Жуков. Халхин-Гол (СИ) - Алмазный Петр - Страница 55

После моих слов в зале наступила тяжелая пауза. Первым ее нарушил начальник Генштаба Шапошников, обратившись к наркому тяжелой машиностроения Казакову:

— Борис Львович, по танковому вооружению. Конструктор Грабин в КБ завода № 92 предлагает новую 76-мм танковую пушку Ф-32. Насколько реально ее скорейшее внедрение вместо устаревших Л-10?

Казаков мрачно покачал головой:

— Товарищ Шапошников, Грабин — талантливый конструктор, но Ф-32 еще требует доводки. А главное — перестройки производства. Заводу № 172 в Мотовилихе потребуется не менее полугода только на переналадку станочного парка.

Шапошников кивнул, принимая сказанное к сведению. Нарком авиационной промышленности Михаил Моисеевич Каганович обратился к конструктору Ильюшину, которого Берия, по моему требованию, приказал выпустить из шараги:

— Сергей Владимирович, по вашим штурмовикам… Реально ли адаптировать бронекорпус ЦКБ-55 под противотанковые пушки? Бои на Халхин-Голе показали, что японские танки уязвимы для авиационных пушек.

Ильюшин, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, проговорил:

— Михаил Моисеевич, это потребует полного пересмотра конструкции. Увеличится вес, изменится центровка. Готов проработать, но гарантирую — не раньше конца 40-го года.

Директор танкового завода № 183 в Харькове Юрий Евгеньевич Максарев вмешался в разговор:

— По «Т-26». Мы можем усилить лобовую броню до 25 мм уже к февралю. Это даст защиту от 37-мм пушек на средних дистанциях. Без пересмотра всей конструкции.

Нарком боеприпасов Иван Павлович Сергеев поднял голову от бумаг:

— Товарищи, вы забываете про снаряды. Для новых пушек нужны новые боеприпасы. Мои заводы работают на пределе. Если начинать производство новых калибров — придется пересмотреть весь государственный план по производству боеприпасов.

Возникла пауза. Сталин, опустившись на стул во главе стола, медленно раскуривая трубку, обвел взглядом присутствующих, сказал:

— Товарищ Меркулов, ваше мнение как наркома черной металлургии?

Федор Александрович Меркулов тяжело вздохнул.

— По броневым сталям. Магнитогорск и Кузнецк могут дать нужные марки стали, но потребуется реконструкция прокатных станов. И время — минимум восемь месяцев.

И так — нарком за наркомом, директор за директором, проблема за проблемой, звено за звеном. Я сидел, внимательно слушая и все фиксируя. Каждый тянул одеяло на себя, и каждый по-своему был прав. Шапошников, пытавшийся навести мосты, выглядел усталым.

Ворошилов явно терял нить дискуссии, погружаясь в бумаги. Каганович-старший, зампред Совнаркома, с холодным расчетом оценивал каждое предложение, видать, мысленно прикидывая стоимость.

Ко мне наклонился Шапошников, понизив голос, проговорил:

— Георгий Константинович, видите что творится. Боюсь, что без решительного вмешательства все утонет в согласованиях.

Я кивнул, но не спешил вмешиваться. Сначала нужно было дать всем высказаться, чтобы противоречия проявились со всей очевидностью.

Нарком судостроения Иван Федорович Тевосян, привлеченный к обсуждению брони для танков, с раздражением пробормотал:

— Я не понимаю, почему вопросы сухопутной брони должны решать судостроители! У меня свои планы — линкоры проекта 23 требуют высокопрочной стали, а меня отрывают, чтобы обсуждать эти… коробки.

Директор Горьковского автозавода Иван Кузьмич Лоскутов мрачно добавил:

— Не понимаю, почему речь только о танках, колесный транспорт не менее важен для Красной Армии.

В этот момент Сталин медленно поднялся. Разговоры мгновенно прекратились.

— Товарищи, — произнес он спокойно. — Вы правы. У каждого свои задачи, свои трудности. — Он сделал паузу, обводя взглядом зал. — Но есть одна общая задача. Готовность к обороне страны. И не к пограничному конфликту, а к войне с первоклассной армией одной или даже нескольких империалистических государств. — Его взгляд остановился на Ворошилове. — Климент Ефремович, как нарком обороны, вы должны определить, каким направлениям и отраслям отдать предпочтение. Не Госплан, не наркоматы. А именно — вы, как приемщик продукции.

