Парторг (СИ) - Шерр Михаил - Страница 49

Виктор Семёнович говорил это так, что я сразу же представил его в роли командира, отдающего приказ выполнить боевую задачу любой ценой. Даже если для этого придется отдать жизни. Такие приказы я слышал на фронте неоднократно.

Посмотрев на своих товарищей по отделу, я понял, что они испытывают то же самое. В их глазах читалось понимание серьезности момента.

— Теперь о вопросах, которые буду решать я лично, — продолжил Андреев, доставая из кармана записную книжку. — Вопросы с кранами, в том числе с башенным краном, панелевозами и вопрос возможного строительства цементного завода. Но пока ориентируйтесь на то, что первоначально придется работать с имеющимися запасами цемента. Конкретные цифры, надеюсь, будут известны вечером шестого.

Он сделал пометку в блокноте.

— Также ориентируйтесь на наличие двух передвижных кранов. Больше пока гарантировать не могу. Если получится договориться о поставке башенного крана, сообщу дополнительно.

Виктор Семёнович сделал паузу, и я подумал, что сейчас мы узнаем, как будет организована наша работа. И не ошибся.

— До нуля часов седьмого апреля вы переводитесь на казарменное положение, — его голос стал еще более жестким. — Без моего личного разрешения и разрешения товарища Чуянова вам запрещено покидать здание горкома ВКП(б). Исключение, только служебная необходимость, и то с сопровождением.

Кузнецов хотел что-то сказать, но Андреев остановил его жестом.

— В ваше распоряжение передается комната отдыха городского комитета обороны. Там есть раскладушки, постельное белье. Товарищ Белов, — он указал на побледневшего Андрея, — назначен ординарцем Георгия Васильевича и будет постоянно находиться с вами в отделе для выполнения ваших поручений.

Андрей судорожно сглотнул, но выпрямился, пытаясь держаться молодцом.

— На период до седьмого апреля у него будет такой же допуск к секретным документам, как и у вас, — продолжил Виктор Семёнович. — Легковой автомобиль будет предоставляться вам по первому требованию для выездов по служебной необходимости. В этих случаях вас будет сопровождать сотрудник НКВД.

Он достал из внутреннего кармана несколько бланков.

— Сейчас напишите записки своим близким. Товарищ Белов объедет ваши семьи, передаст записки и заберет вещи, которые вы попросите привезти. Вопросы?

Кузнецов что-то хотел спросить, но, посмотрев на каменное лицо Андреева, махнул рукой и молча начал писать записку. Письменным творчеством занялись и Гольдман с Савельевым.

Я, подумав, написал записку Василию. Попросил его передать Андрею мой вещмешок и второй протез, а также быстро собрать вещмешок самому Андрею. В него никаких продуктов не класть, только сменное белье на четверо суток, принадлежности для бритья, зубной порошок и щетку.

Через несколько минут мы остались одни. Андреев ушел так же стремительно, как и появился. На нашем этаже почти сразу появился сотрудник НКВД. Он расположился на боевом посту в нише коридора, недалеко от дверей нашего отдела.

Там быстро появилась тумбочка с телефоном и стул. На стуле восседал невозмутимый товарищ старший лейтенант НКВД в безупречно отглаженной форме. Он сидел прямо, не читал, не курил, просто сидел и наблюдал.

Первым в себя пришел Гольдман. Он достал свой рабочий блокнот и толстую тетрадь в клеенчатой обложке и предложил:

— Георгий Васильевич, всё необходимое по тракторному заводу я записал вчера, после нашего разговора. Поэтому я предлагаю начать работу с того, что ты передаешь нам свои полностью готовые предложения. Мы начинаем их отрабатывать, готовим уже конкретный план работы. А ты тем временем будешь прорабатывать следующие этапы. Согласен?

Я протянул ему все свои записи. Необходимости в них у меня не было. Все до последней запятой я отлично помню и так.

— Работайте, если что мне будет надо, я возьму.

Трезво оценив ситуацию, я решил, что ничего экстраординарного не произошло. На самом деле сейчас подобное обычное дело. Я знал историю создания в 1930 году паровоза «ФД» («Феликс Дзержинский»), который был создан и начал выпускаться через 170 дней от получения задания. Буквально за полгода с нуля разработали и запустили в серию мощнейший грузовой паровоз.

