Экстрасенс в СССР (СИ) - Яманов Александр - Страница 4

— Да так… — отвечаю, пытаясь вспомнить, как его зовут.

— Опять «Табор уходит в небо» во сне смотрел? — засмеялся другой сосед.

— Не, мне классика больше нравится. «Рембо: Первая кровь» или что-то похожее, — пробурчал я в ответ, и мужики переглянулись.

— Лёха, ты живой? — спросил догнавший меня рыжий парень в спортивных трико, олимпийке и кедах.

— Вроде живой, — автоматически пожимаю протянутую руку.

— Ну и хорошо! Видел, как тебя вчера исподтишка приложили. Хотел влезть, но не успел. Пока я через толпу танцоров пробился, ты Федоту вмазал и слинял. Потом дружинники прибежали, спрашивали, что случилось. А Федот только отмахнулся, но тебя не сдал. Думал, ты сегодня на работу не явишься.

Всё это рыжий выпалил полушёпотом, но некоторые соседи всё равно услышали.

Сразу вспомнилась драка на танцах. И я окончательно осознал — мне ничего не приснилось. А ещё всплыла информация о говорившем. Это Саня Поликарпов, мой единственный друг, оставшийся со школы. Насколько я помню, только мне разрешено называть его Рыжим без последствий. В этот момент идущий рядом пожилой мужчина, опознанный как токарь пятого разряда дядя Слава, протянул руку для приветствия:

— Ничего, Соколик, дело молодое. Бьют — беги, дают — бери. Главное — нос вчера не сломали, а значит девки любить будут.

Поздоровавшись, я вдруг заметил капли крови на мозолистой руке токаря. Тряхнул головой и кровь исчезла.

Толпа понесла меня через дорогу к проходной, мигом стерев из памяти несвоевременное наваждение. Чем ближе мы подходили к заводу, тем больше народа со мной здоровалось, при этом многих я каким-то образом узнавал. На проходной я понял, что чего-то не хватает, и на автомате сунул руку в карман. И — о чудо! Там обнаружился пропуск. После чего я показал серую корочку вахтёрше тёте Зине. Та всем кивала, словно добрая царица, пропускающая подданных в свои владения.

— Здравия желаю, тётя Зина! — выкрикнул Рыжий.

Дородная женщина в форме вневедомственной охраны кивнула и нам, даже не глянув на пропуска.

— Сокол, ну, давай не задерживай народ, — лениво бросила она, когда я запутался в вертушке.

Когда я прошёл мимо будки сторожихи, пришла информация, где находится раздевалка с моим шкафчиком. В голове всплыл даже код замка. Ещё появились знания, где стоит мой вилочный погрузчик. Оказалось, что я работаю в цеху готовой продукции. С восьми до пяти вожу металлические кроватки со стружкой, поддоны с заготовками и проверенными ОТК готовыми автомобильными деталями.

Всё именно так и получилось. Сев за руль погрузчика, я постарался расслабиться. И к несказанному удивлению, начал механически совершать необходимые телодвижения. Металлические кроватки летали над полом и послушно становились к станкам или на склад. Конечно, иногда погрузчик заносило, стружка осыпалась на пол, но не критично. Процесс шёл нормально. Я ехал, куда скажут, и делал то, что положено. Правда, во время работы не мог отделаться от странного ощущения. Будто меня занесло в какой-то другой СССР, а не тот, про который мне рассказывали в школе и медицинском институте.

Лица у всех уж больно счастливые. Девчонки из ОТК строили глазки, заливисто смеялись и перешёптывались, когда я проезжал мимо. Мужики ржали над политическими анекдотами в курилке. Старший мастер, распекающий двух слесарей за невыполненное задание, не ругался трёхэтажным матом, а старался говорить на нём почти культурно — с литературными склейками и сложносочинёнными предложениями.

Да и вообще, я сейчас из-за своей угрюмой растерянности являлся самым мрачным человеком в цеху. Как-то это всё странно. Начитался в своё время всякого. Мне казалось, что в СССР ходили строго мрачные и забитые люди, злые на свою жалкую жизнь с окладом в сто рублей, на которые можно купить только десять бутылок водки, да и то после многочасового стояния в километровой очереди. Жрать было нечего из-за дефицита, а все продвинутые граждане хотели сбежать в Европу, Израиль или Америку. Именно так мне преподавали историю в конце девяностых и начале двухтысячных.