Ворошилов растерянно на него посмотрел. В зале установилась мертвая тишина. Сталин снова сел, давая понять, что ждет ответа наркома обороны. Все понимали — это проверка. Проверка того, способно ли военное ведомство сформулировать четкие требования к промышленности, а не просто требовать «больше танков».

Ворошилов заерзал, перелистывая бумаги. Мне стало ясно — системного ответа не последует. Только общие фразы. Нужно было действовать. Я видел, как Ворошилов теряется. Промедление грозило тем, что совещание превратится в пустую говорильню.

— Разрешите мне, Иосиф Виссарионович? — тихо, но отчетливо спросил я, обращаясь к Хозяину.

Вождь кивнул, а нарком обороны посмотрел на меня с явным облегчением. Я встал и подошел к большой карте, висевшей на стене. Все взгляды снова устремились ко мне.

— Если позволите, я изложу конкретные предложения, основанные на опыте Халхин-Гола. Без общих фраз… Первое. Авиация. — Я посмотрел на Кагановича. — Нам нужен истребитель, превосходящий «Мессершмитт-109Е». Не в будущем, а сейчас. «И-16» с ним не справится. Для этого следует помочь конструкторам Яковлеву и Лавочкину. А также — конструктору Ильюшину, поручив ему разработать фронтовой штурмовик.

Каганович кивнул, делая пометку.

— Второе. Танки. — Я повернулся к директору Кировского завода Исааку Моисеевичу Зальцману. — Не просто увеличить выпуск «Т-34». Нужно организовать его производство еще на трех заводах. Харьков, Сталинград, Свердловск. Чтобы в случае потери одного из них, выпуск могли продолжать другие.

Зальцман хмуро проворчал:

— Не могу сказать за другие заводы, но на Кировском точно потребуются дополнительные станки и специалисты.

— Третье. Противотанковая артиллерия. — Мой взгляд упал на наркома вооружения Бориса Львовича Ванникова. — 45-мм пушка уже не пробивает лобовую броню новых немецких танков Pz Kpfw I и Pz Kpfw II. Нужно срочно запускать в производство 57-мм орудие Грабина и другие перспективные виды артиллерийских орудий, включая — реактивные минометы.

Ванников нахмурился:

— Георгий Константинович, это потребует перестройки всего производства…

— Четвертое. Пехота, — перебил я его, обращаясь ко всем. — Новая полевая форма и амуниция. Противопульные жилеты. Хотя бы пока для штурмовых групп. И новые каски, а не тяжелые и ненадежные шлемы нынешнего образца. Кроме того, ускорить перевооружение на автоматическое оружие. Мосинка, товарищи, как и буденовка, это наше славное прошлое, а следует думать о будущем. Работа в этом направлении уже ведется, но необходимо поддержать.

В зале поднялся ропот. Кто-то из директоров пробормотал:

— Это же колоссальные расходы… Где взять столько стали?

— Буденовка ему не нравится! — проворчал Семен Михайлович Буденный. — Экий наглец…

Я продолжал, не обращая внимания:

— Пятое. Связь. Рации на уровне батальон-рота. Без этого управление в наступлении невозможно.

Нарком связи Иван Терентьевич Пересыпкин развел руками.

— Георгий Константинович, наша радиопромышленность не потянет такие объемы…

Я намеренно завышал требования. Знал, что в итоге утвердят меньше, но это будет уже шаг вперед. В этот момент Сталин снова заговорил.

— Спасибо, товарищ Жуков за конкретизацию. — сказал он, снова вставая и медленно прохаживаясь вдоль стола. — Я предлагаю создать межведомственную комиссию. Пусть детально проработает каждое предложение. Срок — месяц.

Его взгляд скользнул по сидящим.

— Товарищ Маленков будет курировать от ЦК. Товарищ Жуков — от Наркомата обороны. Остальные — по профилю.

Решение было принято. Бюрократическая машина сдвинулась с места. Медленно, со скрипом, но сдвинулась. Ворошилов объявил перерыв. Члены комиссии начали расходиться, разбившись на группы.

Я остался сидеть, делая вид, что изучаю бумаги. На самом деле я наблюдал, помня о том, что говорил мне Берия. Вон Каганович-старший отошел к окну с Ванниковым. Разговор тихий, но жесты резкие.