Или не помню точно, но какую-то танковую пушку скоро разработают за рекордные 28 дней. А если покопаться в истории, то еще и не такое можно найти в наших достижениях, начиная с 22 июня сорок первого года. Надо, значит надо. Родина требует, партия приказывает.

Самая сложная с одной стороны, а с другой стороны самая простая задача у меня. Что и как делать, я очень хорошо знаю. Вся технология у меня в голове. Если, например, пойти по пути простого надиктовывания, можно очень быстро выдать основной массив информации.

«Стоп, а ведь это самый правильный алгоритм нашей работы», подумал я, и у меня все внутри запело. «Да, именно так и надо начинать работать. Я максимум к утру все надиктую, а затем останется только отшлифовать, проверить расчеты, привести в нормальный вид».

— Товарищи, — обратился я к троице своих коллег. — У кого самый хороший почерк, разборчивый, и высокая скорость письма?

Они переглянулись. Кузнецов развел руками, показывая, что у него с этим проблемы. Гольдман скривился, его почерк действительно оставлял желать лучшего. Савельев не уверенно сказал:

— У меня, наверное. Я до войны в канцелярии работал, привык много писать.

— Отлично, — обрадовался я. — Вот как мы попробуем работать. Я буду тебе надиктовывать, а ты слово в слово записывать. При необходимости делаем остановки и разбираем непонятное. Как тебе такой вариант?

— Хорошо, давай попробуем, — не очень уверенно сказал Савельев, но достал чистые листы, копировальную бумагу, проложил её между двумя листами и приготовился писать.

«Молодец, однако», подумал я с усмешкой. «Я и не подумал об использовании копирки. В этом отношении Сергей Михайлович на первом месте, напрочь забывший о её существовании и привыкший к удобной и быстрой компьютерной печати».

Сначала у нас ничего не получалось. Савельев не успевал за моей скоростью речи, просил повторить, переспрашивал термины. Я пытался диктовать медленнее, но тогда сбивался с мысли, начинал заново. Но через пару часов мы притерлись, нашли общий ритм, и работа пошла.

Я диктовал, расхаживая по кабинету. Савельев быстро исписывал лист за листом. Гольдман и Кузнецов сидели, склонившись над моими записями, что-то обсуждали вполголоса, делали свои пометки.

Андрей вернулся неожиданно быстро. Он привез пять вещевых мешков и мой второй протез. К его возвращению я уже снял свой протез и решил пользоваться костылем для небольших передвижений по кабинету. Нога устала, культя ныла, и я понял, что долго так работать не смогу.

Старшему лейтенанту НКВД мы дали задание организовать для меня кресло, чтобы я мог работать со снятым протезом, удобно расположившись. Товарищ старший лейтенант оказался на редкость исполнительным. Он снял трубку телефона, куда-то позвонил, коротко объяснил ситуацию.

Через полчаса два шикарных кресла были доставлены как раз перед возвращением Андрея. Это были настоящие дореволюционные кожаные кресла из кабинета какого-то высокого начальства. Из них мне сделали удобнейшее лежбище. Одно кресло поставили обычно, второе развернули и придвинули, чтобы я мог положить на него ногу.

Я расположился в этой конструкции, испытывая несказанное удовольствие. Удобство на все тысячу баллов! Можно было диктовать, откинувшись назад, положив ногу на мягкую кожу, не испытывая никакого дискомфорта.

Возвращение Андрея совпало с нашим решением сделать первый перерыв. К нам как раз пришла Марфа Петровна с тремя работниками нашей столовой. Они принесли нам ужин на больших подносах, покрытых чистыми полотенцами.

Ужин, надо сказать, для военного голодного времени был почти царский. Две большие настоящие котлеты с двумя видами гарнира: жареной картошкой и настоящей гречкой, заправленной подсолнечным маслом. На выбор чай и настоящий ароматнейший кофе, опять же на выбор с молоком или без. И вишенка на торте, по ломтю белого хлеба со сливочным маслом.