Системный Кузнец IV (СИ) - Мечников Ярослав - Страница 31

Брандт подошёл к наковальне. Я не мог разглядеть саму поковку, но было достаточно видеть лицо гиганта-оружейника, и его ржавую ухмылку.

— ТАК-ТАК… — пропел тот, растягивая гласные — прозвучало как начало жуткой арии, которая отразилась от стен, смешиваясь с гулом горнов. — Вы, деревенские ничтожества, снова погрязли в лени и тугоумии…

Мужик поднял глаза на сжавшегося кузнеца — в них блестел нездоровый огонёк азарта палача.

— Образец, — произнёс Брандт вкрадчиво. — Ты видел образец, олух?

Кузнец что-то тихо пробормотал в ответ, кивая так часто, что голова затряслась — голос потонул в шуме цеха, но страх был виден за версту по сжавшейся спине.

— ТАК КАКОГО БОЛОТНОГО ЛЕШЕГО ТЫ СДЕЛАЛ ЭТО ДЕРЬМО⁈

Голос Брандта сорвался на вибрирующий рык, который волной прокатился по кузне. Ржавый схватил топор и сунул в лицо бедолаге.

— Ты видел там шов⁈ Ты видел на образце шов, я тебя спрашиваю⁈ Ты думаешь, что тот, кто сделал этот топор — идиот⁈ Думаешь, он просто так мучился с вытяжкой⁈ Нет! Это хороший образец, созданный для войны, а ты… ты сделал редкостное ГОВНО!

Его ор ударил по ушам каждого в пещере. Повисла мёртвая тишина.

А затем…

— А-ХА-ХА-ХА-ХА!

Мужик расхохотался, запрокинув голову так высоко, что казалось, толстая шея сейчас хрустнет и переломится пополам.

Мужики в кузне зашевелились — кто-то в панике начал прятать свои поделки, торопливо швыряя металл обратно в горн — видимо, решили наспех переделать то, за что сейчас казнили первого бедолагу. Вряд ли успеют, но надежда умирает последней — лучше не показать ничего, чем показать брак. Инструменты зашуршали, металл заклацал, мехи захрипели в неровном ритме страха.

Те, кто поумнее или поудачливее, продолжали стоять, вцепившись в молоты. Эти кузнецы, как и я, вытягивали шип из цельного куска, и теперь молились, чтобы работа выдержала суд.

Брандт, всё ещё держа кувалду в левой руке, правой поднял несчастный топор — осмотрел, как врач осматривает гнилую конечность перед ампутацией.

— Испортил… — прошипел ржавый гигант. — Испортил такую сталь своими неумелыми руками.

Мужик снова выстрелил в кузнеца адским взглядом, в котором даже с моего расстояния угадывались багровые огоньки. А затем…

…отбросил свою кувалду. Грохот падения заглушил остальные звуки. Брандт перехватил топор двумя руками: одной — за обух, другой — за приваренный шип.

Гигант напрягся — тело налилось каменной тяжестью, превратившись в скалу. Вены на лбу и шее вздулись чёрными жгутами, кожа потемнела, а затем этот монстр сделал мощное движение на излом.

Звук разрываемого металла был коротким, сухим и страшным, как выстрел. Шип, который должен был пробивать латы, просто отломился. Брандт держал в одной руке изуродованный топор, а в другой — кусок железа.

Все в цеху вздрогнули. Я буквально почувствовал, как сердца полусотни человек пропустили удар, а потом забились в ритме ужаса.

— Зверь… — прошелестело рядом.

— Бес…

— Сегодня всем прилетит, — в панике зашептал кузнец за соседним горном. Я повернулся — мужичок лет пятидесяти, с маленькими усиками и жилистыми руками, смотрел на меня перепуганными глазами, в которых читалось отчаяние. — Всем хана…

Я сглотнул. Бедные мужики — жили себе в своих деревнях, ковали подковы, растили детей… и тут это дерьмо. Острая игла ярости пронзила тело — Огненная Ци, почувствовав несправедливость, взревела, требуя выхода, желая прямо сейчас вмешаться и снова помериться силами с этим существом, доказать, что огонь сильнее камня.

Сделал медленный выдох, стравливая внутренний жар и унимая бушующую стихию. «Тихо. Не сейчас». Плечи опустились, тело расслабилось. Нет, драка здесь не поможет — нужно действовать иначе.

Просто дождаться, когда этот монстр увидит мою работу.

Посмотрел на Ульфа — глаза великана были на мокром месте, губы дрожали. Весь этот стресс, крики и бесчеловечная жестокость давили на его детскую психику, как молот на стекло.

