Темный Властелин идет учиться (СИ) - Барчук Павел - Страница 15

— Постойте, постойте! — перебил меня один из преподавателей, полный мужчина с взъерошенными волосами. — Какой еще демон Азазель? Это что за ересь?

— Это не ересь, профессор, — холодно парировал я. — Это история. Азазель в своем трактате «О пляске теней в пустоте» четко разграничил понятия внешнего резонанса, вызываемого артефактами, и внутреннего, основанного на воле оператора. Если бы Геллерт официально опубликовал его работу, а не сжег её сразу после прочтения, как еретическую, мы бы не тратили сейчас время на обсуждение примитивных допущений.

В аудитории воцарилась гробовая тишина. Преподаватели переглядывались. Декан Баратов смотрел на меня, будто видел нечто крайне удивительное.

— Продолжайте, Оболенский, — сказал он наконец, и в его голосе прозвучала неподдельная заинтересованность. — Да, коллеги, это… скажем так…информация из разряда секретной и не всем доступна, но Геллерт… он действительно создавал свои труды по одной рукописи, найденной во время раскопок древнего города… Потом эта рукопись действительно была объявлена еретической. В то время в Европе активно проповедовалась лишь одна вера… И ее последователи относились ко всему, что связано с некими демоническими сущностями, упоминаемыми в святом писании, крайне негативно. Любопытно, откуда вы это знаете, Оболенский?

Я скромно проигнорировал данный вопрос и продолжил отвечать.

Ну не объяснять же, в самом деле, смертным, что тот самый труд Азазеля мы писали с ним вместе. Отец наказал меня за что-то… Сейчас уже не помню за что… По-моему, это было очередное неудавшееся покушение на папу. Больше всего родителя разозлил факт неудачи. Он сказал, если берешься за дело, доводить его надо до конца. Мы с Азой почти месяц сидели в Цитадели моего Удела, сгорая от скуки. Вот и строчили всякие труды, от нечего делать, а потом подбрасывали их смертным, чтоб они просвещались.

Мой экзаменационный ответ произвел настоящий фурор. Все абитуриенты бросили свои билеты и слушали меня, открыв рты. Я рассказывал о магических теоремах, которые были азбукой для любого демона средней руки, но для этих людишек звучали как откровение из иного мира, что в принципе, не так уж далеко от истины.

Я говорил о структуре заклинаний, о связи магии и квантовой физики, о том, как энергия Тьмы (ее, конечно, пришлось заменить на «негативную энергетическую субстанцию») может быть использована для стабилизации сложных ритуалов.

Я ответил на все три темы своего билета, а затем начал отвечать на дополнительные вопросы комиссии, которые посыпались на меня со всех сторон. Это был уже не экзамен, а научный диспут. И я его вел, как пастырь и учитель, снизошедший до беседы с учениками.

В конце концов, декан Баратов поднял руку.

— Довольно, Оболенский. Вы… э-э-э… осветили вопросы своего билета с неожиданной стороны. Оценка… — Он посмотрел на своих коллег.

Те в один голос выкрикнули: «Отлично!»

— Оценка «отлично», — повторил Баратов. — И, молодой человек, все же где вы почерпнули эти… э-э-э… уникальные знания?

Я посмотрел на декана с легкой, почти незаметной усмешкой.

— В библиотеке, ваше сиятельство. В пыльных фолиантах, которые все давно забыли. Интернет — полезная штука, но только книги хранят настоящие, глубокие знания.

Я поднялся со стула, на котором сидел перед комиссией, повернулся и направился к своему месту. По аудитории пронесся гул. Я видел, как Звенигородский сжал зубы, понимая, что его подстава не удалась, а княжна Анастасия Муравьёва проводила меня задумчивым взглядом, поворачивая в пальцах свою серебряную ручку.

Первый бой был выигран. Теория покорена. Но впереди меня ждал зачет по практике. И для него мне нужен был артефакт или фееричный, оглушительный фарт. Как Темный Властелин я прекрасно знаю, фарт — ненадёжная штука. За него всегда приходится дорого платить. Так что, остаётся только один вариант — артефакт.

