Постельный режим - Брюс Ольга - Страница 3

– Да знает тебя мамка, как облупленного, – хмыкнул Сашка. – Напьёшься сейчас, пойдёшь к ней в дверь ломиться. Как раньше. Что, не помнишь, как на выпускном у неё под окнами песни пел, и потом в форточку лез?

Лёха покраснел, вспомнив тот позорный эпизод из юности.

– Да помню я, помню, – пробормотал он, отмахиваясь. – То раньше было. Сейчас же взрослые люди. У меня семья. У неё тоже… была…

– Ты скажи лучше правду нам, браток, – встрял Артём, наклоняясь ближе. – Никому не скажем. Дала тебе Ксюха тогда на выпускном? Или продинамила, как всегда?

Лёха грустно опустил голову, опершись локтями о колени.

– Как всегда… – выдохнул он, и в его голосе слышалась давняя, но не угасшая тоска. – Я за ней с первого класса бегал, и шиш там! Так и осталась в моих фантазиях эта Ксюха!

Парни громко засмеялись, их смех наполнил парную, заглушая шипение камней. Артём похлопал Лёху по спине, утешая.

– Ничего, брат! Зато теперь есть что вспомнить! И о чём мечтать!

Вскоре парни перевели тему, и о своих юных похождениях, и о Ксюхе, которая так и осталась недостижимой мечтой, больше не вспоминали.

***

На следующий день Лёха сидел за завтраком на своей родной кухне. За окном светило яркое летнее солнце, а в доме пахло свежеиспечённым хлебом и утренним кофе, но у него самого во рту был привкус вчерашних посиделок. Мама, в своём любимом выцветшем халате, стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле.

– Мам, а Ксюха, говорят, развелась? – спросил Лёха, пытаясь завести разговор. Вчерашние слова Артёма и Сашки не давали покоя.

– Может и развелась, – недовольно ответила мама, очищая сваренные вкрутую яйца от скорлупы для любимого сыночка. – Я почём знаю?

– Ну, она вроде в одном подъезде с тобой живёт, – напомнил Лёха, наблюдая за её движениями.

– Ну, живёт, не значит общается, – отрезала мать. – Она вообще девка странная. Как была себе на уме, так и осталась. Ты как будто не знаешь?

– Знаю, – вздохнул Лёха, вспоминая все свои неудачные попытки ухаживания в школе. – Потому и спрашиваю.

– Ты лучше, чем болтать, в магазин сходи, – резко перевела мать тему, словно не желая обсуждать Ксюху. – Картошки для супа совсем нет, а я уже мясо почти сварила.

– Конечно, мам, схожу, – Лёха тут же согласился. – Заодно пивка холодного возьму. Ох, и посидели вчера с ребятами!

– А то я не почувствовала! – фыркнула мама. – Перегаром на весь дом надышал.

– Ладно тебе ворчать. Пошёл я за картошкой, – Лёха поднялся из-за стола, и вышел, чувствуя лёгкую головную боль.

Он сунул ноги в сланцы и в старых шортах и выцветшей футболке выскочил в подъезд. Спускаясь по скрипучим ступеням мимо площадки второго этажа, он увидел стоящую в углу девушку, докуривающую сигарету. Её фигура показалась ему до боли знакомой. Высокая, стройная, с длинными волосами.

– Ксюха, ты, что ли? – вырвалось у него прежде, чем он успел подумать.

Девушка резко обернулась. И тут Лёха ахнул. Время, казалось, лишь приумножило её красоту, добавив ей зрелости и какой-то особенной, притягательной женственности. Её волосы, длинные, каштановые, отливающие на солнце золотом, были распущены по плечам, мягкими волнами ниспадая до середины спины. Лицо, беленькое, без единой морщинки, сияло свежестью. Только маленькая родинка над верхней губой, которую он всегда так любил, оставалась неизменной. Под белоснежной маечкой, которая обтягивала её словно вторая кожа, угадывалась высокая, упругая грудь без лифчика, её очертания были настолько чёткими, что Лёха почувствовал, как сердце ёкнуло. Тонкая талия плавно переходила в округлые, соблазнительные бёдра, обтянутые легкими летними брюками. Она стала чуть полнее, но от этого только привлекательнее, её формы стали более аппетитными, а движения – более плавными и манящими.

Лёхе показалось, что вернулись прежние чувства, те самые, которые, казалось, давно угасли. Сердце забилось чаще, в груди стало жарко, а в животе запорхали бабочки, как в те далёкие школьные годы.

