Поместье для брошенной жены (СИ) - Белова Екатерина - Страница 16

А сейчас Берн выглядел жертвой авиакатастрофы. Опухший и синий, как утопленник, только в темных глазах бесилось пламя.

Вчерашний фактический развод без присутствия супруга вывел меня из короткого равновесия. Ударил больнее, чем я думала. Даже похорошевшее личико больше не доставляло радости, словно от оригинальной меня осталась только слабо тлеющая искра внутри. Расписной сосуд не имел значения.

Я всё утро потратила на переодевания. То белое платье достану, то фиалковое, недавно пошитое, накрасилась. Неярко, но.… меня вел тот архаичный женский инстинкт, который уговаривает сменить прическу после развода. Сделать себя ярче, лучше, нежнее. Дать понять предавшему доверие, как много он потерял. В глубине души, даже надевая вуаль, я все еще искала повод её снять, чтобы снова нравится Берну. Может, и сняла бы, если бы муж, едва выйдя из кареты, не накинулся на меня с претензиями.

Я не успела сказать «здравствуй», спросить, что с ним случилось или возмутиться вчерашней выходке. Окаменела, когда тот вызывающе агрессивно обошел меня кругом, чтобы пройти к ступеням храма.

— Нажаловалась? — льдом в его голосе можно было обжечься.

В голове мелькнула глупая мысль, что, кажется, именно это называется шоковой заморозкой.

— Не понимаю, о чем ты, — выдавила с трудом.

Идиотское желание побыть перед почти бывшим мужем красавицей умерло на подлете.

— Не понимаешь? — он наклонился, словно давая разглядеть гжельскую роспись на физиономии. — Не успела остыть печать на разводном договоре, помчалась к Фрейзу, чтобы успеть настучать на меня. Какой я плохой, и как я тебя обидел.

Претензия звучала на редкость глупо. Фрейза я видела последний раз почти сезон назад, а когда назначила встречу, чтобы обсудить новый артефакт, тот очень мягко уклонился. Сказал, что доверяет мне во всем. Тогда это было приятно. Сейчас казалось попыткой снять с себя ответственность. Фрейз вращался в высшем свете и не мог не узнать о связи Берна с молоденькой драконицей.

— Я этого не делала, — сказала твердо. — Не в моих правилах выносить грязь за пределы нашего замка.

— Грязь?! — вдруг заорал Берн. — Это ты грязь! И я уже вынес тебя за пределы моего замка, но ты и за его границей успела нагадить мне и собственным детям, ифритова стерва!

— Берн, я не действительно не понимаю, — голос у меня позорно дрогнул. — Я не виделась с Фрейзом.

— Не виделась?! — шипение стало почти змеиным. — Не виделась?! Он, выходит, прочел мои мысли? Если бы не ты, гадина, проект был бы в полном порядке, а теперь неизвестно найду ли я второго такого спонсора!

Берн наклонился еще ближе, балансируя на ступени, и продолжал орать мне в лицо. Что я сломала ему жизнь, что я могу забыть про две тысячи разводных золотых, которые он будет прятать через законодательную лазейку, пока я не приползу на брюхе с извинениями. Что лучше бы мне сидеть на Севере, пока мозг не замерзнет, потому что на юге он меня уничтожит. Что он убьет моих кайранов и собак. Что я могу забыть про детей, которых обокрала своей неуемной жаждой справедливости, он их на семь миль ко мне не подпустит. Будет лгать, будет шантажировать, но не подпустит. Они драконы, они знают, что по-настоящему важно.

Что я старуха, бесталанна, уродлива и скоро стану Пустой. И что Фрейза на самом деле от меня тошнит, как и всех в округе. Он просто хотел закрыть травму юности, уложив меня в кровать.

Я стояла окаменев. Видела только оскаленный рот, сжатые в багровые кулаки руки. Наверное, что-то похожее чувствует языческий идол, которому предъявляют за неурожай и мужа-алкоголика. Его бьют, в него кидают мусор, обливают ненавистью и ядом, а тот даже руку поднять в силах, чтобы вытереть плевок.

Сердце превратилось в одну сплошную рану, искра внутри, еще утром чадящая, надеющаяся на что-то, окончательно погасла.

Оправдываться? Полагаю, бессмысленно. Меня уже судили и распяли, осталось просто.… прожить этот день.

Молча обошла Берна и поднялась к храму, оставив его за спиной, уже заткнувшегося, тяжело дышащего и сжимающего руки.