Вместо этого я вижу, как люди работают, спорят, смеются, влюбляются, ссорятся и тут же мирятся. Злых лиц нет. А ещё здесь нет этого вечного постсоветского надрыва и тоски по «упущенному великому прошлому». Потому что для них это не прошлое, а настоящее. Похоже, большинство советских граждан просто спокойно живут, растят детей и радуются каждому дню.

В какой-то момент осознание этого заставило загнать погрузчик в тупик, заглушить его и на несколько минут призадумался.

Что, чёрт возьми, происходит? И главное — как мне теперь здесь жить? Ведь это совсем не моё время.

— Соколов, чего встал? Съезди на склад за новыми резцами, — окрик мастера мигом вывел меня из размышлений.

— Егорыч, уже лечу! — направляю погрузчик к выезду из цеха.

И, разумеется, в инструментальном, практически на пороге, сталкиваюсь с двумя из трёх парней, что вчера хотели меня отлупить на танцах.

— О! Кто это к нам в гости пожаловал? — криво усмехнулся новый Людкин женишок. — Ладно, Алёша, сегодня нам не до тебя, живи пока. Тем более Федота, которому ты исподтишка вмазал, здесь нет. Но знай, Сокол, вопрос не решён. Мы скоро обязательно пересечёмся.

Пока я ждал кладовщицу, засевшие в курилки парни косились с неприязнью, но прилюдно продолжать разборки не стали. Видимо, заводская дисциплина оказалась сильнее желания набить мне морду. И это без каких-либо камер наблюдения, ведь их здесь попросту нет.

Вернувшись в цех с ящиками на поддоне, я заметил, что станки начали массово выключаться. Совсем забыл о перерыве на обед. Детские воспоминания о столовке заставили первый раз за день улыбнуться.

Ну а дальше меня ждала встреча с настоящей советской столовой. С запахом котлет, свежего хлеба и какого-то уюта, пропавшего в будущем.

С потоком рабочих я продвигался к распахнутым дверям столовой, когда передо мной возникла она. Длинноногая черноволосая красотка в юбке, совершенно не скрывающей коленей, явно пришла по мою душу. Комсомольский значок призывно поблёскивал на аппетитно топорщащейся белой блузке.

— Соколов! — девушка ткнула меня пальцем в грудь, будто проверяя, настоящий ли я. — Ты опять пропустил политзанятия! Чтоб завтра после смены был как штык в Ленинской комнате. Тебе всё ясно?

Я открыл рот, но ничего умнее, чем «угу», выдавить не смог.

Комсорг сверкнула красивыми глазками из-под очков, развернулась и ушла, щёлкая каблучками, оставив меня в лёгком ступоре. Сначала Люда, теперь Лида. Не хватает только Лады. Или Любы?

— Ну ты и пентюх, Сокол, — рядом раздался смешок. Это был снова Саня Поликарпов, ухмыляющийся, как рыжий кот, объевшийся сметаны. — Лидка-комсорг тебя уже неделю в оборот берёт. А ты мычишь, как телок. «Угу»!

— Да я просто… — отмахнувшись от рыжего, я перевёл взгляд на доску политинформации, установленную перед входом в столовую.

Здесь были развороты свежих советских газет, профсоюзные объявления и приказы директора.

В статьях пишут о перевыполнение плана сталеварами, про ударные темпы строительства БАМа и подготовку к Олимпиаде-80. И, конечно, упомянуты доярки с хлеборобами. Куда же без них?

Выделялся пришпиленный кнопками листок с небольшой фотографией, расположившийся в углу. Рукописный текст сообщал, что разыскивается пропавшая девушка. Но фото слишком мелкое, будто взято из паспорта. Поэтому рассмотреть лицо практически невозможно.

Остановившись, я внезапно почувствовал головокружение, закрыл глаза и увидел силуэт, лежащий на бетонном полу. Провёл рукой по лицу, освобождаясь от очередного глюка. Совершенно случайно заметил, как на меня пристально смотрит женщина в синем халате, замершая в конце коридора. Просто среагировал на впившийся в спину взгляд. Кажется, я её знаю, но, как зовут, не помню.

Тут же меня подтолкнула толпа работяг, спешащих на обед. Стоило зайти внутрь зала, как запах еды заставил выкинуть всё из головы.

— Пюре с котлетой, рассольник, сырники… — проговаривал я, глядя на наполняющийся поднос.