Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис - Страница 37

Дождавшись, когда Никанор отобьёт три поклона и удалится из антикризисного штаба, как я для себя назвал наше собрание, Матвеев продолжил:

— Подмётные письма повинно помножить. Кожный муж в Москве должен знать, что Пётр Алексеевич и Иван Алексеевич живы и здравствуют. Что Хованский — вор! Что это он народ и поднимает на бунт, дабы убить родичей царя и его самого…

— Нужно призвать всех стрельцов на защиту царя! — продолжал я.

— Поздно! — перебил меня Ромодановский. — По полкам почали жалование выдавать. Нынче они будут за тех, кто им платит.

— Но они все будут ведать, что супротив царя пошли. Стрельцов поднимают на бунт не токмо серебром, — увлекался я, вступая в дискуссию с боярином Ромодановским. — Мнят же стрельцы, что царя спасать идут. И что вы, бояре, весь род царский убить решили. А не будет веры у стрельцов, что они стоят за правое дело, так куда как меньше будет их в бунте. А кто из них покумекает, так и придёт нам помогать.

Бояре смотрели на меня с ещё большим удивлением. Словно я вещал какое-то откровение. Весь выкладывал я не прямолинейно, выискивал различные ходы в психологии стрельцов.

— Смотрю на тебя, полковник из десятских, и думаю: от лукавого ты с нами али же божьим проведением, — сказал Матвеев, глядя мне прямо в глаза.

Как будто бы от его взгляда сейчас чёртёнок во всём и покается. Я же вновь немного оголил рубаху, показывая свой крест в груди. Ничего говорить не стал.

Присутствующие перекрестились.

— Садись! — после некоторых раздумий сказал Матвеев, указывая на стул.

До того сидели лишь бояре, а я, как и положено, стоял после них. И то, что меня пригласили сесть за стол… Понимаю, что великую честь оказали. Вот бы батюшка удивился, что сижу я за одним столом с самыми родовитыми и влиятельными боярами России. Да только не узнает уже батюшка мой.

А может, он и наблюдает за всем этим, усмехается? И вовсе знает уже Иван Данилович Стрельчин, рассказали ему, кто я есть на самом деле — что вторую жизнь живу. А может, злится, что занял место его сына?..

Тем временем последовало предложение поесть, чего Бог послал. Я даже стал предвкушать, чего это Бог посылает на стол самым богатым и родовитым людям России. Однако дверь просторной комнаты распахнулась, и на пороге показался…

«Тьфу ты, вот черти принесли! Убью же гада! Есть должок!» — подумал я, но сдержался, не сказал вслух.

На пороге стоял Пыжов. Моя рука потянулась за саблей… Но её там не было, и слава Богу — ещё не хватало мне выхватить оружие в присутствии бояр. Но есть же у меня ещё потайной нож в подкладке рукава кафтана.

— К бунту призывают всех стрельцов! — запыхавшись, говорил Пыжов, не обращая внимания на мои гневные взгляды. — Говорят, как выдадут серебро стрельцам, так и собираться на Красной площади всем.

В антикризисном штабе установилось молчание. Началось.

И то, что на сроки начала стрелецкого бунта повлиял именно я — очевидно. Бунт начинался на три дня раньше.

Глава 14

Москва. Кремль

12 мая 1682 года

— Разрешите действовать! — решительно сказал я.

— Разрешить… — будто бы по нёбу покатал слово Языков.

После он посмотрел на Матвеева. Безмолвно спрашивая, мол, чего это я так разговариваю.

— Ну ты ж разумеешь, Иван Максимович, что изрёк наказной полковник? — понял Матвеев причины сомнений у боярина Языкова. — Ну а коли понятно? Чего ж смущаешься?

Ну да… Я стараюсь разговаривать на том языке, какой нынче в ходу, но явно некоторые устойчивые выражения и привычки выдают во мне… странные для этих людей привычки.

Вот Матвеев и намекал Языкову, чтоб тот вспомнил — многими я языками владею, а потому говорить могу иногда странно, по-нашему, но будто бы по-иноземному. Подходит.

— Как мыслишь, полковник, можливо ли оборонить усадьбы боярские в Москве? Тех, имена чьи в списке на убийство? — спрашивал Матвеев.

