Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ) - Хлебов Адам - Страница 36

Профессор не сел. Он медленно обошёл УАЗ, постучал костяшками пальцев по крылу, заглянул в моторный отсек через Лёнино плечо, а потом неожиданно спросил:

— Кагбюгатог волговский?

Мой напарник аж поперхнулся:

— Да, а вы разбираетесь?

— К-126Ш, с увеличенными жиклёгами…

Лёня посмотрел на меня изумлённо, мол, ты тоже это слышишь?

Я улыбнулся и кивнул в ответ.

— Глушитель самовагили?

Профессор не переставал удивлять: «самоварить» на нашем сленге означало кустарно доработать или самостоятельно изготовить деталь.

— Самоварили? Вы и это знаете? Да. Немного посамоварили, — кивнул я, — чтобы обратка лучше шла.

Ковалёв вдруг улыбнулся — впервые за все время экспедиции.

— В 56-м году я на ГАЗ-69 по Памигу ездил. Без догог, — он провёл рукой по крылу, смахнув невидимую пылинку, — я тогда многое узнаг о машине, можно сказать, сам вот этими гуками собигал и газбираг её до винтика. Набиг шишек, как вспомню — так взгогну. Учить-то меня некому было.

Мы уважительно слушали.

— У вас ского согевнования?

Мы снова переглянулись. Лёня осторожно кивнул.

— Газгешаю, — вдруг сказал профессор. — Но с одним условием. Сейчас.

Он отошёл к своей палатке и вскоре вернулся. В руках он нёс флаг и логотипы Академии Наук СССР на клейкой бумаге.

— Вот, — протянул он мне круглые наклейки, диаметром сантиметров сорок, — эти достались мне с международного симпозиума археологов в Варне, держал до особого случая. Вот он и настал. Наклейте аккуратно, пусть будут на обеих дверях. Академия должна знать своих героев.

У Лёни кадык заходил ходуном.

— Академии Наук и Институту Археологии нужны достижения во всём. Попробуйте мне не занять первое место! Понятно? А то я весь ваш гараж разжалую в стажёры и на раскопки отправлю!

Он снова заложил руки за спину, развернулся и, насвистывая венскую мелодию вальса, зашагал в сторону своей палатки.

Когда профессор скрылся за пологом, мы с Лёней минут пять молча смотрели на наклейки.

— Ну что, гонщик, — наконец сказал Лёня, оттирая пыль и обезжиривая поверхность бензином. — Теперь мы официальные представители науки на колёсах. Давай сначала я, а потом у тебя отступ замерим.

Он уже отдирал защитный слой на наклейке.

Я осторожно примерил круг к левой двери:

— Главное, клей так, чтобы на поворотах ветром не сдуло.

Лёня фыркнул, но клеил свою половину с неожиданной тщательностью, разглаживая каждый миллиметр.

Когда работа была закончена, мы отошли на пару шагов.

Бело-жёлтый УАЗ с двумя яркими эмблемами Академии Наук выглядел… официально. Солидно. Почти что презентабельно.

— Знаешь, — Лёня вдруг засмеялся, — а ведь теперь если что-то сломаем или проиграем — это уже будет не наш позор, а всей советской науки!

Дуремар в свете костра с новыми наклейками выглядел ещё более внушительно.

Он и так выбивался из ряда, но теперь как будто из колхозного работяги превратился в учёного.

— Ну что, Дуремар, теперь у нас с тобой целых три задачи: не посрамить честь Археологии, не посрамить честь Академии наук.

— А третья — выиграть?

— Показать, что советская молодёжь плевать хотела на вороватых членов оргкомитета.

Теперь мне нужно выяснить, что такого произошло с профессором.

Я вспомнил, как Дзера обещала уговорить его на ралли. Похоже, что у неё получилось. Неужели они нашли и вернули тетрадь?

Я отправился к Марине.

— Тук-тук.

— Входите! — послышался голос начальницы лагеря.

Я наклонился и вошёл в палатку. Она сидела за столом, заваленным черепками и картами, и что-то яростно чертила в блокноте.

На мне её голубые глаза остановились не то с облегчением, не то с раздражением. Наверно я напоминаю ей о Лёне.

Но Марина тут же заметила свою оплошность и расслаблено опустила плечи.

