Свиток первый (СИ) - Зайцев Александр А. - Страница 22

«Пленные разбойники из Южных степей?» — сделал вывод мой разум. Во взглядах этих людей не было страха, только дикая, хищная решимость убить, чтобы выжить.

Наставник произнёс лишь одну фразу, обращаясь к ним и одновременно указывая на Бин Жоу:

— Убьёте его — свобода ваша.

Затем он повернулся ко мне, а точнее, к телу, в котором моё сознание было заперто в этом сне, и отдал новый приказ:

— Поиграй и убей всех.

Наверное, так выглядит преддверие ада. Солнце, почти скрывшееся за горизонтом. Тёмные тучи в небе. Кровавая земля под ногами. И десять обречённых, ещё даже не осознающих своей судьбы. И одно ещё совсем юное чудовище в обличии человека.

Бандиты явно хорошо знали друг друга, скорее всего, были из одной банды. Поэтому атаковали не как нестройная толпа, а с разных сторон, согласованно, словно единый отряд. Первым прилетел топор, описавший смертельную дугу. Голем не стал уклоняться — он шагнул навстречу. Гуаньдао взвыла в воздухе, перехватив рукоять топора у самого основания и с треском сломав её. На этом алебарда не остановилась, её широкое лезвие продолжило неумолимое движение, прочертив в воздухе горизонтальную линию. Голова одного из кочевников отлетела прочь, на миг зависнув в воздухе с выражением крайнего удивления в тускнеющих глазах.

Горячая липкая кровь брызнула «мне» на лицо. Я ощутил её солёный вкус на губах. Да, в этом сне я чувствовал всё: от мимолётного напряжения мышц, холодного ветра, комков грязи под ногами и до тихой вибрации алебарды в руках после очередного убийства.

Тело первого бандита ещё падало на землю, когда всё резко смешалось. Словно обезумевшая от ярости стая павианов, разбойники бросились на «меня». Мир сузился до взмахов стали, криков ярости и хрипов умирающих.

И в этот короткий миг я ощутил, что могу управлять телом голема. Я больше не был наблюдателем. Я сам стал оружием, вынужденным отнимать чужие жизни, чтобы сохранить свою. Моё сознание слилось с рефлексами голема в единый смертоносный поток.

Моё сознание ощущало, как каждый мускул голема включается в работу. Как скрутка корпуса передаёт чудовищную силу в удар гуаньдао, отправляющий в полёт очередное перерубленное тело. Как древко алебарды становится щитом, парируя удар сабли у самого уха — с искрами и скрежетом. Как моя нога подсекает колено ближайшего противника, а широкое лезвие тяжёлого оружия тут же опускается вниз, вынося новый приговор.

Это не было похоже на танец. Скорее, на жатву. Жестокую, кровавую, равнодушную, и при этом кажущуюся обманчиво простой. Я впервые осознал, что нахожусь внутри машины, созданной для убийства, и каждый её жест — не отдельное движение, а часть бесконечного механизма жатвы, только здесь не колосья, а человеческие жизни падали под холодным лезвием.

Движения Бин Жоу, отточенные тысячью ударов хлыста, раскрывались во всей своей ужасающей красоте: «Летящий Журавль» — и алебарда пронзает горло очередного кочевника, рвущегося в атаку; «Поток Воды» — и древко, вращаясь, одним движением выбивает оружие из рук сразу двоих, оставляя их беззащитными против следующего, сметающего их тела удара.

Не слишком аккуратный выпад — и фонтан чужой крови бьёт мне прямо в лицо. Вязкая, горячая жидкость заливает глаза, но тело смахивает её движением плеча, не прерывая круговорота резни. Рукава хлопковой куртки, в которую был облачён Бин Жоу, превратились в кровавые тряпки.

Вместо того чтобы, как рабы, заскулить и оцепенеть, оставшиеся на ногах бандиты вновь бросились в бой. Их стало меньше, но те, кто ещё держался, оказались самыми сильными, свирепыми, опытными. Они шли в атаку, даже видя, что смерть идёт навстречу, — и это делало схватку ещё более безжалостной. На теле Бин Жоу появились первые раны — пока лишь простые отметины. Голем ещё не обрёл той взрослой мощи, к которой я привык, и под моим управлением его тело допускало мелкие неточности.