Меня ожидал молодой храмовник, бесстрастно взирающий на нашу ссору. Темные глаза изучали мою вуаль, и я вдруг поняла, что он видит сквозь ткань дрожащие губы, горохом падающие слезы.

— Прошу, вейра, — он жестом показал путь к алтарю. — Я поведу.

Обычно храмовники не общались с мирянами. Многие из них слыли жесткими и непримиримыми людьми, никогда не вмешивающимися в драконьи конфликты. Но мне попался еще не зачерствевший.

Мы застыли у алтаря, пока расфокусированный слух не распознал шаги Берна, идущего следом.

Муж встал рядом, и я всем телом ощутила, как его взгляд прожигает вуалетку.

— Поднимите руки над алтарем.

Заторможенно вытянула руку рядом с лапищей Берна. Мелькнула запоздалая мысль, что раньше эти руки могли утешать и гладить, а сегодня хотели меня убить. Он ведь сжимал кулаки. Хотел ударить, хотел причинить боль.

— Я, Берн Кайш, расторгаю… — агрессивно начал было муж.

— Говорить вслух необязательно, вейр Кайш, — нудно прервал его храмовник. — Боги не слепые. Им доступны наши мысли и желания. Метка исчезнет сразу, как вы сформулируете запрос.

Так просто? Тогда….

«Великая мать-драконица, разведи меня с этим мужчиной».

Метка пропала раньше, чем я успела додумать мысль. Сквозь ту самую шоковую заморозку пробилось что-то вроде слабого удивления, и тут же пропало.

Перевела взгляд на Берна, но с его запястья брачная метка уходила долго, по завитку и, судя по собравшемуся на лбу поту, уходила с болью. Словно не богиня ее стирала, как лазер наживую.

«Позаботься обо мне», — подумала привычно, мельком взглянув на статую.

Я говорила это восемнадцать лет подряд. Ходить в храм, просить мать-драконицу о помощи и защите советовали с той секунды, как я попала в Вальтарту. И я ходила. Просила. Хоть бы кто услышал. Я не надеялась и на этот раз, ум просто рефлекторно воспроизвел завязшую на зубах присказку-молитву.

Произнесла и автоматически отступила от алтаря, когда меня прошило густой колючей дрожью, как если бы я была куском ткани, легшим под игольчатый пресс. Тело обняло теплом. Место, где когда-то была брачная метка, прожгло острой болью до кости.

Несколько секунд я стояла не в силах двинуться с места, не в силах даже дернуться от боли в руке, а после невидимая сила отступила. Вяло качнувшись, я сложила руки в прощальном жесте перед храмовником и потащилась к выходу. Его острый внимательный взгляд сверлил мне спину.

Нехило меня прополаскало разводной магией. Вряд ли мне богиня ответила, просто у Берна метка уходила с болью, а меня потрепало драконьей силой. Я попала в Вальтарту совсем юной, и полностью поверила в магию, драконов и удивительные зелья, поэтому знала, как может подействовать магия.

Берн задержался в храме, чтобы закончить обряд и оплатить храму мзду за разводную магию, поэтому я как могла быстро спустилась к карете. Перед глазами все расплывалось. Хотелось забиться в промерзшую садовую гору, где не водится даже червей, забиться в землю и спать до весны, как цикада.

На последней ступени меня качнуло, как пьяную. Я бы упала, но чья-то рука поймала меня за плечо.

— Мать, ты…. Ты опять за свое?

Я подняла голову и с трудом сквозь наплывающие слезы разглядела Дана. Сын аккуратно придержал меня за руку, помогая спуститься и даже пошел со мной дальше, до кареты, но выглядел, как наследник Тутти, которого задолбали королевские обязанности. Вот я и была такой обязанностью.

— Послушай, отец что-то говорил про Север, — сказал он небрежно, когда мы остановились у дверцы кареты. — Ты серьезно туда собралась? Не дури, мать, ты там не выживешь. Останься в столице, я позабочусь о тебе, да и Дафна не бросит.

Дан продолжал говорить, и я словно умерла еще один раз, такая грязь лилась из его рта.

Он позаботится обо мне. Даже несмотря на то, что я делаю все, чтобы влезть в их семью и испортить ему карьеру. Дафна вынуждена терпеть расспросы семьи своего возлюбленного, который уже не так сильно готов на ней жениться. Затаился ее любимый, ждет, чем закончатся наши внутрисемейные разборки, а я ничуть не помогаю. Гажу семье.