— ПЯТЬ ПЛЕТЕЙ! — проорал Брандт, швырнув обломки топора на пол. — И ПЕРЕДЕЛАТЬ! До утра не выйдешь отсюда, пока не сдашь норму!

Яростный рык прокатился по цеху, заглушив все звуки. Я вновь бросил взгляд к первому горну — кузнец понуро опустил голову и, шаркая, вышел на площадку перед ступенями на видное место и развернулся. И я узнал его — это «Бульдог», тот самый мужик с уставшими глазами и обвисшей кожей, с которым утром разговаривал в казарме — тот, кто предупреждал о правилах. Теперь правила настигли его самого.

Йорг Бык стоял неподалёку — в руке толстая рукоять, к которой крепился хищный хвост плетёной кожи. Бригадир невозмутимо вытер лоб тыльной стороной ладони и подошёл к кузнецу сзади — лицо непроницаемо, как маска палача.

Бедолага молча задрал пропитанную потом рубаху, обнажая спину — губы шевелились, шепча молитву или проклятие.

Бык приподнял инструмент повыше, примериваясь — что-то тихо сказал кузнецу, а затем с чудовищной резкостью опустил руку.

Прозвучал сперва свист, затем щелчок.

Звук удара был тошнотворным и мокрым — видимо, кожа лопнула. Кузнец зашипел, глаза полезли из орбит, пот ручьём хлынул по лицу, тело дёрнулось.

Ещё удар — бригадир не жалел мужика, вкладывал в замах весь вес корпуса.

«Вот же сука, — подумал я, чувствуя, как во рту появляется привкус гнева. — Хорош бригадир, ничего не скажешь».

Мысленно вписал имя Быка в список должников, сразу после Брандта. «Ты тоже попробуешь огненную плеть на своей шкуре, мерзавец». Внезапно вспомнился Йост — ночной бригадир. Неужели и он… тоже так? Неужели эта система ломает всех?

Свист… Удар!

Третий. Четвёртый.

Бульдог хрипел, хватая ртом воздух, пытаясь справиться с болью, которая будто разрывала того надвое. При каждом ударе по цеху прокатывалась волна тихих вдохов — мужики чувствовали каждый удар на своей шкуре.

— Твари… — долетел до меня чей-то шёпот.

— Поплатитесь ещё за это… кровью умоетесь…

Мастера говорили тихо, боясь поднять голову, но ненависть в воздухе можно было резать ножом.

Пятый удар. Бык, кажется, вложил в него не только силу, но и душу — заметил, как на мгновение губы бригадира дрогнули в подобии улыбки. Чёртов садист.

Кузнец изогнулся дугой и без сил осел на каменный пол. Йорг отступил вглубь, равнодушно сматывая плеть, ожидая следующую жертву, а «Бульдог», просидев несколько секунд, начал подниматься — рука, дрожа, упёрлась в пол. Мужик с трудом выпрямился и, пошатываясь, побрёл к горну в полной тишине, нарушаемой лишь рёвом огня и дыханием мехов.

Тут же зашуршали инструменты — мужики в панике начали переделывать работу, надеясь успеть до того, как очередь дойдёт до них.

Понял, что ждать очереди в этом театре ужасов бессмысленно — только время потеряю и нервы сожгу. Лучше начать делать второй топор, пока руки помнят. Хотя, признаться честно, «творческий дух» в такой атмосфере немного угас.

Подошёл к Ульфу — детина дрожал, как осиновый лист на ветру — огромные плечи вздрагивали.

— Ульф, Ульф, слушай меня… — придвинулся к нему вплотную, говоря быстрым шёпотом. — Тебе ничего не грозит. Слышишь? Если что пойдёт не так — отвечать буду я. Успокойся, ладно?

Но здоровяк не реагировал — дрожал не от страха наказания — его пугало само место, концентрация боли и злобы, исходившая от «плохих людей». Парень чувствовал её, как зверь чует грозу.

— Ульф! — схватил молотобойца за плечи, сжимая пальцы, чтобы привести в чувство. — Погляди на меня!

Тот медленно перевёл на меня взгляд — глаза его были пустыми и чёрными.

— У нас с тобой хорошая работа. Я знаю, что тебе не нравится это место, но мы скоро выберемся отсюда. Слышишь? Мы обязательно выберемся, и тебе не придётся больше видеть всё это. Ты веришь мне⁈

Невольно повысил голос. Инстинктивно оглянулся — кузнец за соседним горном скосил на нас испуганный взгляд, но тут же отвернулся. Снова сосредоточился на Ульфе.

— Выберемся… Кай и Ульф уйдут… Кай и Ульф уйдут… — затараторил паренёк, цепляясь за мои слова как за спасательную шлюпку.