Я же едва сдерживал ноги, чтобы не вскочить и не побежать отдавать приказы. Действовать! Скорее! А боярин прямо сейчас размеренно, не спеша, ведёт разговоры. Степенная жизнь у этих людей, привыкли, что обещанного три года ждут, чего же суетиться? Бунт? А, ну ладно! Еще успеем поспать, поесть, а потом… Опять спать.

Однако чуть было и не пропустил я тот момент, что сам боярин Матвеев спрашивает у меня. Впрочем, пора бы уже перестать удивляться, да больше действовать. За ровню меня не примут, а ситуативно, теперь — я их потенциальный спаситель.

— Мой полк прибыл, почитай, в полном составе. И не только служивые люди Первого стрелецкого полка со мной, но также и иные присоединились к нам. Но нас мало. Могу предложить такое… — говорил я.

Я и раньше думал, как остановить грабежи. Если бунт будет развиваться похожим образом, как я знаю из хроник, то разграбленными окажутся многие усадьбы. Всех спасать — не выйдет. Да и свою прибыль нужно иметь в виду. Мне семью кормить. Так что предложение мое было конкретным и даже циничным.

— Ха-ха-ха! — громоподобно смеялся Ромодановский, когда я озвучил свои предложения, больше похожие на завуалированные требования.

— Экий ты плут! А якоже честь и долг? — по-своему отреагировал на моё предложение Матвеев.

— Так и честь, и долг мой — быть здесь. А подставлять стрельцов под пули и сабли за ради кого иного… вам, бояре, и без платы помочь готов. Вы печетесь о государе нашем. За правое дело постоять горазд. Но то ввам, а иные пусть свой вклад внесут. Хоть казните, — сказал я и стал ожидать жёсткой отповеди.

Ее не последовало. Я выделил этих трех бояр и польстил им, хоть и небеспочвенно, и это сработало.

— Твоя правда, стрелец! И коли нам готовый помогать, так и милостью нашей будешь одарён! А иным… — Артамон Сергеевич Матвеев усмехнулся. — Вот с них плату и брать можно! Но с нами совет в том держать!

Что ж, решено. Усадьбы Ромодановского или Языкова хоть сейчас вывозить в Кремль готов. Матвеев, наверное, пока и двора своего не имеет. Но за других рвать свой пуп за «спасибо» и «рад служить»? Нет.

Матвеев, видимо, чтобы ещё больше смягчить отношения с Нарышкиными, принялся даже не приказывать, а просить, чтобы были выделены стрельцы для охраны богатейших московских усадеб дядьёв царя. Понимаю его. Есть такой принцип, который мне когда-то еще дед внушал. Не тронь дерьмо, так оно и вонять не будет! Не тронь Нарышкиных, так не учудят чего дурного!

Но я отказался от идеи охраны усадеб. Распылять силы и без того небольшие — это могло стать роковой ошибкой. И от меня последовало коммерческое предложение.

— Снизь долю, наказной полковник! — продолжая веселиться, посоветовал мне Матвеев. — Удавятся жа иные, а не отдадут своего добра тебе и твоим стрельцам!

— Никак не меньше десяти долей, — сразу на пять процентов сбросил я стоимость услуг.

— Это по-божески, но мнится мне, что и это отдавать некоторые не согласятся, — задумчиво сказал Ромодановский. — Но на то их право. А стрельцы, кои за царя стоять будут, опроч иных должны быть в прибыли.

Вот это — правильный подход. Если другие стрельцы будут видеть прибыль и честь в том, чтоб оказаться в моем полку, так и пополнение случится. Да, контингент временщиков, те, кто только за прибылью погонятся — ненадежный. Однако и они нужны. Для критической массы.

Я предлагал, по сути, услуги по перемещению наиболее ценного имущества из боярских усадеб под защиту кремлёвских стен. И не только защиту имущества предлагал, но и охрану людей, слуг из усадеб. Ромодановский, конечно, прав — стоит мне озвучить цену, и я могу нажить себе если не врагов, то недоброжелателей. Но без врагов можно обойтись только тому человеку, который предпочитает сиднем сидеть и ничего не делать.

Я и так себя веду уже по принципу: или пан, или пропал. Я с боярами разговариваю почти как равный! Я советы им даю и осмеливаюсь перечить! Но нужно понимать, что здесь и сейчас за мной сила, а ещё я ответственный за своих же людей.