Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки. Часть 2 (СИ) - Хренов Алексей - Страница 15

Он поднял глаза и заметил выходящую из кабинета сияющую молодую женщину. Лицо показалось знакомым. Но откуда? Ежов прищурился и тихо спросил у Поскрёбышева:

— Кто это? Лицо знакомое.

— Надежда Ржевская, журналистка из «Комсомольской правды».

— А! Конечно! — обрадовался Ежов. — Точно! Сейчас вспомнил её репортажи.

На самом деле вспомнил он вовсе не репортажи. Вспомнил о нескольких листочках, давно лежащих в папке, в разделе «по особому усмотрению».

Когда его пригласили и он закончил доклад по «вредительскому элементу на транспорте» и «недовыявленным троцкистам», Ежов, уловив, что настроение вождя скорее мягкое, чем грозовое, решился:

— Товарищ Сталин… Имеются сведения по одному из лётчиков. По Герою, к сожалению. Докладывать?

Сталин неопределённо махнул рукой.

— Капитан Хренов А. М., с Тихоокеанского флота, — произнёс Ежов вкрадчиво, но с нажимом. — Ещё в Испании вёл себя как политически разложившийся элемент, общался там со всякими троцкистами и анархистами. Несколько раз приземлялся на территории фашистских врагов. А сейчас он послан в командировку в Китай — и уже проявился в моральном растлении, и подозревается в заговоре!

Сталин, не глядя на Ежова, был занят набиванием табаком своей трубки.

— Он знает буржуйские языки — значит, не иначе как встал на путь измены или в плен собрался. И даже по-китайски заговорил — чтобы никто не понял, о чём именно он ведёт заговорщицкие разговоры против нашей партии. Распевает странные песни. Раньше таких никто не слышал, но явно — антисоветские.

— И ещё, он, товарищ Сталин, он живёт с белогвардейкой!

Сталин впервые за доклад оторвался от трубки и вопросительно посмотрел на Ежова.

— В отличие от наших, советских людей, пользующихся китайскими помощницами… Там ни наши по-китайски, ни китайцы по-нашему, всё на пальцах и… Простите, товарищ Сталин, отвлёкся. Хренов себе русскую эмигрантку нашёл.

Вождь задумчиво посмотрел на Ежова и стал раскуривать совю трубкой.

— А у него невеста заявлена в Москве, оставшаяся. А эта белогвардейка тоже по-китайски разговаривает. Думаю, через неё он и поддерживает связь с японской разведкой и с этим… международными наймитами империализма.

— Разрешите запросить санкцию на отзыв этого гражданина? — Ежов дошёл до самого интересного.

Сталин снова мрачно посмотрел на преданно вытянувшегося Ежова и произнёс, ткнув мундштуком трубки в стоящий у стены столик:

— У вас всё? Материалы там оставьте.

28 апреля 1938 года. Аэродром около Ханькоу, главная база советских «добровольцев».

На аэродроме Ханькоу, в тёплой, прокуренной комнате штаба советских «добровольцев», собралась компания командиров. Жигарев, Полынин, Рычагов, комиссар Рытов и примазавшийся к ним Хренов. Он совершенно не напрашивался в начальственную тусовку, но был приглашенной звездой. Лёха устроился на подоконнике, поглядывая на сигарету, которую никак не мог прикурить — ветер дул из раскрытого окна.

— Ну и как тебе наш ДБ-3? — спросил Жигарев.

— Хороший бомбер, дальний. Но… — Лёха пожал плечами, — до ума бы довести. Собственно, как и все наши машины.

— Ты нам тут неверие в советскую мощь не распространяй, — чётко отследил направление разговора Рытов.

— Да, чем тебя не устраивает-то? — удивился Полынин, подаваясь вперёд.

— Да не в том дело, что не устраивает, — ответил Лёха, — ДБ — это не тактический самолёт. Он не про «раз-два — удар и домой свалили по быстрому». Он дальний. Спокойный. Инертный, можно сказать деже медленный. Ночью им надо работать, с приличным планированием. По тылам, по складам, по аэродромам. И только в группе. Желательно в большой или очень большой группе. Чтобы толк был. А не как наш рейд на Токио по поставке японцам бумаги для туалетов…

— Идеи-то у тебя… — фыркнул Рычагов. — Хотя… кстати ту Чжан днем просил проверить, японцы какую то химию тащат, опять видимо травить будут, но это надо отдельно обсудить.

