Кондитер Ивана Грозного 2 (СИ) - Смолин Павел - Страница 13

Глава 7

Сдобренный настоянными в нем березовыми вениками кипяток от столкновения с камнями моментально превратился в ароматный пар, наполнивший скудно освещенную лампадками парную моей личной бани.

— Ух-х-х! — схватившись за сермяжную ушанку, Данила склонил голову и поплотнее натянул шапку на голову.

— Благостно! — заявил я, избегая глубоких вдохов.

Жарко очень, и если молодой я к этому уже привык, пожилой Дворецкий всея Руси в такие баньки отродясь не ходил, и держится на одной лишь калёной силе воли. Как это — сопляк иноземный стоически жар терпит, а важный боярин позорно сбежит из парилки? Нет уж — будет Данила сидеть до потенциального обморока или пока я не выйду. А я и выйду — мне трупешник министра средневекового МВД на руках ну совсем не нужен. Щас, только еще немножко посидим, иначе боярин не осознает всего величия омовения в русской баньке.

— Тело человеческое что железа кусок, — принялся я читать лекцию. — Закалять его в жаре и холоде дело благое, для здоровья и духа полезное. Сейчас тяжко нам с тобою, но потом сам почувствуешь, насколько страдания сии окупятся.

— В сравнении со страданиями истинными это — потеха, — мужественно заявил Данила. — Жар — не холод, костей не ломит. Спустившись с полка, боярин зачерпнул полный — потому что я черпал половину — ковш и плюхнул на камни.

Не ошпарился, но камни, как и ожидалось, немного «залил».

— По половинке ковшика надо, Данила Романович, — беспощадно приложил я его. — Камни жар быстро воде отдают, и ежели воды много, получается как щас, когда выкипает она долго, жару не прибавляя, а одной только влаги воздушной.

Профессионально проглотив оплеуху от более знатного человека, Данила смиренно кивнул:

— Благодарю за совет твой добрый, Гелий Далматович.

— Идем, снежком оботремся! — ловко спрыгнул я с полка. — Дадим камешкам жару набраться, а сами охладимся!

Дверь в парную низенькая, поэтому и мне, и более высокому Захарьину пришлось нагнуться. Вышли мы не на улицу, а в «помывочную» — здесь у нас кран с кипятком из печного бака, пара кадушек с водицей холодной, две скамейки, полочка с мылом и крючки с мочалками.

По сравнению с парной здесь почти прохладно, поэтому гость издал почти незаметный вздох облегчения. Из помывочной мы попали в «зону отдыха» — стол, покрытые льняными тряпицами скамеечки, пара слуг, готовых по первому велению поставить на стол чего душа любителей бани пожелает. Мне бы еще банщика в штат профессионального, но готового специалиста на Руси я едва ли найду — тут кто-то с навыками массажиста нужен, а эта сфера деятельности у нас не развита.

Из «зоны отдыха» — в сени, с надеванием бархатных тапочек на кожаной подошве. Понт отличный — дорогая фигня, а нужна только через сени до улицы добежать да обратно.

В сенях у нас березовые, дубовые и пихтовые венички сушатся. Имеются здесь и стол с лавками — сейчас не нужны, но буду пользоваться в теплое время года. Банька моя окружена высоким плетнем, поэтому «неглиже» сверкать можно смело. Снежок беленький, на территории поместья такого уж давно нет, все очищено, утоптано и промышленным комплексом припорошено. С реки носят — там вдоль берегов снежок что надо.

Обтираться снегом — это приятно, но гораздо лучше сделать как мы с Данилой, плюхнувшись в насыпанный нещадно эксплуатируемым пролетариатом сугроб.

— У-у-у-х! — с совсем другими, полными бодрости, интонациями ухнул гость.

— У-у-у-х! — согласился я, пару раз перекатился по сугробу и поднялся на ноги. — И обратно, чтоб хворь поганая зацепиться не успела!

Мы недостойной потомков древних могущественных родов трусцой вернулись в парилку, и я протянул Даниле ковшик, демонстрируя доверие, но проверяя, насколько хорошо он усвоил урок. Ухмыльнувшись, боярин наполнил ёмкость аккурат наполовину и плеснул на камни.

