Акбилек - Аймаутов Жусипбек - Страница 15

Баба принялась копошиться у печи, стуча посудой.

В этот миг из печи, как в сказке, показалась лохматая головка совсем уж маленькой чумазой девочки. Дервиш, прислонивший по сох к стене за своей спиной, внезапно наклонился и затянул-заныл что-то свое. Замарашка так и вытаращилась на него.

Баба поднесла Акбилек плоский темный ковшик, внимательно вглядываясь в ее лицо, а у той веки закрываются, пришлось придерживать у ее губ посудину. Пока Акбилек пила, она стояла и, посматривая в сторону дуаны, с хрустом почесывала свою ногу через дыру в подоле. Не успела она отойти, как Акбилек, нащупав позади себя то ли зимнюю шубу, то ли ватные штаны, в общем, какую-то домашнюю рухлядь, упала на нее и прикрылась чапаном. Как стала Акбилек валиться набок, дервиш подвинулся, а потом и вовсе встал и почти на ощупь выбрался из дома. Увидев, что ее го стья прилегла, вышла и хозяйка. Что там было дальше, Акбилек неведомо, провалилась в сон.

Во дворе баба насела на дервиша, выпытывая у него все о его спутнице. А услышав: «Дочка Мамырбая», произнесла, все поняв: «А!» То, что она уложила в своем доме дочку самого Мамырбая да угостила — новость столь великая, что не вместиться ей только в одной бабе, надо обязательно быстренько сбегать к Дойной верблюдице за горстью муки.

Что за нелепица! Станет ли нормальный человек выпрашивать у верблюдицы муку? Непременно баба побежала к соседке, известной как Боз-изен. Да, хватает казахам ума дать порядочной женщине такое имечко. Спасибо, что не дали кличку вроде Бут-жимас, с намеком, что такая никогда ляжки свои не сожмет. Однако, если желаете, расскажем, кто такая эта Боз-изен. Мы это запросто. Посудачить, потрепать языком для нас — одно удовольствие, так что, если начали, значит, понеслось.

А говорим мы о жене известного Мусабая. Каждая аульная собака знает, что прозвали ее Дойной верблюдицей за свойственную ей манию величия. Если бы даже степь заговорила вдруг о своей значимости, то и ей не переговорить Боз-изен; поток бахвальства до сих пор так и изливается из ее рта, несмотря на то что хвастунья постарела изрядно. Как ни старались недру­ги, так и не смогли разубедить Боз-изен в ошибочности выбора ее страсти. Тонкошеий муженек ее, затасканная борода, не смел и вякнуть, выслушивая супругу. Да, точно, бьпь бы Боз-изен не только первой и неподражаемой в ауле, а может даже и в полумире, если бы не путалась под ногами тут одна рыжая носатая сучка — женка Бирмагана, рта ведь не дает раскрыть! Женщины, прелесть, начнут ругаться, так такое наворочают… Хватит, пусть им!

Так о чем это мы? А-а, о той бедняцкой бабе, устремившейся к Боз-изен. Интересно, что это она не побежала к Рыжей, приходившейся, между прочим, ей родственницей? Есть, значит, в этом какая-то хитрость. Наверняка решила, воспользовавшись немыслимым случаем, подоить еще разок верблюдицу (надо сказать, такое уже удавалось).

Когда вошла соседка, Боз-изен укачивала своего светловолосого ребенка Ануарбека, которого Рыжая звала не иначе как ублюдком. Надо же — назвала сына в честь какого-то знаменитого турка, о котором и слышала-то краем уха! Как же еще, паршивого пса непременно назовут Волкодавом.

— Успокойся же, Ануар-жан! Поспи, миленький! — и ладошкой похлопывает плечико сыночка, поглаживает, одеяльце поправит, под бочок подоткнет, смотрит — не налюбуется.

Увидев, что у дверного косяка мнется соседская баба, Боз-изен важно нахмурила бровь:

— Кумсинай, ты по делу или так?

— По делу… Есть одно… — Кумсинай бочком-бочком приблизилась к Боз-изен.

Боз-изен расправила на плечах края кимешека, уселась поудобней и в ожидании более-менее свежих новостей подставила соседке ухо, угадывающееся под белой тонкой тканью накидки. Та стала нашептывать.

— А, оставь! — откинула голову Боз-изен, но тут же наклонилась щекой к собеседнице, азартно, как охотник к прикладу ружья. — Так она одна?

Но всласть поговорить не удалось, сообщили, что вернулся муж, и пришлось хозяйке встать и пройти в переднюю комнату. Вернулась с чашечкой муки, отдала ее соседке и сказала:

— Сама зайду.