— Мы вот на Тайвань слетали. Двадцать семь машин, днем и без прикрытия. Цель накрыли — вроде бы хорошо япошкам вломили и урон получился чувствительный: ка кони в газетах надрывались. Но, — Лёха покачал головой, — это пока они нас не ждали. Проспали, не готовы были совсем. А если бы встретили нас японские истребители над целью? Днём, и с превышением по высоте? Сколько бы назад вернулось?

— Не догоняют нас японцы, слабы. — возразил Жигарев.

— Да не скажите. Во-первых, почти догоняют. Их новые вполне сравнимы. Во-вторых, это пока не догоняют, потому что с лаптями выпущенными летают. Сделать убирающиеся шасси — только вопрос времени. А «мессеры», они и так побыстрее СБшки. А ДБ так вообще спокойно догонят. Истребитель он и есть истребитель. Быстрее, легче, маневреннее.

— И что же, позволить вражинам безнаказанно хозяйничать? — вступил комиссар Рытов, слегка прищурив глаза.

— Ну что вы, товарищ комиссар! Чтобы я такой оппортунизм ляпнул! Нужны массовые удары. Самолётов тридцать минимум. А лучше — сто. И ночью.

— Мечты это… — буркнул кто-то из угла.

— Не мечты, а работа, — упрямо сказал Лёха. — Учиться надо летать ночью. Ориентироваться. Связь нормальную, наконец-то, и в группе, и с аэродромом наладить. Вон у нас три борта морских — и только с самопальной связью.

— Два, — хмуро поправил Рычагов. — Твой третий борт под Шанхаем сбили. Экипаж прыгнул. Китайцы вроде подобрали, но пока связи нет.

Комната притихла. Рытов кашлянул, встал, подошёл к чайнику.

— И защита нужна, — продолжил Лёха, вздохнув. — Мы слепые сейчас. Что СБ, что ДБ. Снизу сзади — вообще чёрная дырка. Подходи и сбивай на выбор. Куда там стрелок палит — неизвестно. Нужно делать турель типа шара, чтобы крутился на 360, со стрелком внутри. ШКАСы надо менять на крупняк, миллиметров 12.7 минимум. И либо дублированное управление ставить, либо автопилот придумывать, — Лёха уже рассказывал, как они Караулова тянули, — часов семь минимум нормальный дальний вылет получается. На руках самолет — очень сложно тащить.

— Ну и если днём летать, — заключил Лёха, — то только с истребительным прикрытием. Без вариантов. Иначе или потери безумные будут, или провал.

Жигарев крякнул, посмотрел на остальных. Рытов утвердительно кивал.

— Надо будет доложить. Алексей, ты это всё сформулируй и запиши. Я со своей стороны поддержу. Посмотрим, что из этого в дело пойдёт.

Лёха кивнул. Он уже знал, что пойдёт. Позже. В другой войне. Но лучше бы — раньше.

Товарищи начальники ещё посидели немного, обсуждая варианты. Лёха же пока остался без самолета, его СБ встал на замену двигателя, сам попаданец, пользуясь возможностью, свалил спать.

А потом наступило 29 апреля.

Глава 8

Рога узорчатые

Апрель 1938 года. Госпиталь в городе Ханькоу.

Лёха, с замотанной бинтами физиономией, старательно ковылял по лестнице госпиталя Ханькоу в столовую. Бой ему дался непросто, что уж говорить. Навстречу ему попался прихрамывающий капитан Благовещенский, командир всей местной истребительной авиации. Голова обвязана, губы распухли, под глазом шикарнейший бланш наливался иссиня-черным цветом, на ногах тапки — ни шагу назад!

— Вот и встретились два одиночества! Пламенный морской привет побитым сухопутным воинам! Кто вам такой бланш шикарнейший поставил, Алексей Сергеевич? Японцы? — поинтересовался страдающий морской лётчик.

— Привет водоплавающим! Если бы японцы! Китайцы постарались! Пустяки. Пойдём ужинать. — махнул Благовещенский рукой.

— Ого! Голова повязана, кровь на рукаве… Китайский муж пришел домой слишком рано и отполировал табло своими узорчатыми рогами⁈ — высказал предположение наш герой, щеголяя знатными китайскими шароварами с ярко-красными розами.

— Никакого у тебя почтения к субординации, Хренов. Правильно Рычагов говорит, до пенсии тебе дожить не светит! — Благовещенский криво засмеялся, преодолевая боль в щеке.