Элка и Повелитель Тьмы. Подстава для темного (СИ) - А. Ярослава - Страница 15

— Конечно!

— Тогда держите, — подруга вручает мужчине сыночка и со стоном наслаждения кладет в рот кусочек тортика, — М-м-м, какой кайф. Хоть пять минуточек поем нормально.

Ваня, продолжая удерживать малыша на вытянутых руках, бросает на меня беспомощный взгляд.

Жестом призываю его делать как я — уложить ребенка на согнутый локоть.

Рогатик — молодец, быстро словился и мы с Верой с умилением стали наблюдать, как малец усердно тычет пухлым пальчиком мужчине в ноздрю (интересно же!), а тот молчаливо терпит и ласково качает кроху.

Материнский мозг, поняв, что чадушко в надежных руках, наконец, дает хозяйке расслабиться. Верка поворачивается ко мне и деловито спрашивает:

— Выкладывай.

Обожаю Верунчика за ее догадливость.

— Тут такое дело…У меня к тебе две просьбы: дай мне своих узбеков попользоваться на три денечка.

— Ну, — подруга старательно уминает торт, с особым кайфом слизывая крем с ложки, — Во-первых узбеки не мои, а вольнонаемные. Сойдетесь в цене — забирай. А во-вторых: водки им не наливай, а то сопьются, где я таких себе еще найду? Чтоб плов из баранины готовили, за собой убирали и еще деньги платили.

Да у нас с Ваней вообще сухой закон на работе! Правда Иваныч? — повернулась я к бесу, но тот даже ухом не повел в мою сторону. Только зачарованно смотрел с красивенькие глазки малютки и улыбался как идиот.

— Ладно-ладно. Я поняла, что вы сознательные, — оторвалась от торта Верка, — А вторая просьба?

— Верунь, мне шторы нужны?

— Не вопрос. Тащи тюль. Сейчас быстренько прострочим.

— Не, Вер. Мне нужно много штор. На двенадцать окон.

Подруга когда-то по юности работала в ателье и сейчас частенько берет на дом небольшие заказы, что подзаработать копеечку.

— На сколько?! — у нее даже ложка изо рта чуть не выпала, — Не-е-е. Я пас. У меня дети.

— А если мы с детьми посидим? — тут же нашлась я, — Глянь, как у Ванька хорошо получается!

Подруга перевела взгляд на моего коллегу. А там идиллия, где все друг другу улыбаются и почти светятся от счастья.

Верка задумчиво почесала за ухом и склонившись ко мне, прошептала:

— Он точно нормальный? Обычно все мужики, как только завидят коляску с ангелочками, бегут только пятки сверкают.

— П-ф-ф! Так то не мужики, — со знанием дела заметила я, — А козлы-спринтеры.

Вера залилась серебристым смехом, мгновенно сбрасывая десяток лет с уставшего, от нелегкой жизни матери-одиночки, лица.

— Хорошо. Буду тебе шторы. Только давай я сама все измерю, а то купишь не то что надо, а я потом мучайся.

На том и условились.

И закипела работа!

Тем же вечером нам завезли лес, профиль, а утром уже приехали исполнительные узбеки и принялись за работу.

Думала оставить нас без крыши над головой Евдокия Прокофьевна или как там тебя на самом деле?

А вот и нет! Русские бабы и коня на скаку остановят и дом построят!

Мы не распускаем нюни, а в самый ответственный момент собираемся, кисти с обоями в зубы! И в бой…тьфу ты…на стройку!

Глава 7 «Первая часть Мерлезонского балета»

«Первая часть Мерлезонского балета»

Чем больше я живу на свете, тем больше понимаю — человек такая скотина ко всему привыкающая. К хорошему она, конечно, привыкает быстрее. Но если к нему прилагаются серьезные проблемы, то вполне можно сократить их до маленьких неприятностей.

Я всю жизнь чего-то боялась. Сначала равнодушия отца и мачехи, смерти бабушки, насмешек сверстников. Потом Лёниного недовольства, разлада наших отношений. И всегда от кого-то зависела.

Я привыкла так жить.

Я сама позволяла страхам управлять своей жизнью.

Это была моя личная зона комфорта.

Из которой меня вышибло словно пробку из бутылки шампанского. Причем эта пробка прилично так долбанулась о потолок и…прозрела.

