Культивация рунного мастера 5 (СИ) - "Ленивая Панда" - Страница 16

Он начал чертить вторую схему рядом с первой. На этот раз в обратном порядке. Зеркальное отражение последовательности.

Джино провел над схемой несколько дней. Линии появлялись, исчезали, снова появлялись. Он рисовал, стирал, чертил заново, пока узор не начинал казаться правильным. Руки ныли от постоянного напряжения.

В один из моментов он вдруг замер. Что-то в узоре щелкнуло, словно давно искомый ключ наконец нашел подходящую скважину. Энергия внутри формации не просто текла, она двигалась по определенному порядку. Одни руны пробуждали остальные, задавая импульс. Другие усиливали поток, а третьи сглаживали его, не давая системе развалиться.

В этом был порядок. Не случайный, а выверенный. Последовательность не по месту, а по времени.

Джино почувствовал, как в груди поднялось тихое удовлетворение. Теперь всё ясно. Чтобы отключить формацию, нужно идти от конца к началу, распутывая цепь в обратном порядке.

Он схватил обломок камня и начал помечать порядок активации. Цифры ложились на камень одна за другой, выстраивая логику. Несколько раз он останавливался, проверял, возвращался к началу, чтобы убедиться, что ничего не упустил. К концу дня схема была готова. Всё выглядело правильно.

Осталось только проверить.

Вторая неразрушенная ловушка ждала его в соседнем коридоре. Джино остановился перед ней, изучая светящийся узор на полу. Точно такая же структура из шести рун.

Джино взял кисть, кончик которой окутала густая черная энергия родословной Дома Найт. Она плотным потоком стекалась туда, подчиняясь его воле.

Начал с последнего элемента, двигаясь к первому.

Кисть скользнула по камню, оставляя четкие черные линии. Они ложились поверх старого узора, повторяя его в зеркальном отражении. Линия за линией, элемент за элементом.

Он сосредоточился. Каждое движение требовало точности. Одна неверная черта, и всё пропадет. Руна памяти держала в голове весь сложный порядок. Сверхчувствительность подсказывала, где нужно подправить, чтобы не отклониться.

Пот стекал по лицу, ладони слегка дрожали. В висках неприятно стучала боль, но он продолжал.

Последний штрих. Завершение.

Джино выпрямился, выдохнул, разминая затекшие пальцы. На камне сверкал новый узор, наложенный поверх старого. Два противоположных рисунка переплелись в сложной игре линий.

Секунда тишины. Две. Три.

Чёрные линии на камне засветились, впитывая энергию из старого узора. Вспышка света ослепила, и формации исчезли, будто их никогда и не было. Камень остался пустым, с выжженными следами, где руны когда-то пульсировали.

Джино рухнул на колени. Руки дрожали, сердце колотилось, как после изнурительного боя. Он вытер лоб тыльной стороной ладони, тяжело дыша.

Получилось.

Следующие дни, а может, и недели, Джино провёл за изучением. Он раз за разом возвращался к разрушенным ловушкам, восстанавливал их узоры по остаткам, что ещё теплились на камне, и внимательно анализировал структуру.

Его руки не останавливались: на стенах коридоров появлялись схемы, целые участки покрывались записями. Он искал закономерности, порой чертя линии прямо на полу или на обломках ловушек.

И находил.

Арктониус, без сомнения, был гением, но даже гении подчиняются принципам. Джино начал замечать повторяющиеся элементы в формациях. Всё оказалось не хаосом, а упорядоченной системой. Узоры энергии следовали чётким правилам: усиление всегда шло перед высвобождением, стабилизация приходила за концентрацией, а входные узлы находились по краям, в то время как выходные располагались в центре.

Это был язык. Алфавит, где каждая линия и завиток имели свой смысл. Бесконечное множество комбинаций, но буквы оставались неизменными.

Джино учился читать этот язык.

Первый месяц Джино разбирался в основах. Второй месяц ушёл на то, чтобы довести до автоматизма. Он возвращался к уцелевшим ловушкам, разбирал их узоры, восстанавливал схемы, а затем наносил обратные начертания. Исправлял, если что-то шло не так.