Неглубокий порез от кинжала на предплечье — его можно было избежать, но я слишком сильно вложился в предыдущий удар, привыкнув к более тяжёлому цельнометаллическому оружию, и гуаньдао немного занесло, чем один из противников немедленно воспользовался. Синяк от удара древком копья в рёбра — моя ошибка, я неверно рассчитал длину рук Бин Жоу, которые в этом сне оказались короче.

Эти отметины лишь подстёгивали меня, ясно показывая: это не игра и не простая тренировка, а кровавая жатва, в которой я — серп, а они — пшеница, что падает под моими ударами. Правда, и серп может сломаться, если совершит ошибку.

Каждый миг, каждый взмах оружия напоминал, что теперь я — часть этого страшного поля, где плоды зреют не к жизни, а к смерти.

Жалости к степным бандитам я не испытывал: за несколько месяцев в этом мире уже насмотрелся на то, что творят подобные им, и теперь их смерть казалась не трагедией, а частью неизбежного урожая, собранного моими руками. Эти снопы заслужили того, чтобы быть срезанными.

Осознавая всё происходящее, я видел, как гаснет свет надежды в глазах этих некогда безжалостных убийц и насильников, привыкших не щадить никого — ни стариков, ни детей. Вначале в их взглядах читалась жестокая злоба и зыбкая надежда на свободу. Потом в них вспыхнула ярость, но очень быстро она сменилась страхом. И, наконец, наступила пустота. Они падали один за другим, и земля манежа становилась скользкой от крови и внутренностей. Это была грязная жатва.

Последний кочевник, молодой парень с длинной косой, отчаянно бросился на меня с криком, занося зазубренную саблю. В его глазах уже не было разума, он сломался и, как мне показалось, даже сам хотел умереть — только бы быстрее.

Моё тело дёрнулось вперёд, но я остановил его усилием воли. Это я сделаю сам, полностью осознавая.

Шаг назад, гуаньдао описывает короткую молниеносную петлю, парирует чужой удар, и лезвие алебарды, не встречая больше сопротивления, плавно входит последнему бандиту под рёбра, разрубая сердце.

«Умри легко», — мысленно шепчу я.

Я понимал, что каждый из бандитов, что вышли на манеж, заслуживал бы и четвертования, но пока не ощущал в себе той жестокости, которой требовал этот мир.

А дальше я смалодушничал. Прекрасно понимая, что будет дальше, отстранился от управления телом, позволив Бин Жоу действовать самостоятельно. Голем размеренно зашагал вперёд, пересек весь манеж, и подошёл к двум рабам, пережившим первую часть «тренировки».

«Убей всех» — таков был приказ наставника.

Алебарда, подобно гигантскому серпу, разрезает воздух и жмущиеся к друг другу скулящие тела.

Наступившая тишина нарушалась лишь потрескиванием факелов и тяжёлым ровным дыханием юного Бин Жоу. Гуаньдао была вся в крови и кусках плоти. Широкий резкий взмах очистил лезвие, и капли чужой жизни алым дождём упали на каменистую землю. Алебарда медленно опустилась вниз, её древко упёрлось в землю, словно корень, и тело замерло.

Голем застыл, как механизм, завершивший работу. «Незыблемая Гора» — прямая спина, пустой взгляд, руки и ноги в идеальном равновесии. Ни мыслей, ни эмоций. Только выполненный приказ.

А моё сознание в это же время ощущало всё. Каждую липкую каплю крови, стекающую по коже. Как ноют мышцы, дрожат от перенапряжения бицепсы. Но голем стоял безупречно — статуя из плоти, крови и стали. Страшный идол, созданный только для того, чтобы выполнять чужие приказы.

Наставник медленно подошёл. Его балахон оставался идеально чистым, на нём не было ни пятнышка, ни следа крови, будто сама смерть не смела к нему прикоснуться. Безжалостный дрессировщик обошёл меня кругом, изучая, словно кузнец готовый проверить новый клинок. Его взгляд скользил по телу: правильность стойки, верность положения ладоней на древке, готовность к следующему удару.

Он остановился передо мной. Молчание тянулось мучительно долго. Затем его узловатая, покрытая шрамами рука поднялась и легла мне на грудь. Ладонь была холодной, почти мёртвой. Она давила, словно пыталась пробраться глубже, к сердцу, вырвать его наружу. Сердце голема билось ровно и мощно, но под этой рукой мне показалось, что оно принадлежит не мне, а ему.