– Какие люди! – улыбнулась Ксюха, докуривая сигарету и бросая её в самодельную пепельницу из консервной банки, стоящую на подоконнике. Её улыбка была той самой, которая когда-то сводила его с ума. – К мамке приехал?

– Ага, проведать, – Лёха смутился, чувствуя себя мальчишкой, пойманным на месте преступления.

– А где выводок твой? Жена твоя где? – Ксюха оперлась спиной о стену, скрестив руки на груди.

– Дома остались, – ответил Лёха, стараясь говорить непринуждённо. – Они сюда не особо любят приезжать. Городские, не привыкли к такой тишине.

– Правильно, что в нашем мухосранске делать? – Ксюха хмыкнула. – Сколько там у тебя детей уже? Трое?

– Нет, пока двое. Сын и дочка, – Лёха улыбнулся, вспоминая своих чад. – На третьего никак не решимся.

– Молодцы! – Ксюха проговорила это с какой-то скрытой завистью, её взгляд на мгновение стал грустным.

– А ты как? Замуж вышла? – Лёха сделал вид, что ничего про неё не знает.

– Вышла. Да. – Ксюха вздохнула. – Пожила чуток замужем. Да и подумала: пора завязывать с этим. Не моё это.

– А чего так?

– Да козлы вы все, – вдруг резко выдала Ксюха.

Лёха опешил.

– С чего это?

– Да, не бери в голову, – Ксюха махнула рукой. – Это я так… Вспомнила… Накатило. Проехали.

– Не говори, если не хочешь, – миролюбиво произнёс Лёха.

– А я и не говорю, – Ксюха улыбнулась, и в этой улыбке мелькнула игривость. – Ты лучше расскажи, чем занимаешься в этом своём… где ты там?

– В Екатеринбурге, – ответил Лёха.

– А, вот, а то меня спрашивали, а я даже не вспомнила, представляешь, – Ксюха притворилась, что забыла, но в её глазах читалось лукавство.

– А кто спрашивал?

– Девчонки. Вспоминали, кто с кем… Ну ты понял… На выпускном. Кто, с кем и как… про тебя и меня вспоминали.

– И чего они?

– Спросили, дала ли я тебе тогда. Я сказала, что дала.

Лёха почувствовал, как кровь приливает к его лицу.

– Ну… это же неправда, – немного обиженно произнёс Лёха.

– А тебе-то что? – Ксюха приподняла бровь, её губы изогнулись в хитрой усмешке. – Какая тебе разница?

– Да нет, ничего, – Лёха отвёл взгляд, пытаясь скрыть своё смущение.

– Погоди, ты что, обиделся, что ли? – Ксюха наклонилась к нему, внимательно вглядываясь в его лицо.

– Нет, – буркнул Лёха, отворачиваясь.

– Да ты посмотри! Точно обиделся! – она залилась звонким смехом. – У тебя сейчас лицо один в один, как тогда! Вот точно так же ты на выпускном обиделся, когда я тебя отшила.

Ксюха умело спародировала обиженное лицо Лёхи, надув губы и сдвинув брови, что выглядело очень смешно.

– Да ладно, отстань, – отмахнулся Лёха, но он уже не мог сдержать улыбки.

Ксюха посмотрела на него игривым взглядом, её глаза блестели. Она сделала шаг ближе, и Лёха почувствовал её слабый, но такой знакомый аромат.

– А хочешь, мы всё исправим? – сказала она, подмигивая, и её голос вдруг стал бархатистее.

– Что исправим? – Лёха почувствовал, как сердце замирает в предвкушении.

– Идём за мной! – Ксюха развернулась и, не дожидаясь ответа, лёгкой походкой, словно кошка, направилась к своей квартире, призывно поманив его рукой.

Ксюха потянула Лёху за руку, её пальцы были прохладными и чуть влажными. Он, словно под гипнозом, неуверенно пошёл за ней, совершенно забыв про картошку и мамины ворчания. Сердце колотилось в груди, отбивая какой-то сумасшедший ритм. Как только за ним захлопнулась дверь её квартиры, Ксюха быстро закрыла её на два замка, щёлкнув щеколдой, словно запирая их двоих от всего мира. Затем она прошлась по квартире, закрывая все шторы, погружая комнаты в мягкий полумрак. Свет проникал лишь сквозь тонкие щели, создавая интимную, таинственную атмосферу. Ксюха повернулась к нему, её глаза блестели в полумраке.

Она завела его в гостиную, где стоял старый, но очень мягкий диван, покрытый пледом.

– Жди здесь, – сказала она, и в её голосе звучала едва уловимая нотка предвкушения.