Я взял свои вещи и вышел из аудитории, чувствуя на себе десятки глаз. Сергей Оболенский уже не был невидимкой. Он стал неожиданной загадкой. А загадки имеют свойство притягивать внимание. И, что более важно, проблемы. Но я был готов ко всему. Игра только началась.

Глава 7

Три дня. Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут.

Ровно столько времени было в моем распоряжении, чтобы я, Каземир Чернослав, наследник Империи Вечной Ночи, совершил невозможное: превратил жалкий сосуд Сергея Оболенского, полностью лишенный магии, из забитого неудачника в человека, способного если не поразить комиссию на практическом зачете, то хотя бы не опозориться вусмерть.

Невозможное для смертного, но отнюдь не для Темного Властелина.

Ну и еще, конечно, хотелось бы все же что-то сделать с самим сосудом. Его слабая физическая форма меня изрядно нервировала. Впрочем, как и необходимость одевать на себя отвратительно дешевые, старенькие вещи.

Первый шаг к предстоящим изменениям был очевиден — финансы. Без денег в этом мире, как я успел понять, ты — никто. Скромный образ жизни, обшарпанная комната, презрительные взгляды — все это было следствием пустого кошелька.

Связываться с семьей Оболенских и просить денег у них я не собирался. Мало того, что это было унизительно, так еще и абсолютно бесполезно. Память Сергея услужливо подкидывала обрывки воспоминаний, стоило мне лишь сосредоточиться.

Вспышка…

Столовая в родовом поместье Оболенских — некогда роскошная, но теперь с потертыми коврами и потускневшим серебром. За столом — отец, Михаил Оболенский, с вечно недовольным, осунувшимся лицом.

Мать, Анна, — увядшая особа лет пятидесяти, с глазами, полными тихой грусти. Немного опухшая, с синими тенями, прячущимися в морщинистых веках. Либо много пьет, либо много плачет. Ни одно, ни второе не делают чести дворянке, даже если ее жизнь полна одной лишь тоски.

И он — старший брат, Дмитрий. Высокий, статный, с густыми каштановыми волосами, обаятельной улыбкой и уверенностью во взгляде.

На его мундире офицера Императорской Магической Службы, который носят все, окончившие Институт Благородного Собрания — новенький, сияющий аксельбант.

— Поступил на службу в «Синергию», — с гордостью говорит Дмитрий, отламывая кусок белого хлеба. Хлеб, кстати, скромно лежит на тарелочке только возле брата,– С понедельника начинаю службу в отделе телепортационных сетей. Хороший товарищ помог устроится. Он сам в корпорации на отличном счету. Уровень моего дара не сильно велик, но специальность, которую предложили, того и не требует.

— В «Синергию»? — глаза отца вспыхивают восторгом. — Это одна из крупнейших магических корпораций Империи, монополист в области дальней магической связи и телепортации. Ею владеет клан Орловых-Давыдовых. — Я всегда знал, что мой Дима добьется многого! Ты молодец, сын! Горжусь тобой!

Мать смотрит на Дмитрия с обожанием. Как же. Надежда семьи. Глядишь, выберет себе подходящую спутницу жизни, с хорошим приданным, с громкой фамилией, и род Оболенских снова расцветёт.

Взгляд матушки скользит по мне, Сергею, сидящему в самом конце стола. В её глазах — не боль, не разочарование, а… пустота. Словно на этом месте никого нет.

— А ты, Сережа, — отец бросает на меня короткий, холодный взгляд, — хоть бы в Институте не опозорил нашу фамилию. Если возьмут, конечно. Денег на репетиторов у нас для тебя нет. Учись как знаешь.

— Да, отец, — тихо бормочет Сергей, уставившись в тарелку с остывшим супом, который своим тошнотворным видом и отсутствием мяса напоминает болтушку для скота. Это при том, что перед Дмитрием стоит тарелка, на которой исходится паром кусок куриной грудки.

Еще одна вспышка…

Дмитрий получает в подарок на день рождения дорогущий персональный коммуникатор с голографическим интерфейсом. Сергею дарят… книгу. Старую, потрепанную, купленную на развале.

— Тебе это полезнее, — говорит мать, избегая смотреть ему в глаза.