Стерва. Обольщение (СИ) - Виннер Лера - Страница 10

В самом деле, не задав мне ни одного вопроса, он подогнал Морока, и к вечеру мы были уже очень далеко. Быть может, даже дальше, чем он рассчитывал оказаться.

Вопреки логике и моим ожиданиям, он так и не задал ни одного вопроса, разве что время от времени посматривал на меня со сдержанной тревогой и молчал.

Стоило ужасу, заставившему меня забыть обо всём на свете, отступить, его место заняли мелкая внутренняя дрожь и стыд. Незадолго до того я думала, как оправдываться перед бароном за свой испуг на постоялом дворе.

Что, если он сочтёт меня преступницей? Ведь только преступники убегают так — оглядываясь на каждый скрип и отчаянно спеша.

Что, если он мастерски использует моё безоглядное доверие к нему и везёт меня прямиком в ближайшую комендатуру? Или в дом умалишённых?

Да и безоглядное ли?

Посреди широкой тенистой дороги, пролегающей через густой лес, я вдруг поняла, что и правда слепо позволила своему спутнику решать, куда мы едем.

Именно это я обещала, напрашиваюсь с ним — не подавать голоса без лишней необходимости и не обременять. Да и никто не мешал мне свернуть в сторону на любой развилке, вежливо попрощавшись с ним.

И всё же это было так странно — просто следовать за ним в уверенности, что он знает, как лучше.

— Мадам Мелания, — Монтейн негромко позвал меня, отвлекая от столь ошеломительных мыслей.

Я подняла голову и с удивлением обнаружила, что начинает темнеть. Или же этот эффект ранних сумерек создавал лес. Барон остановил коня, и мне пришлось сделать то же самое.

— Вечереет. Я думаю, нам сто́ит остановиться. Постоялых дворов в окру́ге нет. Вернее, я знаю один, но мы его уже объехали, и сейчас там будет не протолкнуться.

— Значит, ночуем здесь, — я кивнула решительно и, как мне хотелось бы верить, спокойно. — Давайте поищем место.

«Дрожала как лист на ветру», — это сравнение всплыло в памяти так некстати.

Кто знает, могло ли моё положение стать ещё более плачевным, если бы я провела прошлую ночь с Монтейном.

Я не подумала об этом накануне, а подумать следовало бы. Но не сейчас.

Я быстро спешилась, краем глаза отметив удивлённый взгляд собравшегося галантно помочь мне барона, и взяла Красавицу под уздцы.

— Идёмте, — Монтейн кивнул и первым шагнул в лес. — Нужно найти место, пока ещё относительно светло.

Он шёл не слишком быстро, но и не слишком медленно. Очень уверенно, как человек, убеждённый в том, что перед ним откроются все дороги.

Возможно, он видел чуть больше. Видел то, что недоступно человеческому зрению. В любом случае мне оставалось только следовать за ним.

Небольшая окружённая деревьями поляна и правда нашлась быстро.

Пока барон привязывал лошадей, я осмотрелась и нашла место приятным и безопасным. Зелени вокруг было много, и она была достаточно густой, чтобы пробраться через неё незамеченным оказалось весьма непросто.

— Я не планировал обзаводиться попутчиками. Тем более попутчицами. Так что ничего, похожего на палатку у меня нет, только лежак.

— У меня есть лежак.

Опомнившись, я развернулась, чтобы снять седельную сумку с красавицы, и с удивлением обнаружила, что она уже лежит на земле. Пока я беспечно оглядывалась, стоя столбом, Монтейн снял с лошадей всё, что могло помешать им отдыхать, и уже раскладывал вещи.

— Не стоило, — я опустилась на траву пылом с ним, сгорая от стыда и забирая сумку. — Я в самом деле не хочу быть вам обузой. Вы и так во второй раз вынуждены останавливаться из-за меня.

Пальцы мелко задрожали от злости на себя и разочарования в себе же, и я вздрогнула, когда Монтейн вдруг перехватил мою руку.

— Мы остановились, потому что наступает ночь. Давайте разведки костёр и поужинаем.

Его прикосновение оказалось тёплым и… надёжным. Как будто, накрыв ладонью моё запястье, он утихомирил все мои волнения и страхи разом.

Всё же решившись поднять голову и встретиться с ним взглядом, я тихо и медленно вздохнула.

— Простите.

Это было за всё и разом, за то, что уже случилось, и то, что ещё только предстояло, но барон… Вильгельм, конечно же, понял, по-своему.

