Медный кувшин. Шиворот-навыворот - Энсти Ф. - Страница 7

– Без сомнения, я говорю так, что меня понимают все, к кому я обращаюсь, – отвечал незнакомец. – Разве ты не понимаешь моей речи?

– Теперь вполне, – сказал Гораций. – Но вы сделали какое-то замечание, которые я не понял. Не будете ли добры повторить его?

– Я сказал: «Каюсь, о божий пророк! И никогда не вернусь к таким деяниям».

– А-а! – сказал Гораций. – Смею сказать, вы были несколько ошеломлены. И я тоже, когда открылась крышка сосуда.

– Скажи мне, это действительно твоя рука сняла печать, о чадо милосердия и добрых дел?

– Да, конечно, это я откупорил, – сказал Вентимор, – хотя не знаю, при чем тут милосердие, потому что не имею понятия о том, что было внутри.

– Я был внутри, – спокойно сказал незнакомец.

Глава 4

На свободе

– Значит, вы были в этой бутыли? – сказал Гораций мягко. – Как странно! – Он начал понимать, что имеет дело с помешанным азиатом, к которому надо было найти какой-то подход. К счастью, он оказался не опасным, хотя, бесспорно, был эксцентричен. Его густые волосы свисали в беспорядке из-под высокой чалмы на щеки ровного, бледно-ревенного цвета, седая борода падала тремя жидкими прядями, а продолговатые узкие глаза цвета опала были широко расставлены слегка под углом, в них отражалось любопытное сочетание лукавства и детской простоты.

– Ты сомневаешься, что я говорю истину? Говорю тебе, что я провел бессчетные столетия в этом проклятом сосуде! Сколько времени, я и сам не знаю, ибо его нельзя исчислить.

– Я бы не подумал, судя по вашей наружности, что вы так долго пробыли в бутыли, – вежливо сказал Гораций. – Но, конечно, вам уже нужна перемена… Могу я спросить вас, если это вам не покажется нескромным, как вы попали в такое ужасное и неудобное положение? Хотя вы, вероятно, уже забыли за это время.

– Забыл?! – воскликнул тот, и красноватый огонек сверкнул в его опаловых глазах. – Мудро было написано: «Пусть тот, кто ищет забвения, оказывает благодеяния, но память об оскорблении будет жить вечно». Я не забываю ни благодеяний, ни оскорблений.

«Старый джентльмен, познавший горе, – подумал Вентимор. – И в придачу сумасшедший. Приятная личность для сожительства в одном доме!»

– Знай, о ты, лучший из людей, – продолжал незнакомец, – что тот, кто говорит теперь с тобой, есть Факраш-эль-Аамаш, один из Зеленых джиннов. И я жил во Дворце Горы облаков над городом Вавилоном, в саду Ирема, о котором ты, без сомнения, знаешь не понаслышке.

– Кажется, слыхал, – сказал Гораций, как будто это есть адрес, данный в адресном столе. – Восхитительное детство!

– У меня была родственница, Бидия-аль-Джемаль, которая обладала несравненной красотой и многообразными совершенствами. И так как она, хотя и джиннья, принадлежала к числу верных, то я отправил послов к Сулейману Великому, сыну Дауда, которому предложил ее в супруги. Но некий Джарджарис, сын Реджмуса, сына Иблиса – да будет он проклят навеки! – благосклонно отнесся к девице и, тайно пойдя к Сулейману, убедил его, что я готовлю царю коварную западню на его погибель.

– А вы, конечно, даже и не помышляли ни о чем подобном? – спросил Вентимор.

– Ядовитый язык самые благородные побуждения может сделать грязными, – был уклончивый ответ. – Таким образом случилось, что Сулейман – мир ему! – внял голосу Джарджариса и отказался от девушки. Более того, он повелел схватить меня, заключить в медный сосуд и бросить в море Эль-Каркар, чтобы я там оставался до дня Страшного суда.

– Нехорошо! В самом деле, как нехорошо! – пробормотал Гораций тоном, которым надеялся выразить сочувствие.

– Но ныне благодаря тебе, о потомок благородных предков и добросердечный человек, мое освобождение свершилось. И прослужи я тебе тысячу лет, ни на что иное не глядя, то и таким образом я не расплатился бы с тобой, потому что все это было бы ничтожно в сравнении с твоими заслугами!

– Пожалуйста!.. Не стоит благодарности! – сказал Гораций. – Я бесконечно рад, что был полезен вам.

– В небесах, на воздушных страницах, начертано: «Кто делает добро, получит равную отплату». Разве я не Эфрит из джиннов? Итак, проси – и тебе будет дано.

«Бедный старичок! – думал Гораций. – Его голова сильно не в порядке. Теперь он вскоре захочет поднести подарок, и мне, конечно, нельзя будет принять его».

– Дорогой господин Факраш, – сказал он вслух. – Я ничего не сделал, ровно ничего, но если бы даже и сделал, то никак не могу брать плату за это.

– Каково твое имя и призвание?

– Я должен был отрекомендоваться раньше… Позвольте вручить вам мою карточку. – И Вентимор протянул ему карточку, которую тот спрятал за пояс. – Это адрес моей конторы. Я – архитектор… если вы имеете представление, что это такое. Это человек, который строит дома и церкви… мечети, знаете ли… в сущности, все, что только ему закажут.

– Воистину полезное призвание… За него платят чистым золотом.

– Что касается меня, – признался Гораций, – то платы еще не видывал. Другими словами: мне никогда не платили, потому что у меня еще не было заказчиков.

– Что это за заказчики, о которых ты говоришь?

– Ах, ну какой-нибудь богатый купец, который хочет построить себе дом и не очень смотрит на расходы. Здесь их великое множество, только мне-то они никак не попадаются.

– Дай мне некоторый срок, и, если это возможно, я доставлю тебе такого заказчика.

Гораций невольно подумал, что рекомендация подобного субъекта вряд ли может иметь вес, но так как бедный старик, очевидно, считал себя в долгу и хотел расквитаться, то было бы нелюбезно окатить его холодной водой в награду за доброе намерение.

– Милостивый государь, – сказал он шутливо, – если вам когда-нибудь случится столкнуться с подобного рода заказчиком и если вы сумеете убедить его, что я как раз такой архитектор, какого он ищет, – чего, скажу, доселе никто еще про меня не думал, – да сумеете направить его ко мне, то окажете мне величайшую услугу, на которую я едва могу надеяться. Но, пожалуйста, не хлопочите из-за этого.

– Это будет легче всего на свете, – сказал гость, – конечно (тут тень мучительного сомнения прошла по его лицу), если хоть часть моего прежнего могущества осталась при мне.

– Ну не стоит думать об этом, – сказал Гораций. – Если не можете, я благодарен и за доброе желание.

– Прежде всего было бы мудро узнать, где пребывает Сулейман. Тогда бы я мог выразить ему покорность и примириться с ним.

– Да, – коротко согласился Гораций, – я бы так и сделал. И это поставил бы себе целью… Только, знаете, не сейчас. Вероятно, он в постели. Завтра утром.

– Я очутился в чужой стране и не знаю, в каком направлении искать его. До тех пор, пока я не найду его, не оправдаюсь в его глазах и не отомщу врагу моему Джарджарису, я не буду знать покоя.

– Хорошо. Только теперь идите спать, как умный старичок, – сказал Гораций успокаивающим тоном, боясь, как бы этот бедный безумный азиат не попал в руки полиции. – Завтра успеете побывать у Сулеймана.

– Я буду искать его по всем краям земли!

– Совершенно правильно. Будьте уверены, что найдете его в одном из них. Только, видите ли, бесполезно начинать сегодня: последний поезд уже давно ушел.

Пока он говорил, ночной ветер принес через площадь бой громадных часов на Вестминстерской башне, которые прозвонили четверть, а затем, после паузы, торжественным раскатом возвестили час ночи.

«Завтра, – думал Вентимор, – поговорю с госпожой Рапкин. Заставлю ее послать за доктором, чтобы поместить его под присмотр. Бедный старик в самом деле не должен разгуливать один!»

– Иду теперь… Сейчас же, – настаивал незнакомец, – потому что нельзя терять времени.

– Ах полноте! – сказал Гораций. – После стольких тысяч лет несколько часов ничего не значат. Да вы не можете идти: теперь дом заперт. Позвольте мне проводить вас наверх, в вашу комнату, сударь!

– Нет. Я должен оставить тебя на некоторое время, о любезный юноша! Да будут счастливы дни твои, да будут равными пути твои, да низвергнутся во прах завистники твои, ибо любовь к тебе вселилась в сердце мое; если это будет мне дозволено, я приму тебя под покровительство моего благоволения.