— Зайдите, да смотреть не на что. Спит она.

Для Боз-изен возражение Кумсинай, что топот вши для уха. Не откладывая столь важное дело в долгий ящик, она поспешила в летнюю кухню, ще кипятила молоко ее свекровь, и, подмигивая, сообщила той все, что только сама узнала. Старуха попробовала на вкус молоко и принялась раскочегаривать огонь в печи. С видом, мол, мне все равно, Боз-изен поправила гриву под кимешеком и направилась искать мужа. Супруг, справив нужду на заднем дворе, возился со штанами: одна рука на поясе, вторая — под. Наскочив на него, Боз-изен выдернула его руку из глубин исподнего и ошарашила:

— Ой, ты слышал?!

Оповестив таким образом всех в собственном доме, Боз-изен рванула с этой новостью наружу, вышла и, важно сложив ручки калачиком на передке, двинулась по домам. Так она прошлась с треском по всему аулу и с быстро сложившимся хвостом в виде одной девицы и двух баб добралась до жилища Кумсинай.

Боз-изен хотя и не супруга большого начальника, но была в курсе всех событий, происходивших в волости, вмешивалась и в партийные дрязги, и вовсю крутила богатыми господами, ухо держала востро, до всего ей дело, общественная, значит, была личность. С мужчинами могла сразиться и в шашки, и в карты, за компанию табак заложить за губу, го сть у нее непременно запоет, а если разойдется, то и сама затянет с ним песню. И с молодыми она свой человек. Лишь один крохотный дефект присущ был ее персоне: на ней самой платье всегда в идеальном порядке, а вот до остальных женских забот ей дела нет. Новенькие одеяла раскиданы как попало, постель никогда не убирается, замусорена, вещи в беспорядке. Мерзкая Рыжая так и треплется о ней: «Задницу даже свою не подошьет!»

Рядышком с Боз-изен крутилась весьма схожая с ней красивенькая романтичная девица. Это Айтжан, что ли? Да, она. Свою Айтжан она нахваливает, просит помузицировать на домбре, песенки спеть, сводит с парнями и сама среди них, а дойдет во время шуточек до непристойных выражений, куца там этой Айтжан до нее самой. Так вот, выдала она недавно эту Айтжан замуж, теперь скучала без затей, а тут вроде как сам Бог послал такой удачный случай развлечься Боз-изен:

— Бог мой, нет чтобы зайти к нам, потащилась к этой несчастной Кумсинай, с чего бы это?! — идет и возмущается.

Боз-изен любопытно: что собой представляет девушка, на которую глаз положили русские? Чем хуже ее Айтжан? Как одета? Конечно, не те вопросы, Боз-изен важно увидеть, что с ней стало после русских? Это только и узнать. Русские заскакивали и в ее аул, бабы-девки попрятались среди скал, а она сама попала троим солдатам в руки, натерпелась от них. Одна девушка из нижнего в ауле дома тоже не успела скрыться и от таких дел помешалась, лежит до сих пор тихонько так у печки. Однако способно ли даже такое насилие изничтожить в женщине ее натуру в самом что ни на есть естественном чувственном смысле?

Заходит Боз-изен со свитой под крышу Кумсинай, в уголке кто-то, свернувшись, лежит. Вряд ли дуана, он, кажется, бродил ще-то там, за домом, откуда доносился собачий лай. Боз-изен передала спутнице лампу, подошла к лежавшей и приподняла с ее лица край чапана. Акбилек спит, посапывая, струйка слюны протянулась от края чуть приоткрытого рта.

— Э, бедняжка!

Кумсинай сунулась сзади:

— А что вы хотели? Пусть поспит.

Боз-изен подняла чапан на спящей выше, оглядела костяные пуговицы платья, чуть ли не под подол заглянула, ощупала все карманы, потрогала кожаные чулки. Закончив свои манипуляции, поправила растрепавшиеся волосы и заключила:

— Девушка, со всех сторон девушка!

Стали обсуждать и чапан из шелковой ткани, и безрукавку, расшитую полудрагоценными камнями, и батистовое платье, одна говорит: «Платье, как у Айтжан», вторая не согласилась: «У Айтжан получше». Пришлось самой Боз-изен высказаться, по ее мнению выходило, что женщины ничего не понимают в вещах, у Айтжан все в пять раз качественней да богаче. Айтжан и умнее. Те же русские за ней не угнались, спаслась от позора. Да и самой ей повезло (то, что она затяжелела тоща от кого-то из них, не в счет).