С каждой новой формацией дело шло всё легче. То, что раньше отнимало полдня, теперь укладывалось в пару часов.

На третий месяц он снова оказался перед той самой стеной света, которая раньше его остановила. Тогда она казалась непреодолимой.

Теперь всё было иначе. Он видел её устройство, читал её как открытую книгу. Последовательность элементов, взаимосвязи — всё перед глазами.

Три слоя, сотни рун, тысячи линий.

Сложно? Да. Но вполне реально.

Джино достал кисть. Чёрная энергия собралась на кончике щетины — плотная, готовая принять любую форму, которую он пожелает ей дать.

И начал чертить.

Работа заняла почти сутки.

Джино чертил, не давая себе передышки, выжимая из себя последние крохи сосредоточенности. Черная энергия струилась по его меридианам и венам, впитываясь в кисть и оставляя на камне ровные линии. Когда разум уставал, он опускался на пол, закрывал глаза и пытался восстановить силы короткой медитацией. Ладони уже стали грубыми от постоянного давления на инструмент.

Линия за линией. Руна за руной. Каждый элемент требовал предельной точности.

Когда последняя черта легла на камень, Джино отшатнулся, чувствуя, как ноги подгибаются. Всё вокруг плыло, звенящий шум отдавался в ушах, а язык ощущал неприятный металлический привкус.

Перед ним на камне развернулся узор, переплетенный с изначальными рунами в сложную вязь. Черный рисунок казался живым, пульсируя остатками энергии.

Он поднял руку, едва удерживая её от дрожи, и направил в рунную структуру каплю эфира.

Вспышка света заставила ослепляла сознание. Энергия заклокотала в столкновении, закручиваясь и уничтожая сама себя. Камень под ногами задрожал.

Грохот наполнил коридор, треск разрывал воздух, а в нос ударил тяжелый запах древней энергии культивации.

Тишина.

Джино медленно открыл глаза. Стена исчезла. На её месте зиял открытый проход, ведущий дальше в лабиринт.

Он прошёл.

Джино сделал шаг вперёд. Ноги подкосились, и он упал на колени прямо на пороге. Руки задрожали. Из груди вырвался смех — истеричный, облегчённый.

Получилось.

Он сидел так несколько минут, давая усталости схлынуть. Затем заставил себя подняться. Впереди ждало неизвестное количество новых ловушек. Отдыхать было рано.

Теперь он знал, как их преодолевать.

Формации становились всё разнообразнее. Казалось, Арктониус нарочно избегал повторов, оставляя за каждой ловушкой отпечаток своей уникальной мысли. Джино двигался осторожно, шаг за шагом. Увидев новую преграду, он тут же принимался за дело: раскладывал перед собой схему, выводил линии, искал, где узор можно было распутать. Иногда это занимало несколько дней, а порой и растягивалось на недели.

С каждым разом Джино всё лучше понимал, как эти узоры устроены. Порой он замечал закономерности ещё до того, как успевал закончить анализ. Глаз выхватывал слабые места, а рука уже знала, куда направить чернила или провести линию.

Он начинал чувствовать, что язык Арктониуса становится ему всё ближе.

Лабиринт был не просто препятствием к наградам наследия Начертателя Золотой эпохи. Лабиринт уже сам являлся наградой. Бесценной библиотекой рунных формаций.

Знания, за которые начертатели Луноцвета отдали бы годы жизни, лежали здесь, вплетённые в камень и свет.

И эта награда предназначалась только тем, кто вместо стремительной гонки с остальными, попыток бежать напролом, решил бы пожертвовать скоростью и начать изучать эти руны.

Что касается остальных участников, то Джино не беспокоился насчет них. Лабиринт петлял, путал, водил практиков по кругу. И даже если удавалось выйти из какой-нибудь петли, то практик тут же натыкался на более сложную рунную формацию.

Сложность ловушек росла по экспоненте.

А это значило, что срок прохождения лабиринта составлял не дни, и даже не недели с месяцами. А годы.

Через несколько недель, Джино давно перестал считать время точно, его осенила новая мысль.