Парторг (СИ) - Шерр Михаил - Страница 9

Поэтому командировка немного затянулась, вместо запланированных трех дней прошло почти две недели. Из Ташкента, который был последним из трёх проверяемых городов, он должен был сразу же лететь в Москву, где в ЦК ВКП(б) его ждали с отчётом о проделанной работе.

Но, учитывая возникшую семейную проблему, ему разрешили на сутки заехать домой. Когда товарищи из ЦК узнали о ранении его сына, о потере ноги молодым человеком, они без колебаний дали добро на краткую остановку в Горьком. Среднеазиатские товарищи, прослышав о его несчастье с сыном, естественно, проявили участие и искреннее сочувствие, как это принято на Востоке, и загрузили в самолёт несколько ящиков отборных фруктов: апельсинов, мало знакомых еще клементинов, граната, инжира. Всё это было огромной редкостью в военное время, настоящим сокровищем. и оно с аэродрома было оперативно доставлено в госпиталь, вызвав немалый переполох среди персонала, который давно не видел ничего подобного.

В палату раненого сына товарищ Маркин вошёл с большим пакетом, в котором были свежие среднеазиатские витамины. Гвоздём программы стали апельсины, ярко-оранжевые, пахнущие солнцем и югом, и очень редкие ещё в СССР клементины, маленькие, сладкие и почти без косточек.

Василий Маркин ждал отца с одной стороны с нетерпением, считая часы и минуты, а с другой с трепетом в душе и каким-то внутренним страхом. Он знал, что отец строго спросит с него за ту выходку, которую он устроил, только оказавшись в госпитале, за тот скандал, который наделал.

Капитан, будучи в не очень адекватном состоянии, находясь под влиянием боли, шока и отчаяния, выгнал свою мать, добрую, любящую женщину, которая примчалась к нему, как только узнала о ранении. Он кричал на нее, говорил жестокие вещи, которых не думал на самом деле. И сказал, чтобы не было никаких посетителей, а если кто из родственников или заводчан придёт к нему ещё раз, то он застрелится. Зная его безбашенность, его отчаянный характер, все поверили ему, хотя резонно возникал вопрос: где офицер, находящийся на госпитальной койке, сможет взять оружие?

И вот теперь капитан, выйдя из своей депрессии, вернувшись к нормальному состоянию духа, чувствовал себя виноватым перед семьёй и заводчанами, которые хотели поддержать его в трудную минуту, помочь ему, а он оттолкнул всех.

Старший Маркин недаром в такое сложное для страны время возглавлял партийную организацию одного из ведущих предприятий страны и был, без преувеличения, из числа тех, на ком сейчас всё держалось: производство, тыл и в конечном счете фронт. Таких людей было немного, и на их плечах лежала огромная ответственность. И поэтому, естественно, он неплохо разбирался в психологии людей, умел видеть их насквозь, понимать их мотивы и состояния. Смущение и виноватый вид сына он увидел сразу же, едва переступив порог палаты, но лекцию о хорошем поведении читать не стал и только укоризненно покачал головой после того, как они поздоровались, обменявшись крепким рукопожатием.

Комиссар госпиталя успел поговорить с Иваном Васильевичем ещё до его визита в палату, встретив его у входа и проведя в свой кабинет. Они беседовали около получаса, и комиссар подробно рассказал обо всем: о состоянии Василия, о его депрессии, о выходе из нее, о совместной работе над протезом. И тот сразу же понял все тайные замыслы комиссара госпиталя, Георгия и его товарищей. Он был достаточно опытным человеком, чтобы увидеть в этой истории не просто работу над протезом, а нечто большее: возможность вернуть сына к жизни, дать ему цель, смысл.

Вручив каждому из троих находящихся в палате раненых по клементину, фрукту сладкому, ароматному, почти сказочному в условиях войны, Маркин поставил пакет с остальными фруктами на стол и спросил, показав на аккуратно сложенные папки с чертежами, спецификациями и обстоятельными и очень подробными пояснительными записками:

— Надо полагать, это приготовлено персонально для меня? Или я ошибаюсь?

— Конечно, отец, — младший Маркин подтвердил предположение отца, глядя ему прямо в глаза. — Мы очень рассчитываем на твою помощь. Ты можешь кому надо доложить в Москве, и там дадут команду на изготовление опытной партии. Мы понимаем, что сами мы ничего не сможем сделать.

