты»? Потом убежал. Я нашла твой номер по справочнику — по фамилии. Надеюсь, не отвлекаю тебя от чего-то важного?

— Нет, всё в порядке, — я улыбнулся, вспомнив эту девушку. — Спасибо, что нашла. Правда. Очень приятно.

Повисла неловкая пауза. Девушка явно стеснялась, и я подумал: а чего я молчу? Чего теряюсь? Нужно брать инициативу в свои руки!

— Слушай, — предложил я. — А давай встретимся? Ну, может, в кино сходим сегодня?

Снова пауза.

— В кино? — я услышал, как она тихо выдохнула. — Да. Почему бы и нет.

— Отлично, — сказал я. — Тогда… скажем, в шесть? У «Экрана» на Кировской.

— Договорились. Я буду.

— Ну и отлично! До встречи.

— До встречи, Саша.

Я медленно повесил трубку. Мать выглянула из кухни:

— Девушка?

Я кивнул, не сдержав улыбки.

— Да. Зовут Наташа. Мы… с ней случайно познакомились.

— М-м… — она улыбнулась и уже из кухни крикнула: — Смотри у меня. Только чтобы приличная была. И вообще, об институте больше думай, а не о девочках! Экзамены скоро!

Верно. В этом году я поступлю в технический институт, и буду мучиться пять лет, осваивая тонкости ненавистной профессии, а потом всю жизнь ходить на работу, как на каторгу. Ну не лежит у меня душа к технике! Я всегда хотел стать журналистом.