Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис - Страница 29

— С Божьей помощью, батюшка! — сказал я, стараясь не хромать, но это было тяжело без этого.

Отец увидел, что не так уж со мной всё в порядке. И дело не только в хромоте. И кафтан мой местами порван, да и сам не могу быть эталоном свежести и отдохнувшего человека.

— А что с тоб…

— Ложись! — крикнул я в сторону отца, перебивая его.

Я услышал щелчок в почти полной тишине — и понял, что сейчас случиться. От момента срабатывания спускового крючка на пистолете до вылета пули из ствола есть, может, секунда или чуть менее её. А ещё и какая-то доля секунды, чтобы пуля пролетела расстояние. И я почти что навзничь упал в грязь.

— Вжух! Вжух! — надо мной пролетели две пули.

Перекатываюсь в сторону, срочно меняю позицию. С больной ногой, да еще и с налипшей грязью, мне было тяжело ворочаться. Но жить захочешь — извернешься.

— Отец, ложись! — кричу я, краем зрения замечая, что мой родитель всё еще смотрит в мою сторону.

И уворачиваться от пуль, хоть бы согнуться, он не собирается.

— Бах! — ещё один выстрел, пуля уходит в лужу рядом со мной, поднимая небольшой фонтанчик воды.

Привстаю и ломаным шагом, а он и так у меня был не четкий, устремляюсь вперёд, где обнажил свою саблю отец, ожидающий честной драки на клинках. Схоронись, Иван Данилыч! Схоронись же, ну! Этот бой уже не может быть честным, пока в нас стреляют исподтишка, из-за угла. Бандиты, а любой, кто вот так нападает — бандит, прячутся за дверью недалеко стоящего дома, в метрах пятидесяти, или чуть меньше. Но метко же бьют, скоты!

Нога… Если бы не она, я уже стоял бы рядом с отцом. И лучше так, встретить грудью пулю, чем валяться в грязи, когда твой отец принимает удары судьбы. Глупо, безрассудно ведет себя сотник Стрельчин, но мужественно и стойко.

— Бах! Бах!

Замечаю, как один из пятерых вышедших из соседнего дома бандитов направляет пистолет именно в сторону отца. Да неужто всё равно тебе, по ком палить? Расстояние — метров двадцать пять. Выхватываю из подкладки кафтана нож и, насколько хватает мочи, кидаю в сторону бандита с пистолетом.

Нет иллюзий, что смогу поразить врага. Задача — отвлечь. И бандит замечает, как в его сторону летит нож. Он делает два шага в сторону. Я на бегу и не вижу выражения лица бандита, но почему-то мне кажется, что в этот момент он ухмылялся. Мол, идиот, глупо же надеяться поразить меня с такого расстояния.

Если это и так, то умом стрелок не блещет. Своим броском ножа я выгадал несколько секунд. Выстрела в сторону отца не последовало. Я уже рядом.

— Стреляй же! — с недоумением выкрикнул я в сторону отца. — Достань пистолеты и стреляй!

При приближении к своему родителю я заметил, что у него за поясом два пистолета. Что ж не использует? Может, не заряжены?

— Куда и стрелять? В темень? — усмехаясь, отвечал Иван Данилович Стрельчин. — Пусчай выйдут бесовы черти!

Уже трое стрельцов, те, которые первыми выглядывали из-за стены, бежали к нам на помощь. Ну что ж, теперь повоюем. Немного бы выиграть времени. А там… еще посмотрим кто-кого.

Ведь в наше время всё равно ещё большую роль играет холодное оружие, а порой и кулак. Противники приближались, то быстро, то замирали. Они выходили из дверного проёма, поэтому те, кто уже вышел, выстрелил и направился вперёд, чуть замедлялись, ожидая своих подельников.

Наконец-то и я извлёк из ножен свою саблю, что вернули мне на выезде из Кремля. Словно бы гоночным болидом пролетели в голове все уроки деда, еще какого мастера сабельного боя! Родом он был с Кубани, казаком.

— Ну? Потанцуем? — сказал я под выплеск адреналина в кровь.

Мурашки пробежали по телу. Давно уже забытое чувство. Когда шёл мстить за дочку, ничего подобного не было. Там иное — там словно бы отключились все эмоции. Да и дочь бы я не спас…

А вот сейчас, в этом новом молодом теле, адреналин бурной рекой хлещет, приободряя меня и заставляя жаждать схватки. Он опьяняет и еще нужно потратить сколько-то ресурсов, чтобы не потерять разум. В бою нужно действовать не эмоциями, но умом.