— Как у тебя просто: доложить кому надо, — усмехнулся заводской парторг, садясь на стул. — У вас тут, как мне уже рассказали, предполагается использование дюраль-алюминия. А это стратегическое сырьё, надеюсь понимаешь? Каждый грамм на счету. Так что команду на изготовление опытной партии может дать только товарищ Сталин. А я к нему, наверное сами понимаете, не ходок. Я всего лишь заводской парторг.

Он строго посмотрел на притихших новоявленных конструкторов и открыл первую папку. Несколько минут он молча листал страницы, просматривал чертежи аккуратно выполненные, с точными размерами, с пояснениями. Затем открыл вторую папку, потом третью. Просмотрел всё остальное и очень внимательно, не торопясь, прочитал пояснительные записки, составленные Георгием. Записки были подробные и обстоятельные, с техническими расчетами и обоснованиями.

— С товарищем Канцем мы знакомы, — старший Маркин ещё раз прочитал фамилии авторов на папках и немного отодвинул их от себя, задумчиво глядя на притихших конструкторов. — Он на авиазаводе один из ведущих инженеров-конструкторов, опытный человек. А вы, надо полагать, Георгий Васильевич Хабаров?

Георгий кивнул и ответил, стараясь говорить уверенно:

— Да, это я.

— Я не настолько разбираюсь в некоторых технических вопросах, чтобы дать оценку вашему творению, — признался Иван Васильевич. — Поэтому поступим так. Завтра мне в полдень надо быть в ЦК партии с отчетом о командировке. Так что время у меня есть: почти целый день, вечер и часть ночи. Самолет только под утро. Я сейчас же попрошу наших товарищей, — он многозначительно посмотрел на сына, — и соседей, — старший Маркин бросил короткий взгляд на Канца, — дать сегодня же предварительное заключение о вашем предложении. Соберу лучших конструкторов, пусть посмотрят свежим взглядом. Приглашу медицину, у нас тут есть всесоюзные светила. Пусть оценят. Почему-то думаю, что вы предлагаете оптимальный вариант. Если они скажут, что это так и в целом дело стоящее, тогда и будем думать дальше.

Заводской парторг встал и еще раз оглядел сына с товарищами.

— На фрукты давайте налегайте. Они для вас сейчас как лекарство. Вы Родине и нам, вашим родным и близким очень нужны. Так что давайте, быстрее выздоравливайте и в любом случае скорее в строй. И ваше несчастье это не конец жизни. Помните всегда о товарище Островском, я имел счастье однажды посетить его.

После ухода старшего Маркина, когда за ним закрылась дверь палаты и стихли его уверенные шаги по коридору, потянулись часы томительного ожидания. Время словно замедлилось, каждая минута тянулась как час. Я почему-то был уверен, что судьба нашего детища будет решена очень быстро, и уже придумал отходной вариант на случай отказа. Нельзя было складывать все яйца в одну корзину, нужен был запасной план.

Ещё раз проанализировав всё, прокрутив в голове все возможные варианты развития событий, я после обеда поднял своих товарищей на очередной трудовой и человеческий подвиг.

— У меня к вам есть еще одно предложение, — начал я, садясь за стол и раскладывая перед собой чистые листы бумаги. — Если нам откажут с дюраль-алюминием, а это вполне возможно, учитывая дефицит, то можно будет попробовать полностью со сталью. Давайте быстро прикинем, что и как, какие потребуются изменения в конструкции, и попросим товарища комиссара передать наши расчёты старшему Маркину. У нас обязательно должен быть запасной вариант.

Канц хотел что-то сказать, открыл было рот, но, увидев, как решительно со своей кровати, опираясь на костыли, поднялся капитан, только буркнул себе под нос с сомнением:

— Полностью стальной протез будет, скорее всего, неподъёмным. Сталь тяжелее алюминия в три раза, это надо учитывать.

Но всё же он тоже поднялся, взял свои костыли и вышел прогуляться и подумать в коридор. Он так часто делал, когда бывали какие-нибудь затруднения. Но вернулся очень быстро и сразу же подключился к расчётам, понимая необходимость иметь альтернативу.