— Я займусь огнём, а вы устройте нам подобие пикника.

Еды у нас было вдоволь и весьма недурной. Барон не скупился на запасы, и хотя деньги у него, явно водились, мне стало любопытно, всегда ли он подходит к вопросу так основательно? Или эта предусмотрительность была в мою честь?

Всё та же интуиция подсказывала, что всё же второе. Монтейн производил впечатление человека неприхотливого, почти аскетичного, хотя возможности и вкус у него, очевидно были. Стало ли такое отношение к себе следствием попытки себя же наказать, или причина заключалась в воспитании и привычке… Я не видела толку гадать, но наблюдала за ним с интересом и некоторым удовольствием.

Скинув плащ и жилет, Вильгельм остался в одной рубашке и принялся складывать дрова.

В том, как именно он собирается добыть огонь, я ни секунды не сомневалась — достаточно оказалось небольшой искры, вспыхнувшей на его ладони.

Пламя занялось тут же, спокойное, ровное, красивое, и я замерла ненадолго, прежде чем решилась подойти к нему.

— Это не больно?

Барон поднял голову, и только потом выпрямился, как будто выгадывал время, решая, что мне ответить.

— Нет. Я бы сказал, даже приятно. Это разгоняет кровь.

Изнывая от любопытства, я бы никогда не решилась попросить его показать ещё раз, но Монтейн понял сам.

Он протянул мне раскрытую ладонь, и секунду спустя в центре ладони вспыхнул огонёк. Он был белым с золотыми прожилками, густым как молоко, и ни на что на свете не похожим. Не решаясь коснуться его, я склонилась ближе, а барон поднял руку, чтобы мне стало удобнее смотреть.

— Вы… родились таким?

Спрашивать о подобном было сверх всякой меры неприлично, но вопрос сорвался с губ прежде, чем я успела опомниться.

— Нет. У меня были очень слабые задатки. Я прилежно учился. И получил даже больший результат, чем смел надеяться.

Монтейн говорил сипло, как будто голос у него внезапно сел, и я вскинула глаза в надежде поймать его взгляд.

Мне это не удалось. Вильгельм продолжал смотреть на искрившуюся в его ладони силу, и мыслями был явно где-то далеко.

А точнее, давно.

В такой момент не следовало ему мешать. Правильнее было бы убраться подальше и сидеть тихо, но он сам не спешил ни отходить, ни гасить это прекрасное пламя, и я продолжила любоваться им.

— Это очень красиво. Я знаю, что такое может плохо звучать, но… Это очень красиво.

— Вы думаете?

На этот раз Монтейн посмотрел на меня первым, и я рискнула встретиться с ним глазами.

Взгляд у него был спокойный. Тёмный и… мудрый?

Взгляд человека, понявшего что-то важное о себе самом и о жизни.

— Да. Я думаю, что сила, если она есть, должна приносить радость. Должна делать жизнь осмысленной. Она тяжела, когда превращается в нескончаемый долг. А твоё пламя сияет.

Я осеклась, поняв, как легко, как гармонично у меня сорвалось это «ты». Как если бы я говорила с человеком, которого знаю всю жизнь.

Монтейн же лишь бледно улыбнулся и сжал руку в кулак, гася зачаровавший меня огонёк.

— Вы много об этом знаете, мадам Мелания.

Он никак не выделил это своё обращение, даже интонацией не поставил меня на место, а дыхание у меня всё равно перехватило. В его голосе не прозвучало затаённой иронии или досады. Лишь лёгкая тень удивления и… удовлетворения?

Что бы ни было, на этом фоне его «вы» оказалось лишь знаком уважения, которого я точно не заслуживала.

Проще и правильнее было перевести тему немедленно.

— Давайте посидим у огня? Я всё приготовлю.

Губы барона дрогнули снова:

— Давайте. По правде говоря, я забыл, когда кто-то готовил для меня.

Он отошёл, чтобы достать лежаки, не дожидаясь моего ответа, а я ещё почти минуту стояла, не двигаясь, потому что готова была поклясться: Монтейн смутился того, что сказал.

Акцентировать внимание на этом его чувства не следовало, тем более не следовало подогревать его, и я занялась ужином, с определённой горечью находя, что и сама почти забыла, каково это. Расстелить одеяло, разложить припасы, продумать всё так, чтобы они не таяли от жара огня, но мы могли расположиться удобно.