Опа! Знакомая морда! В тусклом свете то ли от полной луны, то ли от далеких, у ворот, костров, я рассмотрел одного из нападающих. Это тот самый крикун, которого первым пинками прогнали из полка. Он поднял вверх руку и, словно какой полководец, направляющий целую дивизию в бой, махнул в мою сторону.

Трое из десяти силуэтов отделились и ринулись в нашем с отцом направлении. Я принял стойку, как некогда учил дед: сабля в направлении противника, ноги чуть согнуты, ровная спина и рука, упёртая в бок. Вечно у меня с этой рукой балансировать и удерживать равновесие не получалось. Потому дед и предлагал некогда ее или «отрубить нахрен левую руку» или «упереть в бока», что характерно, тоже «нахрен».

Я понимал, что у меня до сих пор больной бок, что на ногу я припадаю, возможно, там даже, не дай бог, перелом или трещина. Но я вдруг перестал всё это чувствовать. С болью помог справиться бурный поток адреналина.

Двое противников явно наметили меня своей целью, и лишь один уходил чуть в сторону, к отцу. Именно поэтому я не стал становиться плечом к плечу или спина к спине со своим родителем. Целью нападавших был не Иван Данилыч, ею был я — так что своею персоной смогу оттягивать от отца больше врагов.

— Бах! — наконец, Иван Данилович Стрельчин воспользовался пистолетом.

Ближайшего к нему противника картинно, словно бы в кино, мощью удара пули приподняло вверх, а потом с грохотом уронило на землю.

— Дзын! — я принял на свою саблю удар палаша, с отводом вражеского клинка в сторону.

Детские мечты сбываются, я когда-то мечтал сражаться с врагами дедовой саблей. А вот сейчас ситуация мне не кажется романтичной. Моя сабля была снизу, я крепко контролировал клинок, остриём смотрящий на бандита.

— На-а! — с криком я устремляю саблю снизу вверх, далеко не сразу встречая серьёзное сопротивление, вонзая лезвие в человеческую плоть.

Нет, это не романтично. Я разрубил человеку тазобедренную кость, клинок застрял в районе живота. Кровь и ещё какая-то жидкость, не хочется и думать, какая именно, обильно брызнула на меня, заставляя зажмуриться. Забывшись, опираюсь на другую ногу и… чуть было не падаю из-за резко кольнувшей боли.

— Дзын! — рядом, встав впереди меня, удар ещё одного бандита принял на свою саблю отец.

— Дзын! Дзын! — почти что над головой слышался звон металла.

Отец стоял спиной ко мне, почти вплотную. Ещё один пистолет он так и не использовал. И я, дотянувшись ему до пояса, выхватил оружие, взвёл курок… подсыпать бы на полку пороха, выстрелит ли. Я направил в сторону напирающего на отца бандита и тут же надавил на спусковой крючок. Собачка, или «петушок» опустилась на пороховую полку, порох моментально воспламенился… А казалось, что его там вовсе нет.

— Бах! — грохнул выстрел, снося напрочь бандита, с которым во всю рубился Стрельчин-старший.

Отец повернулся в мою сторону, я уже стоял, вновь изготавливаясь к бою на клинках.

— Батюшка, отстранись, ворога не вижу! — сказал я, выглядывая противника из-за плеча отца.

— Бах-бах-бах! — сразу три выстрела прозвучали почти в унисон.

Резкие вспышки сгоревшего пороха на миг осветили лица убийц. Но у меня не было возможности рассмотреть. Отец закрывал обзор. И он…

Нет!!! Оттолкнувшись больной ногой, я тянусь к отцу — защитить, утащить, загородить! Пусть только вместе мы упадём на землю, пули пролетят мимо. Поздно, поздно — не стал слушать юношу отец, упрямство украло у нас спасительный миг.

Я потащил за собой Ивана Даниловича, батю, но… Толчок пули, попавшей в отца, был ощутим и для меня, обнимающего пожилого сотника. Мы завалились, и две других пули пролетели мимо.

— Отец! — выкрикнул я, одновременно пытаясь подняться.

Иван Стрельчин смотрел прямо на меня — но широко раскрытыми глазами. На миг мне показалось, что он улыбается. Но ответить мне славный сотник уже не мог. Убили его, скоты? Нет… Глаза еще не пустые у родителя.