Я всегда боялась остаться одна без Лёни, а оказалось, что одной-то гораздо лучше!

Моя жизнь теперь не связана с постоянно ноющим мужиком, который к тридцати годам уже отрастил себе «ленивый» живот.

И солнышко светит!

И птички поют!

И травка на кладбище вон как переливается в обрамлении утреннего инея.

А само кладбище?

Да ж это просто санаторий для души!

Тихо, спокойно, никто на мозг не капает. Лежат себе покойнички и отдыхают.

А самое главное я теперь постоянна занята. Труд облагораживает.

Раннее утро. Еще даже солнышко толком взойти не успело, а я в старом пуховике и Веркиных ватных штанах, вооружившись ведром краски и кистями иду в сторону ворот, которые сегодня намеревалась покрасить.

Иду. Довольная такая. На могилки любуюсь.

И тут сзади раздается замогильное:

— Здрасти-и-и.

Я так и подпрыгнула от неожиданности, уронила ведро и оно, покатившись по траве, открылось, разливая краску по траве. Хорошо хоть зеленая. Не так заметно будет.

Оборачиваюсь. Стоит долговязый тощий пацан лет двадцати в козырной кожаной куртке, с диким ирокезом на голове и хитро скалясь, явно ждет, что я сейчас в обморок тут грохнусь.

Нашел, чем испугать называется. Мня после адской красоты Евдокии Прокофьевны мало чем проймешь.

— И вам не хворать молодой человек, — окинула парня пристальным взглядом и улыбнулась от внезапно пришедшей на ум догадки, — Константин, если не ошибаюсь?

Он кивнул и смешно насупился, явно раздосадованный тем, что шалость не удалась.

Хотя как не удалась? Целое ведро краски испортил!

— Вы как раз вовремя! Помогать будете, — с этими словами сунула в его руки, сплошь в наколках, кисть с валиком и деловито пошла обратно в контору, — Пойдемте, я вам краску выдам.

— З-зачем? — чуть заторможено отозвался парень.

— Как зачем? Ворота покрасите.

— Я, вообще-то, занимаюсь только покойниками, — решил мне напомнить Костик.

Вот молодежь ленивая пошла. И не волнует его, что вот уже вторую неделю моего пребывания здесь в качестве директрисы ни одного усопшего клиента так и не поступило. Только живые шастают. Кому помянуть, кому веночек на могилку поправить.

— Знаешь, Костян, есть такая хорошая житейская мудрость, — доверительно произнесла я, внимательно глядя на лихой ирокез парня, — Кто не работает, тот не ест. Мы сегодня с Иванычем мясо жарим по-французски на обед. Так что…делай выводы…

И пошла за новым ведром краски.

— Элла Аркадьевна!

Притормозила и обернулась.

— Давайте помогу ведро донести, а там покажите, как красить, а то я не очень-то умею.

Смекалистый малый. Ирокез состричь, наколки свести и приличный человек из него получиться. Безо всяких сатанинских замашек.

К обеду я уже успела сделать некоторые выводы относительно Костика и пришла к решению, что он отличный малый, если абстрагироваться от его ирокеза. Может парень и находил свой облик пугающим, но у меня он не вызывал ничего, кроме приступа смеха, который я тщетно пыталась удержать в себе, когда Костя испачкал свое «чудо» парикмахерского искусства в зеленой краске.

Нет, я честно предлагала ему на голову шапочку или косынку, предвидя нечто подобное, но так ведь не налезло же! Не знаю, чем Костя там заливает свой причесон, но это точно что-то на основе суперклея.

К обеду уставшие, но довольные мы завалились на второй этаж, где Ванек уже начистил картошечки, отбил мяско.

— Может, Вере позвонишь? — неуверенно спрашивает рогатик, пока я старательно оттираю растворителем выбеленные пряди Костика.

И смотрит так расстроенно, так жалобно. Пожалеть бы его, но сам виноват.

— Нет, Вань. Дай ей остыть и осознать.

Эванар вздыхает и с кислым видом идет обратно на кухню.

А все дело в том, что он прокололся и засветил перед Веркой свои очаровательные рожки. Представляете, что было с моей подругой, когда я в двух словах призналась, что Ваня у нас не совсем местный?

Сначала Вера попросила водки, а потом, вспомнив, что кормящая мать, отодвинула алкоголь и осуждающе уставилась на меня: