Темный Властелин идет учиться (СИ) - Барчук Павел - Страница 26

Паук тоже бежал. Правда, не совсем понятно, то ли за нами, то ли от падающих сверху каменных плит. В любом случае, мои спутники были уверены, что нас в архиве преследовала какая-то особо опасная, чертовски отвратительного и устрашающего вида, тварь. Видимо, будущим магам не приходилось в своей жизни встречать пауков, размерами превосходящих здоровенную, упитанную лошадь.

Так еще с перепугу алхимик, категорически не желавший погибать вместе с разваливающимся от взрыва зданием, орал благим матом, плевался ядовитой слюной и на ходу во все стороны швырял липкую паутину. В общем, в глазах смертных все выглядело так, будто они чудом избежали смерти.

Собственно говоря, появление паука и смогло избавить меня от сложностей в виде сопротивления алчущих золота Звенигородского и Строганова.

Увидев огромную восьмилапую тварь, порождение Тьмы и Страха, Никита моментально обвис, как сдутый, измочаленный шар и очень натурально изобразил потерю сознания. Артём оказался покрепче. Он таращил глаза, подвывал и пытался даже помогать мне, отталкиваясь ногами, пока я тащил обоих помощничков за шиворот, как два мешка… хм… ну вы поняли, чего.

Особенно во всей этой ситуации меня «радовал» тот факт, что поход, в котором Строганов и Звенигородский должны были стать полезными инструментами, по итогу выглядел как внезапный приступ доброты с моей стороны. А это уж совсем никуда не годится.

Все, что я делал, это постоянно спасал, то одного, то другого, то обоих. Честно говоря, у меня даже зародилось сомнение: так ли уж хороши смертные в роли подручных? Пока что от них больше проблем, а по итогу прошедшей ночи вообще складывается впечатление, что это я им прислуживаю, а не они мне.

— Алхимик…Мэтр Алиус… — Начал декан свою поучительную речь. Молчание слишком затянулось и он, наверное, решил, что пора обсудить случившееся.

Однако лучше бы князь молчал и дальше. Как только из его уст вылетело имя алхимика, мои подельники сразу вспомнили явление твари.

Никита тут же громко и неудержимо принялся икать, а Звенигородский, еще больше побледнев лицом, начал медленно крениться влево. Благо, с той стороны сидел я. Мне пришлось быстренько подвинуть свой стул и подпереть Звенигородского плечом, иначе он бы свалился на пол.

— Соберись, тряпка! — Прошипел я сквозь зубы, — Ты же маг! Будущая надежда империи!

Судя по взгляду, которым меня одарил Звенигородский, он в данный момент не хотел быть ничьей надеждой. А вот судя по наливающейся краской физиономии декана, терпение князя было на пределе.

В этот момент, как по заказу, с подоконника послышались душераздирающие всхлипы заливающегося слезами Гнуса. Удивительное дело, но пацан с крысиным лицом оказался самым шустрым из нас и покинул архив первым.

— Он был таким добрым! Таким умным! Таким кра-си-ив-ым! — выл мальчишка, размазывая сопли по стеклу. — Мой бо-о-о-с…

Звенигородский вздрогнул, заклекотал горлом и судорожно сглотнул. Я поспешно сунул ему в руки тот самый меч из звёздной стали, который он таки умудрился прихватить из архива. Холод металла, казалось, немного вернул смертного к реальности.

— О, мой босс! О-о-о! — не унимался Гнус, а потом вообще начал безумной птицей биться в оконное стекло.

При он этом периодически косился одним глазом в мою сторону и пытался им даже подмигивать. Потому что после того, как архив сложился карточным домиком и к нам со всех сторон побежали люди: преподаватели, студенты, а так же остальной персонал, я успел схватить пацана за шиворот и пообещать ему вечные муки в Бездне, если он хоть кому-нибудь, хоть одним словечком, одной буковкой намекнет, кем является Сергей Оболенский на самом деле.

Сейчас Гнус бился грудью об окно исключительно для демонстрации своего горя. Там, за окном зияла безобразная, дымящаяся пропасть. Немое, но чрезвычайно красноречивое свидетельство нашего «визита вежливости».

Часть территории кампуса, прилегавшая к зданию архива, рухнула в подземные пустоты, обнажив фундамент и вскрыв несколько древних катакомб. Теперь там, где еще вчера студенты прогуливались по аллеям, зиял мерзкий, неприличный на вид котлован.

Из-под груды камней и вывернутых с корнем деревьев доносились приглушенные, но яростные скребущие звуки. Кто-то там, внизу, пучил землю и робко, но настойчиво требовал прекратить безобразие.

— Я буд…жал…ся…в… комитет… защи… магич… — Доносилось из-под руин архива.

Судя по голосу, это был алхимик. К счастью, мой взрыв, разворотивший здание, не угробил паука. К счастью, потому что нас, порождений Тьмы, слишком мало в этом мире. Если говорить более точно — двое. Я и Алиус. Мы должны друг друга беречь. Неверное…

По крайней мере, я, как Темный Властелин, испытывал некое чувство ответственности за своего хоть и опального, но все же подданного.

Баратов посмотрел в сторону окна, скользнул взглядом по завывающему Гнусу, а потом убитым голосом спросил:

— Как вы это вообще сотворили? Не понимаю…У Строганова силы — с гулькин хре… — Князь осекся, поморщился, а затем продолжил, — С гулькин нос. У Оболенского ее вообще отродясь не было. А Звенигородский, при всем своем таланте, не смог бы уничтожить здание целиком. Тем более, на архиве стояла такая защита, что он, чисто теоретически, был способен пережить апокалипсис любого толка.

— Кык-лонны… — икнул Строганов. — Кык-лонны лопнули.

Я смутно припомнил зашедшихся в крике ужаса Никиту и Звенигородского с белыми от страха глазами. Паука, на которого медленно оседал потолок его же архива, и ту самую вспышку… Ту самую вспышку моей родной, дикой, неукротимой Силы!

К сожалению, вспомнил не только я, но и Строганов. Он снова начал свое сольное выступление. Тихое, проникающее во все щели «ы-ы-ы» поползло по кабинету, окончательно переполняя и без того до краёв наполненную чашу терпения декана.

Баратов сморщился и, брезгливо поджимая губы, изрек:

— Вон. Из моего кабинета. Пока я не убил вас троих к чертям собачьим.

— Видите ли… — Начал я осторожно. — Соответственно уголовному кодексу Российской Империи убийство троих абитуриентов будет считаться особо тяжёлым преступлением, за которое…

— Вон!!! — Рявкнул Князь, окончательно впадая в бешенство.

Кабинет от его крика так тряхнуло, что с нижнего этажа, где располагались учебные аудитории, кто-то громко выругался и постучал в потолок:

— Алексей Петрович! Вы отвлекаете нас от процесса изучения фонетики родного языка! Студенты не могут правильно произносить заклятия!

Звенигородский и Строганов, сорвавшись с места, как ошпаренные, кинулись к выходу. Я в отличие от смертных не торопился. Видали мы и пострашнее. Когда папа впадал в ярость, от его гнева взрывались звезды и распадались целые миры.

Поэтому я спокойно поднялся со стула и направился к выходу, уже возле двери обернулся.

— Ваша светлость, насчет обучения…

— Молчать! — рявкнул Баратов так, что задрожали стекла в окнах. — Оболенский, твое место в этом Институте висит на волоске, толщиной с паутинку! Единственное, что меня сдерживает от решения об исключении из списка абитуриентов твоей фамилии — фееричный ответ на экзамене. Никто, никогда не сдавал теорию магии настолько великолепно. Но! Еще один «подвиг», и ты отправишься прямиком в свою захудалую усадьбу!

— Хорошо. — Кивнул я. — Могу ли уточнить, какое содержание вы вкладываете в слово «подвиг»? Исключительно для ясности ситуации.

— Все, что разрушает и портит казённое имущество!

— А-а-а-а-а… Ну это, пожалуйста. Это, сколько угодно. А что насчёт моих…

На языке вертелись слова «слуг», «помощников», «подельников», «подручных», но, сдаётся мне, ни одно из них не понравилось бы декану.

— Ну ты, конечно, и наглец… — Гнев Баратова резко сменился эмоцией, подозрительно похожей на уважение, — За Звенигородского уже ходатайствовал его отец. Для Артёма это тоже — последний шанс. А Строганов… — Князь с отвращением поморщился, вспомнив тщедушного икающего юношу, — Ему тут вообще делать нечего. Он теорию еле сдал.