Забравшись на полок, мы погрелись и принялись орудовать друг по дружке веничками. Сплачивает, как ни крути — недаром три четверти важнейших моих сделок в прошлой жизни было заключено в банях да саунах.

Еще три цикла снежок-парилка, и мы сочли, что нам хватит. Мыться самому Даниле не по рангу, а мне пришлось соответствовать, доверив процесс слугам. После омовения мы осели в «зоне отдыха», потягивать теплый компотик из шиповника, яблок и груш под пирожки с богатым разнообразием начинок.

— Благодать! — отхлебнув компота, Данила поплотнее запахнул льняной белый халат. — Себе такую баньку обязательно заведу.

Осознал потенциал.

— Подарки полезные да духовные это хорошо, — решил направить разговор в более конструктивное русло гость. — Да только обижен на тебя немного Государь за то, что писем ты ему окромя записок к подаркам приложенных не пишешь.

— Не считал себя достойным, — честно ответил я. — Напишу, ежели так. В переписке с Иваном Васильевичем состоять — милость великая, и я с трепетом буду ждать ответа.

Интересно очень — в прошлой жизни неоднократно слышал высокие оценки эпистолярного наследия Ивана Грозного, который письма писать любил и врагам, и друзьям, демонстрируя при этом свой могучий интеллект и завидное чувство юмора.

— Привезенные мной дары ответные не токмо порадовать тебя уготованы, но и послание передать. Словами его передам, ежели дозволишь, Гелий Далматович.

«Не считаю тебя тупым, просто помочь хочу — молод ты еще».

— Буду благодарен, — дозволил я.

— Икона Государем тебе дарованная, «Богоматерь Владимирская», что в окладе из золота с эмалями да каменьями, означает высшую степень духовной твоей близости к самому Ивану Васильевичу. Фамильная она, посему береги аки зеницу ока. Частокол — это хорошо, но потребны еще хотя бы ров да вал земляной, — неожиданно, но в целом логично свернул с основной темы.

— Прямо «потребны»? — вздохнул я. — Ежели что, в монастырь сбежим, из пушек по разбойникам пальнем пару раз, и они разбегутся.

— А здесь останется пепелище, — обвел рукой невидимое сквозь стены поместье. — Убыток, ежели репутации неспособного за себя, людей своих да землю постоять труса не убоишься, одними только деньгами многолетним упадком обернется. Не дашь денег на вал и ров сейчас, потом десятикратно платить придется. И трусом тебя считать станут — ежели один раз поместье бросил да у Божих людей аки лиса напуганная спрятался, стало быть и в другой раз тебя грабить легко будет.

— Со словами твоими спорить не стану, Данила Романович, — признал я правоту боярина. — Выйдем отсюда, сразу же Сергея с Климом кликну, подумаем. Ежели мудростью да опытом с нами поделишься, благодарен буду.

— Отчего бы не поделиться? — улыбнулся — приятно моё доверие — боярин. — Дело интересное, чай не в землице копаться.

— Вал-то он из землицы, а со рва ее ж вынимать надо, — напомнил я.

— Твоя правда! — хохотнул гость.

— Подарки, — напомнил я.

— Шуба с Царского плеча, — посерьезнев — тема-то важная — продолжил Данила.

Когда ее принесли, я едва удержался от хохота в силу ассоциации со всем известной киноклассикой.

— Означает публичное признание заслуг твоих пред всеми боярами.

Типа орден, да.

— Кубок золоченый с гербом твоим…

— На нем гравировка сама за себя говорит, — перебил я. — «За печи изрядные и книгу печатную пожаловал Царь и Великий князь всея Руси Иван Васильевич боярина своего Гелия Палеолога сею чашею».

— Ценишь слова Государевы, запоминаешь, — одобрительно улыбнулся Данила дословной цитате, не обидевшись на «перебивание».

По делу же.

— Ценю, — подтвердил я.

Еще один «орден», уже за конкретные деяния.

— Книга из личной Государевой библиотеки, Евангелие-апракос, лучшими писцами московского Чудова монастыря писана.

Обложка чеканного серебра с каменьями.

— Показывает, что Государь ценит твой книжный дар и любовь к Слову, и дарит тебе книгу сделанную с таким же тщанием, но по старому сделанную, дабы не забывал ты красоты труда рук человеческих, самим Господом ведомых.