— Наездились? — она отложила свою тетрадь и вертела в руках карандаш.

Я кивнул и непроизвольно уставился в вырез на груди. Её блузка была расстёгнута на одну пуговицу больше, чем требовала субординация между нами.

Поймав мой взгляд, она прищурилась, как бы спрашивая: — нравится?

Выдержала паузу, а потом застегнулась.

Ладно, хватит думать про шуры-муры, я же сюда по делу пришел. Я сел на стульчик и спросил:

— Ты не знаешь, с чего наш шеф такой добрый?

— А ты сам-то как думаешь?

Я пожал плечами:

— Да хрен его знает.

— Дзерасса с братьями приезжали, привезли ему такие материалы, что у него поджилки затряслись.

— Какие материалы? Археологические?

— Ага… — она загадочно улыбнулась, перебирая черепки на столе. — Только очень непростые.

Глава 17

— Они отдали оригиналы бумаг Филимонова?

— Кто это? Шишка в Академии наук? Мировое светило науки?

— Ах, да. Ты же не археолог, вот кто у вас там самый сильный чемпион мира по гонкам?

— Ну, гонки разные бывают. Нет такого, чтобы один человек был победителем на всех мировых соревнованиях. Например, есть такая гонка — Гран-при Монако, там дважды побеждал Никки Лауда, а в прошлом году Жиль Вильнёв.

— Ну вот представь, что Кавказ — это твой Монако, а Филимонов — это твой Лауда. Только который жил и работал сто лет назад.

Я присвистнул. Даже я, не археолог, знал — это всё равно что найти чертежи к «Феррари-126» из формульной серии.

— Выходит, ценные бумаги?

— Ты вообще понимаешь, что твои осетинские друзья ему подарили? — она понизила голос. — Оригинал рукописи Филимонова. С альбомом зарисовок. И топографическую схему раскопок 1881 года.

— Но как они их раздобыли, откуда они у них?

— Говорят, что случайно нашли на чердаке, что не разбираются в бумагах и рады их отдать. — Марина презрительно сморщила носик. — Врут, конечно. Но это не важно.

Я слушал Марину, обдумывая эту информацию.

— Важно то, что, во-первых, они сказали, что всё это произошло благодаря тебе.

Я нахмурился:

— Благодаря мне?

— Ну да. Говорят, что ты по крышам и чердакам лазил, а ещё спас ценный артефакт от похищения.

— Так и сказали?

— Расскажешь?

— Я что-то не пойму, куда они клонят. А что во-вторых?

— А во-вторых, на этих записях указаны координаты кургана, который разрыли чёрные археологи, помнишь, я тебе в первый день рассказывала?

— Ну?

— Баранки гну! Они, скорее всего, сами и разрыли и извлекли тот кинжал. По крайней мере, мы сейчас так думаем с профессором.

— И что с этим делать? Как получить кинжал?

— Уже никак. Ничего с этим не сделаешь. Они чертежи и рукописи отдали, потому что для них они больше не представляют ценности. Иначе шиш бы они что вернули. Наверняка сделали копии.

— Думаешь, кто-то их надоумил раскопать тот курган?

— Не кто-то, а Дзерасса. Скорее всего, она из-за этого пошла на истфак учиться.

— Это как?

— Запутанная история, но на кинжал претендуют не только жители села Быз. В семье твоей Дзерассы кинжал — что-то вроде утерянного родового артефакта, который по их разумению они вернули себе по праву.

— Но профессор не выглядел расстроенным из-за того, что кинжал не вернёшь.

— Да, и вот почему.

Марина встала и подошла к полке, где среди образцов грунта лежала потрёпанная папка.

Её штаны, облегающие, как вторая кожа, шуршали, когда внутренняя сторона бёдер соприкасалась при каждом движении.

— Ковалёв десять лет идёт по следам Филимонова, — она достала фотокопию какой-то старой схемы. — Видишь эти отметки? Здесь были найдены бронзовые топоры с орнаментом. А вот здесь — кинжалы.

Я присмотрелся. На пожелтевшей бумаге угадывались контуры долины с пометками «могильник №3», «группа погребений».

— И что в этом такого ценного? Ты хочешь сказать, что Филимонов искал то же, что и профессор? Ты говоришь, Дзерасса и её братья отдали Ковалёву ключ к главной находке его жизни?